Влад Тарханов

  Точка излома

  И жизнь прожить - не поле перейти...

  1.

  Во вторник, 14 августа 2012 г. Николаю Степановичу Безруку исполнилось сорок три. И впервые за последние сорок с крючком лет его собственный день рождения Николая Степановича не обрадовал. Традиционно он проводил день рождения в каком-то кафе, во-первых, чтобы можно было собрать всех друзей, во-вторых, чтобы не "напрягать" жену, в- третьих, чтобы не раздражать лишний раз тещу.

  Так получилось, что после первого неудачного брака, который тянулся восемь долгих лет и закончился стремительным и болезненным разводом, Николай оказался, как говорят на Украине "в прыймах" . Его вторая жена, Надя, женщина добрая, бесконфликтная и очень спокойная по характеру была противоположностью взрывному и эмоциональному мужчине, которым был по сути своей Коля Безрук. В свои сорок три он стал обладателем второго сына, теперь уже пяти лет отроду, (старший от первого брака жил вдалеке от отца - в другом районе города), дочери чуть помоложе, и очень спокойной семьи. Казалось, вот оно, счастье, живи и наслаждайся.

  Но жить и наслаждаться не получилось.

  Говорят, что после сорока все болезни начинают вылезать наружу. У Николая получилось, что болезни пошли в атаку после сорока одного. Появились какие-то боли внизу живота, сначала тупые, какие-то мутные, непонятные ни для Коли, ни для участкового врача. Обследования долго ничего не давали. А боли становились сильнее. И вот накануне своего сорокатрехлетия, в областном онкодиспансере, Николай получил окончательный приговор. Сейчас врачи говорят диагноз в лоб, сразу, чтобы поставить человека перед выбором - лечиться или умирать. Никто ни от кого ничего не скрывает. Большинство выбирает лечиться. У врачей. Совсем немногие выбирают лечиться альтернативными методами, а еще значительно меньшее число выбирает умирать. Но некоторые, кто выбирают умирать, живут дольше тех, кто выбрал лечиться.

  Николай Степанович Безрук к медицине прямого отношения не имел, был по профессии инженером, работал в политехническом университете, в лаборатории измерительной техники, но именно из-за этого имел с медициной кое-какие дела: их лаборатория разрабатывала датчики для медицинских экспериментальных приборов. Некоторые были настолько удачными, что пошли в серийное производство, а один датчик, к разработке которого Николай имел непосредственное отношение, был куплен серьезной иностранной фирмой, как только прошел патентирование.

  По ходу своей работы Коля последние семь лет регулярно посещал медицинские учреждения города, общался с врачами (большей частью профессурой), а потому в медицинских вопросах худо-бедно ориентировался.

  Николай сел в лифт, а уже через каких-то полторы-две минуты вышел в колодец двора, окруженного такими же стандартными многоэтажками, в какой ему пришлось провести большую часть своей никчемной жизни. На улице накрапывал дождь. Небо было хмурым и серым, черные и свинцовые тучи висели низко, облака перестраивались на самых разных высотах, казалось, что небо давит на Колю всей своей тяжестью, но эта тяжесть была ему в радость, ведь скоро он почувствует всю тяжесть земли. Да-да, все дело было в настроении. Оно было тяжелым, свинцовым, безрадостным: как раз под стать кошмару, происходившему во дворе. Дождь немного подумал, чуть было перестал, но тут же усилился. Безрук бросил курить девять лет назад, но сейчас, именно в эту тяжелую минуту, ему захотелось быстро выкурить одну-две сигареты подряд или затянуться крепкой ароматной сигарой, как те кубинские, которыми его угостил студент из Острова Свободы, живший с ним в общежитии в одной комнате. Почему-то студенческие воспоминания Колю Безрука немного успокоили. И многоэтажный приземистый корпус их института, который теперь уже стал университетом, и общежития, расположенные рядом с корпусом факультета, и студенческие вечеринки, на одной из которых он познакомился со своей первой женой, которая, как ему казалось тогда, была самим воплощением совершенства. Воспоминания нахлынули как-то хаотично. Детство в маленьком провинциальном городке. Школа. Потом вспомнился развод родителей. Потом его собственный развод, который он очень сильно пережил, даже поседел в тот самый день, день развода.

  Где-то прогрохатало. Коля осмотрелся, но никакой тяжелой машины нигде не было видно. Неужели гроза? Но молнии вроде бы не сверкали, хотя, кто его знает, с этой странной погодой, была же гроза каких-то пару дней назад, а на небе вроде с утра ни облачка.

  Неожиданно Николай обратил внимание на людей. Они куда-то шли, в чем-то копошились, как ему показалось, такие же безрадостные, угнетенные тяжелыми мыслями, придавленные этой жуткой погодой, такие же, как и он сам... Даже вот тот ребенок в резиновых ботиках и с лопаткой в руке, направляющийся в песочницу, смеялся как-то неискренне. И что ему делать в мокрой и холодной песочнице, вот и смеется неискренне, Коля был в этом уверен.

  Нет, давайте попытаемся полностью восстановить ход событий. Примерно около года Коля стал замечать неладное: он похудел, пропал аппетит, стал каким-то капризным в еде, да и вообще капризен вне всякой меры, быстро уставал, а когда работал физически, очень быстро стала появляться одышка, для его возраста совершенно не характерная. Николай не сразу бросился к врачам, но когда наступило время, что не заметить изменения его здоровья было невозможно, а с мочой неожиданно пошла кровь, Коля просто вынужден был лечь в больницу на обследование. Увы, даже если все профессора местного медицинского будут твоими знакомыми, неутешительный диагноз, если он есть, все равно тебе объявят.

  Профессор-онколог, с которым Коля испытывал датчик чрескожного измерения насыщенности крови кислородом , взял на себя тяжелую обязанность объявления пациенту диагноза, который и звучал как приговор.

  - Николай, мы нашли у тебя опухоль в области почки, она небольшая, но дала метастазы. Могу сказать, что в данной ситуации операцию делать нет никакого смысла. Ты мужчина крепкий, так что курс-второй лучевой терапии и плюс химия, так что не все еще потеряно.

  - Виктор Алексеевич (так звали профессора), скажите откровенно, какие мои шансы? - голос Николая звучал как-то немного отстраненно, даже равнодушно, как будто он спрашивал не о себе, а о какой-то тетке Вали из Торжка.

  - Коля, извини, но ты сам просишь... - казалось, что медику стало немного неудобно, он как-то извинялся сам перед собой, что ли. - Дело в том, что если будешь сидеть на химии и лучевой - года три-четыре, больше тебе никто гарантировать не сможет... Если не лечиться - другой крайний вариант, можешь годика полтора-два протянуть, сам знаешь, что...