«Сильно, однако, тебя задело, – констатировал Данилов. – За пять минут – уже вторая шпилька в адрес шефа. И явно с расчетом на то, что я ему обе шпильки передам… Перебьешься, я тебе не почтальон».

К своему шефу Данилов относился без восторгов и пиетета, но с уважением. Нормальный, в целом, начальник, попадались и хуже, гораздо хуже.

– Да и у меня, признаюсь, дел выше крыши, так что спокойно поговорить можно только после шести часов вечера, – продолжал Ямрушков. – Надеюсь, что у вас после работы нет каких-либо неотложных дел?

– Абсолютно никаких, – заверил Данилов.

– Тогда я, как председатель экспертной комиссии, должен официально спросить согласны ли вы принять участие в ее работе? – Ямрушковиспытующе прищурился. – Только учтите, что коней на переправе не меняют. Если уж согласились, то согласились и работаете. Возможно, вам придется выступить на судебном заседании. Обычно это делаю я, но разные бывают ситуации. Тут уж, как говорится, все дела пускаются побоку, потому что из-за вашей занятости никто заседание переносить не станет. Возможно, у суда возникнут новые вопросы и дело затянется. Но тут уж, как говорится – коль взялся за гуж, не говори, что не дюж…

Данилов кивком подтвердил свою готовность сражаться до победного конца.

– И вот еще что, Владимир Александрович… – голос Ямрушкова заметно построжал. – В нашем с вами случае вопрос звучит так: «Кто виноват?». Ваше мнение кого-то оправдывает, а кого-то обвиняет, нейтралитет в данном случае соблюсти невозможно. Имейте, пожалуйста, это в виду, чтобы потом я не выслушивал рефлексий на тему: «ну как же я могу обвинить коллегу?». Можете! И должны, если уж взялись разбираться в ситуации! Или вообще не беритесь. Могу дать совет – относитесь к делу как к логической задаче, абстрагируясь от конкретных личностей. Так проще.

Данилов подумал, что вряд ли уместно решать судьбу человека, абстрагируясь от его личности, но с Ямрушковым своими сомнениями делиться не стал.

– Я все понимаю, Валентин Семенович, и готов участвовать, – сказал он.

– Вот и хорошо! – видимо, это выражение явно было у Ямрушкова одним из любимых. – Полдела сделано, осталось произвести хорошее впечатление на Ларису Вениаминовну. Но я уверен, что у вас это получится!

– Вообще-то я не мастер производить впечатление, – признался Данилов. – Да и зачем? Я же не свататься собираюсь.

– К словам станете придираться, когда будете читать материалы! – хохотнул собеседник. – Хорошо, скажу иначе – станете придираться, если Лариса Вениаминовнасочтет вашу кандидатуру подходящей. Приготовьтесь к тому, что она станет интересоваться вашей биографией, начиная с детского сада. Это я, варящийся в одном котле с вами, ради экономии времени заранее собрал о вас сведения и потому лишних вопросов не задавал. А Лариса Вениаминовна начнет с чистого листа. Кстати говоря, она считает себя знатоком психологии, так что не удивляйтесь, если некоторые вопросы покажутся вам странными…

Судья Тимирязевского районного суда Лариса Вениаминовна Подолячко старалась выглядеть лет на двадцать моложе своих законных, что было хорошо, поскольку возрасту поддаваться не следует, но при этом сильно перегибала палку, что было не очень хорошо, потому что все хорошо в меру. В первый момент Данилов подумал, что застал за столом в кабинете судьи какую-нибудь стажершу или курьершу, уж больно эта платиновая розовощекая куколка не соответствовала облику судьи. Но куколка властным хозяйским жестом пригласила его войти, а вблизи оказалось, что ей не меньше сорока пяти лет (это Данилов определил по рукам и сети морщин вокруг глаз).

Первый вопрос слегка озадачил Данилова.

– Семья у вас есть? – спросила Лариса Вениаминовна, пристально глядя прямо в глаза Данилову.

Ее низкий хрипловатый голос заядлой курильщицы совершенно не сочетался с кукольным обликом, впрочем, как и холодный испытующий взгляд.

– Есть, – кивнул Данилов. – Жена, взрослый сын, дочь-школьница.

– Это хорошо, – одобрила Лариса Вениаминовна. – Наличие семьи – показатель серьезности человека. А эксперт, от заключения которого зависит судьба человека, должен быть серьезным.

Кукольный облик дамы среднего возраста нельзя расценивать как признак недалекости. Мало ли, как человек видит себя? У каждого из нас есть свои представления о прекрасном. А вот склонность к изречению прописных истин признаком ума никогда не считалась, и совершенно справедливо не считалась. Хотя, может это у нее стиль такой – сначала косит под недалекую дуру, а потом как схватит собеседника за жабры… Впрочем, зачем ей притворяться? Она же не следователь, а судья, ей за жабры хватать незачем.

Далее Лариса Вениаминовна поинтересовалась только анкетными данными Данилова, его стажем и продолжительностью работы на кафедре, а затем начала интересоваться знакомствами с причастными к рассматриваемому делу и с администрацией больницы имени Филомафитского. Смотрела она при этом так холодно, что Данилов чувствовал себя партизаном, попавшим на допрос в гестапо.

– Медицинский мир тесен, – сказал Данилов как бы между прочим. – Можно сказать, что мне повезло с отсутствием знакомых в больнице.

– Факт личного знакомства, в отличие от родства, препятствием не является, – ответила судья. – Но может служить основанием для обвинения в необъективности. Адвокаты хватаются за любую соломинку.

Закончив со знакомствами, Лариса Вениаминовна перешла к психологии.

– Скажите, а как вы относитесь к тому, что врачей привлекают к суду за их профессиональные ошибки? – спросила она. – Все люди ошибаются, но ведь не всех судят?

– Ошибка ошибке рознь и цены у ошибок разные, – ответил Данилов. – Водителя автобуса или, скажем, строителя, тоже могут судить, если в результате их ошибок кто-то погиб или получил увечье.

– Водители – дело другое, – возразила собеседница. – Их ошибки являются следствием нарушения правил дорожного движения и должностных инструкций. А у врачей работа сложная и в ней всегда присутствует элемент риска. Вот у вас лично умирали пациенты?

– Было дело.

Почему-то из всех смертей Данилов первой вспомнил Ольгу, врача-травматолога из Склифа, с которой он когда-то очень близко дружил. Воспоминание оказалось настолько болезненным, что отразилось на лице.

– Я просто интересуюсь, – поспешно сказала Лариса Вениаминовна. – Человек, переживший несчастье, лучше понимает другого человека, оказавшегося в таком же положении. Я назначила повторную комиссионную экспертизу не ради развлечения, а для того, чтобы разобраться и понять, по чьей вине умер пациент. Все указывает на анестезиолога, но он категорически не признает свою вину. Подобную упертость обычно можно наблюдать у отъявленных рецидивистов и криминальных авторитетов, которые никогда ни в чем не признаются, пока их не припрут к стенке. Но подобное поведение врача, человека без криминального прошлого, меня, честно говоря, удивляет. Впрочем, забудьте то, что я сейчас сказала, потому что я не должна была делиться с вами своими соображениями! Сама не знаю, что на меня нашло.

«Находит на юных восторженных дев, а не на опытных чиновниц, да к тому же и судей, – подумал Данилов. – Темнишь, подруга, комедию ломаешь! Стремишься произвести впечатление человека в поисках истины… Зачем? Для того, чтобы я написал об этом в своем бложике?».

Дальше было скучно. Лариса Вениаминовна быстро заполнила постановление о признании Данилова экспертом, разъяснила ему права и обязанности, а затем торжественным голосом зачитала триста седьмую статью Уголовного кодекса, согласно которой за заведомо ложное заключение Данилову грозили разные кары, начиная со штрафа и заканчивая двумя годами исправительных работ. Финальным аккордом стало заключение договора о возмездном оказании услуг с Тимирязевским районным судом.

В общей сложности Данилов провел в суде три с половиной часа и невероятно устал от всего этого бюрократического занудства. Но занудство совершалось в рабочее время, к тому же шеф отпустил Данилова на весь день, так что роптать не было повода.