— Мне нравятся твои волосы, — говорю я ей. Она кивает.

— Но не моему отцу, — ухмыляется она.

— Разве не в этом смысл?

Она усмехается.

— Мне нравится, что ты меня понимаешь.

Я смеюсь и кусаю круассан. А потом я хочу умереть. Сразу после того, как съем ещё сотню таких булочек.

— Бог ты мой. Это лучший круассан, который я когда-либо ела, — говорю ей я со всей серьезностью.

Она кивает.

— Маринетт — француженка, и она делает их своими руками. Честно, я думаю, что это лучшая вещь в доме Гилиберти. Я, вероятно, наберу десять фунтов этим летом.

Подождите. Что?

Я пару минут назад отметила, что её рубашка идентична моей. И она наберет десять фунтов этим летом?

— Ты тоже будешь здесь работать? — спрашиваю я. — Никто не говорил мне об этом.

— Ага, — кивает она. — Я работала на них в прошлом году. Это самая простая работа в мире, и она будет хорошо смотреться в приложениях для колледжа. Мы обе будем работать в сувенирном магазине.

Я вопросительно смотрю на неё, и она объясняет, что здесь проводятся экскурсии по оливковым рощам и поместью, и что в конце туристические группы заходят в сувенирный магазин. Туристы приобретают оливки и закуски из оливкового масла.

— Они также продают вино с семейной винодельни Мисс Стервы, — добавляет Мия.

Тьфу ты. Элена. Лишь мысль об этой Мисс Совершенство немедленно оставляет неприятный привкус во рту.

— Но это весело, — продолжает Мия. — Данте будет здесь всё лето, и он будет часто заходить в магазин. Плюс тут целая куча ребят нашего возраста, которые наняты для летней помощи в рощах. Тебе понравится. Но надень свою рубашку. Пришло время идти на работу.

Это действительно звучит весело.

Особенно та часть, где Данте будет заходить в магазин.

Я улыбаюсь и поворачиваюсь, чтобы снять свою пижамную футболку, и, как только я это делаю, я вижу Данте, стоящего на краю рощи с Эленой.

Я замираю, и моя рубашка падает на пол.

Я прирастаю к месту, наблюдая за ними.

Элена стоит близко к нему, слишком близко, а Данте что-то говорит. Её рука у него на груди, и он не отталкивает её. Через несколько минут она поднимается на носочки и целует его в губы. Это мягкий поцелуй, не длинный и слишком длинный одновременно. Потому что он не отталкивает её. Они говорят в течение ещё одной короткой минуты, а затем он разворачивается и уходит.

Элена наблюдает за ним секунду, потом поворачивается и идёт в мою сторону. И когда она это делает, её зелёные глаза находят меня с лазерной точностью, и в её взгляде самая настоящая злоба и ненависть, которые я когда-либо видела.

Я сглатываю.

— Что случилось? — слышится голос Мии позади меня.

Она подходит и видит Элену, и, прежде чем я могу даже подумать, она показывает Элене средний палец. Элена закатывает глаза и уходит.

— Что она здесь делает? — спрашивает меня Мия.

Если бы я только знала.

— Куда интереснее, почему она целуется с Данте? — печально спрашиваю я.

— Что? — спрашивает Мия, раскрывая рот. — Это невозможно. Я видела его в последнее время. Он светится как неоновая вывеска при одном упоминании о тебе. Он действительно погряз в этом.

Я чувствую, словно мне на грудь положили тысячу камней. Или кто-то ударил меня в живот. Или по лицу. Я падаю на свою кровать. Я онемела и не могу нормально соображать. Я вообще не могу соображать.

— Он не оттолкнул её, — практически шепчу я. Я хочу свернуться в клубок, но это было бы жалко, а я и так выгляжу достаточно жалкой. Сильные девушки не сходят с ума из-за таких вещей. А я — сильная девушка. Взращённая-на кукурузе-и-мясе-сильная-девушка-из-Канзаса.

Но всё же.

Это застало меня врасплох.

В данный момент моё сердце, видимо, забыло про мою силу.

Мия садится рядом со мной и непривычно сочувствует. Она обхватывает меня тонкой рукой за плечи и молча сидит.

— Хочешь проколоть ей шины? — злобно предлагает она. Я качаю головой.

— Нет. Я хочу сидеть здесь и чувствовать себя несчастной.

— Прости, — говорит она. — Ты не можешь. Мы должны идти на работу, — она наклоняется, поднимает мою рубашку и вручает её мне. — Ты можешь чувствовать себя несчастной и на работе.

Я вздыхаю и надеваю рубашку, затем убираю волосы в хвост.

— Окей. Ты права.

Мия смотрит на меня с сомнением:

— А ты? (Прим. пер.: игра слов — «to be right» — «быть правым», а «to be all right» — «чувствовать себя хорошо») Я не хочу видеть, как ты хандришь перед Данте. Ты должна выглядеть так, будто тебе всё равно. Поняла?

Я возвращаю ей сомневающийся взгляд.

— Я не знаю.

— Зато я знаю, — твёрдо говорит она. — Это то, что ты должна делать. Доверься мне. Ты сильная и уверенная в себе, и он тебе не нужен. Он должен это знать.

И с этими словами она берёт меня за руку и выводит из моей комнаты и из дома. Мы прыгаем в маленький гольф-кар, и она везёт нас через территорию особняка к причудливому маленькому домику рядом со зданием, напоминающем фабрику. Очень чистую и очень большую фабрику.

— Это, — говорит Мия, выходя из машины, — сувенирный магазин. Да, я знаю, он больше похож на домик Белоснежки. Здесь, — она указывает на фабрику, — обрабатываются оливки. А там, — она указывает в сторону другого крупного здания, — получают оливковое масло. Есть вопросы?

— Пока нет, — отвечаю я, и мы шагаем по скрипящему под ногами гравию в сторону сувенирного магазина. Мия открывает его. Видно, что она делала это уже множество раз. Она чувствует себя абсолютно комфортно и знает, где что находится. Она щёлкает выключателями и сразу же пересчитывает деньги в кассе. Параллельно она объясняет мне различные процессы и процедуры. Всё звучит достаточно просто.

Всё это время я одним глазом смотрю в окно, надеясь увидеть Данте.

А потом я чувствую себя жалкой.

Я не должна забывать, что злюсь на него.

И теперь я чувствую себя жалкой, ещё и потому что всё ещё втайне надеюсь увидеть его.

Что со мной не так?

— Ты меня вообще слушаешь? — спрашивает Мия, вручая мне зелёный фартук с буквой Г на нём. Я возвращаюсь к реальности.

— Да, — отвечаю я.

— Нет, не слушаешь, — говорит она, качая головой. — Скоро Маринетт принесет нам домашние угощения, которые мы будем раздавать в качестве образцов. Туристы их обожают. Мы откроем двери в 9 утра, и тебе лучше взбодриться. Уверена, Данте заскочит сюда до этого. Кроме того, я только что заметила, что у задней двери стоит ящик вина Конту. Может, Элена приезжала сюда, чтобы доставить вино?

Во мне загорелась искра надежды, но тут же потухла.

— Имеет ли это какое-либо значение в данной ситуации? — печально вздыхаю я. — Потому что она поцеловала его. Он не должен был позволять ей сделать это.

Мия качает головой. Она знает, что не может сказать мне ничего такого, за что я могу уцепиться как за спасательный круг. Я хочу поразмыслить об этом некоторое время.

И я размышляю.

Часами.

Двери магазина открываются ровно в 9 утра, как сказала Мия, незадолго до того, как приходит наша первая группа туристов. Моя работа — раздавать образцы и улыбаться, пока Мия занимается кассовым аппаратом.

Все очень милые, дружелюбные и голодные. Я раздаю больше образцов, чем могла бы себе когда-либо представить. И я скрываю свои чувства за сухой улыбкой, и никто о них не узнает.

И потом, когда я меньше всего ожидаю этого, я замечаю пару рук, которые тянутся за образцом, принадлежащих Данте.

И замираю.

А потом Мия бросает на меня взгляд через всю комнату и пристально смотрит, так что я улыбаюсь ему. Той же вежливой улыбкой, которую я дарю всем остальным всё это утро.

Вежливой, сухой, формальной.

Как же трудно оставаться безразличной и небрежной, когда он так прекрасно выглядит.

Святые обезьянки.

Он слегка потный, но достаточно, чтобы выглядеть мужественным и крепким. Я хочу обхватить его руками и крепко поцеловать, но потом вспоминаю, что его губы только что касались губ Элены, и поэтому мне удаётся себя сдержать.