— Твой дом прекрасен, — произношу я. — Словно рай.

— Знаю, — отвечает он. Его золотистые волосы развеваются на ветру, а лицо такое счастливое, такое совершенно безмятежное. Я действительно вижу, что здесь он чувствует себя на своём месте. Не в Старом Дворце в Валесе. А здесь. В прохладных, успокаивающих оливковых рощах. Он даже выглядит здесь как дома. Он мог бы сказать, что хочет иметь выбор в будущем, но я знаю здесь и сейчас, что его выбор всегда будет связан с этим поместьем.

Слева перед нами виднеются очертания огромного дома. Он похож на те постройки, которые вы найдете на старой Южной плантации, за исключением того, что он облицован белой штукатуркой. И он больше. Дом также великолепен, как всё вокруг. Он простирается вдаль и вширь и имеет массу окон, выходящих в нашу сторону. Он выглядит тёплым и гостеприимным.

Он выглядит как дом Данте.

Я смотрю на него, и он практически светится, заворачивая на полукруглую парковку перед домом. Шины скрипят по гравию, и машина останавливается.

Данте выскакивает из машины и уже через две секунды подлетает с моей стороны, чтобы открыть для меня дверь. Он хочет, чтобы я увидела его дом, и я думаю, что это выглядит мило. И, честно говоря, мне тоже не терпится его увидеть. Я хочу как можно больше узнать о Данте, и у меня такое чувство, что именно здесь я смогу это сделать.

Звучит глупо, но я буквально чувствую здесь его присутствие в каждом предмете. Во всём, что меня окружает, я чувствую Данте. И я понимаю, что это глупости, зато правда.

Мы подходим ближе к дому, и передо мной показываются широкие белокаменные ступени. Крыльцо занимает большую часть переднего фасада здания, что является необычным для домов такого типа. Здесь есть плетеная мебель с белыми шелковыми подушками и большими антикварными коврами. Входные двери из красного дерева огромны, тяжелы, что также необычно для дома такого типа. Понятно, что этот дом был кем-то лично спроектирован, и он имеет эклектичный, уникальный вид (Прим. пер.: эклектичный — характеризующийся внутренне несоединимыми элементами; сочетание не сочетающегося).

Данте раскрывает передние двери и, слегка кланяясь, рукой делает движение «Только после вас».

Я делаю шаг вперед и останавливаюсь внутри, оглядываясь вокруг.

И, практически пораженная, застываю, глазея вокруг.

Здесь просто замечательно. Тепло и солнечный свет кружатся вокруг, и кажется, что я завернута в уютное одеяло спокойствия. Меня накрывают чувства безмятежности и мягкости, как будто я шагнула в красивую картину или заколдованное место. Я чувствую себя умиротворённо, как дома.

— Добро пожаловать в Дом Гилиберти, — с гордой усмешкой говорит Данте. — Это фойе. Деревянные перила, — он указывает на огромную лестницу, спускающуюся с верхних этажей в фойе, — сделаны из шестисотлетних деревьев. Мрамор, на котором ты сейчас стоишь, представители семейства Гилиберти лично привезли сотни лет назад. Гилиберти построили этот дом и Гилиберти до сих пор живут в нём.

Гордость в его голосе согревает меня. Это так необычно приятно. Я хочу дотянуться и убрать волосы с его глаз, но не делаю этого.

В комнату входит крошечная пожилая женщина с седыми волосами, и Данте приветствует её объятиями и поцелуями в обе щеки.

— Маринетт, — усмехается он. — Прошло слишком много времени, мами. — Он поворачивается ко мне. — Маринетт — француженка. Когда-то давно она переехала в Кабреру, чтобы выйти замуж за молодого жениха. И они до сих пор счастливы в браке. Её муж, Дариус, здесь главный мастер. Он уже очень долгое время работает на нас.

Маринетт кивает, и вокруг её улыбающихся голубых глаз появляются морщинки.

— Oui (Прим. пер.: «да» по-французски), — кивает она. — Мой муж работал на дедушку Данте. Вот как долго мой Дариус был с семьёй Гилиберти. Мы с ним как одна семья. — Она обхватывает Данте за плечи крошечной ручкой и сжимает его. — Я знала его бабушку до того, как она умерла. — С этими словами Маринетт крестится. — Да упокоится она с миром, да благословит Бог её добрую душу.

— Также ты должна знать, что она свободно владеет английским языком, — говорит мне Данте. — Время от времени она может притворяться, что не знает его, но не позволяй ей обмануть тебя.

Маринетт шлёпает его по руке, и она выглядит забавно, потому что она такая маленькая, а Данте такой большой.

— Не думайте, что вы достаточно большой, чтобы превзойти меня, мистер Гилиберти, — отвечает она ему. — Но скажи мне, кто эта прекрасная девушка, которой ты хвастаешься?

— Где мои манеры? Прости, мами. Это Риз Эллис. Она будет работать в Гилиберти Оливках этим летом. Риз, это Маринетт Папоу. Она железной рукой управляет всем поместьем. Не переходи ей дорогу. Она может и покусать.

Она снова шлёпает его, и я не могу не рассмеяться. Она пожилая, крошечная и очаровательная. И ясно, что она любит Данте. И он тоже её очень любит. «Мами» же по-французски означает «мама»? Я такая невежа. Но я решаю, что моё предположение верно. Должно быть, он очень близок с ней. Я делаю мысленную заметку.

Они показывают мне остальную часть нижнего этажа, и, очевидно, что они оба очень гордятся домом Гилиберти. Как и должны. Он прекрасен. И идеален. Прямо как его владелец. Ну, будущий владелец. Я предполагаю, что когда-нибудь всё это будет принадлежать Данте. После экскурсии Маринетт уходит за свежим лимонадом. И я стою на месте, впитывая атмосферу этого места. Оно действительно спокойное и необычно приятное.

Здесь красиво и тихо.

Почти благоговейно.

Данте стоит прямо перед огромными двойными стеклянными дверьми, ведущими к одной из многочисленных веранд. Лучи солнца падают на него, освещая его золотым, блестящим светом. Когда он поворачивается, чтобы улыбнуться мне, с его широкими плечами и стройными бедрами, он действительно кажется потусторонним, таинственным. Он такой красивый. И вдруг я снова чувствую, что не могу сказать и слова. Всё это снова кажется таким нереальным.

«Тебе здесь не место», шепчет крошечный голос в моей голове.

«Заткнись, чёрт возьми», тихо шепчу я своему глупому внутреннему голосу. «Что ты вообще знаешь?»

— Что ты думаешь об этом месте? — спрашивает Данте, идя в мою сторону. Я не могу не смотреть на него, пока миллион мыслей проносится в моей голове.

— Оно прекрасно. Просто прелесть. Я никогда не хочу уезжать отсюда. И я не могу в это поверить! На твоем месте я бы всё время оставалась здесь.

Он печально улыбается.

— Я бы хотел, если честно. Могу ли я рассказать тебе один секрет?

Он приближается ко мне и говорит ещё тише, низко и хрипло шепча мне в ухо.

— Здесь я чувствую свою маму, — произносит он. — Я чувствую её здесь вокруг себя. Она украшала многие комнаты, и мой папа не стал изменять их. Это одна из причин, почему мне так нравится быть здесь, потому что я знаю, что она тоже здесь.

Я смотрю на него, и всё внутри меня тает. Как оно может не таять, когда кто-то говорит такую милую вещь? Это невозможно. Я слышала, как другие девушки жалуются, что их бойфренды — маменькины сынки, и как это раздражает. Но у этого парня, этого прекрасного парня, никогда не было шанса стать маменькиным сынком. Это разбивает мне сердце.

И на этот раз я протягиваю руку и убираю волосы с его глаз. Он прижимается к моей ладони, и его лицо прохладно под моими пальцами. Я чувствую лёгкую щетину на скуле и трепет ресниц, когда он закрывает глаза.

Я хочу его поцеловать.

Я хочу, чтобы он меня поцеловал.

Меня устроят оба варианта.

Но его невероятно голубые глаза открываются.

— Эй, хочешь остаться здесь вместо Старого Дворца? — спрашивает он, на его лице отражается волнение. Он теперь воодушевлённый, энергичный. Полон надежд. — Нам всё равно придётся ездить сюда каждый день.

Он смотрит на меня, и нет ни единого шанса, что я скажу ему «нет».

— Конечно, — говорю ему я. — Я бы хотела остаться здесь. Кто не захочет?

Данте радостно улыбается и тянется к ближайшему беспроводному телефону. Он звонит отцу и просит разрешения, и пока он говорит, я блуждаю по большой комнате, рассматривая различные гобелены и картины. Через две минуты Данте подходит ко мне.