Я молча киваю и позволяю Данте снова взять меня за руку. Он уводит меня от вечеринки, вниз, к воде, подальше от плещущихся парней. Мы движемся к тихому небольшому входу в океан. Мои ноги погружаются в мокрый песок, и я осматриваюсь вокруг. Остальные охранники находятся где-то рядом и наблюдают?

Я наклоняюсь и пытаюсь отмыть свою рубашку.

Это не помогает. Слишком сложно сделать это, пока футболка на мне.

— Окей, — оценивает Данте ситуацию. — Тебе придётся её снять.

Я бросаю удивлённый взгляд на его лицо.

— Нет.

Он, правда, такой же, как все остальные мальчишки?

Он просто хочет увидеть мою грудь?

Я думала, он другой.

Данте терпеливо вздыхает.

— В смысле, я дам тебе мою рубашку, и ты сможешь ополоснуть свою в воде, пока грязь не въелась в ткань. Я никогда не видел, чтобы конкретно об этом упоминалось в рекламе стирального порошка, но я предполагаю, что ярко-фиолетовая рвота может окрасить футболку.

— Возможно, ты прав, — съёживаюсь я, чувствуя, как неприятная субстанция впитывается в ткань и касается моей кожи. — Хорошо. Ты абсолютно прав. Мне нужно её снять.

Перспектива снять рубашку перед ним одновременно волнует и пугает меня.

— Вот, — произносит Данте. Он уже скинул с плеч свою рубашку на пуговицах и держит её передо мной как щит. — Ты можешь спрятаться за моей рубашкой и переодеться. Никто тебя не увидит.

— Хорошо. Закрой глаза, — прошу я. Он моментально их плотно закрывает.

Я быстро снимаю рубашку и бросаю ее на землю рядом со мной. Я чувствую себя странно, стоя здесь в лифчике и шортах, когда Данте находится буквально в двух шагах. Только один вдох. Он может протянуть руку и прикоснуться к моей обнаженной коже.

И я просто нелепа.

Он стоит здесь, с закрытыми глазами, как джентльмен, каковым он и является.

Он не собирается дотрагиваться до меня.

Я рывком хватаю его рубашку и что-то слышу.

Что-то тихое, неопределённое... и что-то, чего здесь не должно быть.

Я оборачиваюсь, как раз вовремя, чтобы услышать щелчок камеры. Лампочки практически ослепляют меня, когда я оборачиваю рубашку Данте вокруг своего тела.

Данте кричит и преследует того, кто фотографирует, и мне остаётся только быстро надеть рубашку и застегнуть ее. Я смотрю на крутой берег, но там никого нет. Данте ушёл, и никто даже не заметил, что что-то произошло.

По-видимому, все остальные слишком пьяны, чтобы заметить.

Я подношу рубашку к краю воды и опускаюсь на колени, чтобы постирать ее. Я чувствую мягкость рубашка Данте на моей коже, и она пахнет совсем как он. Я наслаждаюсь этим чувством на секунду, а затем закатываю рукава, чтобы они не мешали.

— Я не смог поймать его, — доносится голос Данте из-за моей спины. Он разозлён, признавая поражение. — Мне так жаль, Риз.

В замешательстве я поворачиваюсь к нему.

— Почему ты извиняешься? — спрашиваю я. — Ты этого не делал.

Он качает головой.

— Нет. Но это произошло из-за меня. Моя жизнь никогда не будет нормальной, и я, действительно, сожалею, что она так на тебя повлияла.

— Если бы ты не отправил Рассела с Мией, этого бы не случилось, не так ли? — догадываюсь я. Могу сказать, что глаза Рассела и мухи не пропустят.

— Вероятно, нет, — признаётся Данте. — Так что, я сожалею и об этом. Ей просто нужно было домой, а я ещё не был готов оставить тебя. Я хотел немного побыть с тобой наедине. Значит, это я во всем виноват.

Я закатываю глаза.

— Нет, это не так. Вовсе нет. Ты пытался быть хорошим другом.

Но в моей голове, я пою. Нет, нет, я просто кричу. В моей голове. Молча.

Данте хотел побыть наедине со мной? Со мной???

Данте поворачивает голову, его глаза встречаются с моими, и на мгновение я вижу в них что-то. Что-то немного ранимое и немного грустное, и одновременно такое прекрасное.

Всего на мгновение.

И оно исчезает.

Глава 9

Данте отрезает мне самый большой кусок шоколадного торта, который я когда-либо видела, затем наливает стакан молока и подталкивает их ко мне.

— Это что, козье молоко? — нерешительно спрашиваю я. — Потому что я не видела ни одной коровы с тех пор, как попала сюда.

— А ты видела здесь коз? — он приподнимает бровь. — Только потому, что мы не позволяем нашим коровам бегать по улицам, как они это делают в Индии, не означает, что у нас их нет. У нас, как и у всех, есть молочные фермы.

— Окей. Не обижайся, — усмехаюсь я. — Это был обоснованный вопрос.

Он добродушно пожимает плечами.

— Я прощу тебе это. И меня это не оскорбляет.

Данте улыбается, и моё сердце ускоряет темп.

Это так просто. Когда он что-то делает, улыбается, смеётся, смотрит на меня, дышит... моё сердце реагирует на него. Он определенно затмил Квинна в моих мечтах.

Я откусываю кусочек шоколадного торта и вдруг чувствую себя ребенком президента, пробирающимся на кухню Белого дома посреди ночи за тортом. Единственная разница в том, что я на другом конце света от Белого дома и я не дочь президента.

Но не Данте.

В большей или меньшей степени.

— Что? — спрашивает он, изучая моё лицо. — О чём ты думаешь?

Его рука лежит на гранитной стойке, и я смотрю на его пальцы. Они такие же длинные, как и он сам. Хотела бы я иметь мужество взять его за руку и держать её. Я знаю, что у нас был момент ранее на пляже. Я это знаю. Но мы ничего не говорили всю дорогу назад, и теперь мы разговариваем о козьем молоке.

Очень романтично.

— Ни о чём, — отвечаю я. — Я просто не могу поверить, что я здесь. Вот и всё. Это кажется слишком нереальным. Я обычная девушка из маленького американского городка. Такого не происходит с кем-то вроде меня.

— Тем не менее, это так, — указывает Данте. Я вижу впадинку на его подбородке. И я влюблена в неё. Она такая мужская и идеальная, что мне хочется положить на неё свой большой палец, чтобы проверить, подходит ли он. Но я не делаю этого.

— Согласна, — подтверждаю я. — Но только из-за того сумасшедшего происшествия в аэропорту.

— Некоторые могут сказать, что это был счастливый случай, — замечает Данте.

— Ну, это, вероятно, зависит от твоей точки зрения, — отвечаю я. — Семьи людей на этом разбившемся самолете не согласились бы. Но что касается меня, то да. Повезло. Я нахожусь в прекрасной стране вместо того, чтобы сидеть в некомфортной тишине с моим отцом прямо сейчас. Так что спасибо тебе за это.

— О, это напомнило мне кое о чём, — говорит Данте. На его щеках появился небольшой румянец? — Я разговаривал со своим отцом. Он вернётся завтра утром и хотел бы, чтобы ты присоединилась к нам за ужином завтра вечером. Ты не против?

Я пристально смотрю на него. Ужин с премьер-министром?

— Это зависит от того, — медленно отвечаю я, — будут ли на ужине крабовые ножки.

Данте смеётся и качает головой.

— Ты понимаешь, — усмехается он, — что мы можем подать на стол всё, что захотим. Тебе нравится стейк? Стейк из говяжьего мяса, а не из козьего.

Я не выдерживаю, и мы смеёмся вместе, начиная говорить об отцах, козах и жизни прежде, чем я понимаю, мы разговариваем уже больше часа.

— Святая корова, — вздыхаю я, глядя на настенные часы. — Уже два часа ночи.

— Тебе определённо нужно идти спать, маленький Подсолнух, — говорит Данте. — У тебя назначен шоппинг в 11 утра. То есть, если Мия помнит об этом.

Я снова пристально смотрю на него.

— Как ты вообще это услышал? У тебя уши, как у летучей мыши.

Он закатывает глаза.

— В любом случае, тебе нужно поспать.

Мы ставим посуду в раковину и крадёмся по тёмному тихому зданию, напоминающему мавзолей. Ночью он кажется ещё менее похожим на настоящий дом.

— Как ты думаешь, аэропорты скоро откроются? — спрашиваю я, когда мы поднимаемся по лестнице.

— Понятия не имею, — отвечает Данте. — Но они не могут оставаться закрытыми вечно.

Вот чего я боюсь.