- Вы не поймёте.

   - Так попробуйте объяснить.

   Какое-то время он колебался. Потом сказал:

   - Я хоть и не композитор, но мои методы сродни музыке. Музыке, которую не понимало предыдущее поколение. Вы знаете, что многие называли музыку Бетховена бессвязным и уродливым набором звуков? Кто теперь помнит их имена? Никто.

   Он посмотрел на Алёну своими внимательными, острыми глазами, а потом вдруг расхохотался:

   - Всё это я сказал вам, чтобы потрясти перед вашим носом своим великолепным павлиньим хвостом. Не принимайте близко к сердцу! Никто меня в шею не гнал, если хотите знать, я сам добился своего увольнения. Чтобы отойти от канонов и написать свою музыку, требуется свобода... и время. И клиенты, достаточно безумные, чтобы явиться ко мне на приём.

   - С мозгами у меня всё в порядке, - резче чем требовалось сказала Алёна.

   Он подался вперёд и развёл в стороны руки, родимые пятна, которыми был усыпан кончик носа, побагровели. Алёна почувствовала резкий запах имбиря - казалось, он исходил от кулона на его шее. Сначала девушка подумала, что это распятие, но сейчас поняла что это не так. Только формой кулон походил на двенадцатиконечный крестик, но в середине не Христос, а что-то, напоминающее фигуру человечка, висящего кверху ногами. Впрочем, чем больше девушка разглядывала подвеску, тем меньше виделось ей в этой фигурке сходство с человеком: слишком короткие руки и чересчур длинные, гипертрофированные ноги, похожие на лягушачьи лапы; тупая, маленькая голова. Из какого металла изготовлено украшение, разобрать было трудно. От частых прикосновений оно приобрело буро-зелёный оттенок. Фигурка показалась Алёне любопытной, она порождала череду непонятных, чарующих образов.

   - А вот это нам ещё предстоит установить. Вы же пришли ко мне. Сама, по доброй воле. Правда же?

   Мерзкий маленький человек... Алёна всё больше проникалась к нему отвращением. Потирая локти, она неотрывно глядела, как мужчина откинулся на спинку своего неудобного кресла и снова сцепил на груди пальцы.

   - Итак, приступим к осмотру. Что вас беспокоит?

   - Я не могу иметь детей.

   - И только? Я имею ввиду - это слишком общая проблема. Я вынужден спросить: собираетесь ли вы остаться в этом городе до конца жизни, как уже сделали многие? Если так - и не нужно, поскольку детям здесь не место. Пускай семена жизни прорастают на другой, более плодородной земле.

   - Мы с мужем из Питера. И конечно, скоро уедем, - Алёна не знала почему, но ей необходимо было убедить этого человечка в том, что через неделю или две вряд ли кто-то здесь вспомнит о супругах Хорь. В этом городе и без них полно странных личностей. - У нас там недвижимость. У обоих работа.

   Врач долго разглядывал её крошечными блестящими глазами.

   - В Петербурге множество хороших врачей, - сказал он. - Если всё так плохо, возвращайтесь немедленно. Звоните мужу. Кстати, где он? Почему не с вами? Я видел, что вы приехали на такси и приехали одна.

   Алёна почувствовала резкий укол боли - не в чреве, не в животе, а прямо в груди, возле сердца, как будто кто-то вонзил между рёбер длиннющую иглу.

   - Вам не интересно, - сказала она, решив разом прекратить все эти игры. - Я мешаю вам творить вашу музыку. Правда? Досадная помеха. Мой случай настолько рядовой, что вам не хочется на него отвлекаться. Кстати, как мне к вам обращаться, товарищ доктор?

   Мусарский проигнорировал последний вопрос. Лицо его сложилось в кислую мину.

   - Обидно, когда люди считают, что могут говорить за тебя так, словно мы знакомы по меньшей мере вечность.

   Алёна чувствовала, что низ живота разбухает, наливаясь густой смолой - опухоль медленно увеличивалась. Она наклонилась вперёд, надеясь, что это принесёт хоть какое-то облегчение, и впилась глазами в блики, заблудившиеся в стёклах очков врача.

   - Тогда я буду звать вас просто В.И. И знаете что, В.И., я вижу, что это правда. Вы меня не ждали, и хоть и впустили меня за эти двери, вы меня не примете. Так умоляю вас, скажите, что мне делать? Если этот случай настолько рядовой, скажите, как мне стать нормальной?

   - Уезжайте...

   - Мой муж не хочет уезжать. Он нашёл себе здесь подходящее занятие, - Алёна почувствовала, как слюна шипит у неё во рту словно лава, готова вот-вот ринуться вниз по губам. - "Не прямо сейчас", - говорит он, а я боюсь что не переживу завтрашний день.

   Мусарский покашлял в кулак. Было видно, что ему неуютно.

   - Только сейчас речь шла о вашем бесплодии.

   - Не перебивайте меня, - Алёна схватила себя за прядь волос и дёрнула, растрепав и без того неряшливую причёску. - Не смейте меня перебивать. Вы скажете мне что делать или я отсюда не уйду.

   - Ну хорошо, - губы врача сложились в улыбку. Это было настолько неожиданно, что Алёна почувствовала, как по стопам побежали неприятные, холодные мурашки. Он меня проверял... он просто меня проверял! Какая же я дура. - Считайте, что своей настойчивостью вы разбудили во мне интерес. Никогда у меня не было такого пациента. По правде говоря, у меня давно уже не было настоящих пациентов... я имею в виду живых людей.

   - Но... вы знаете, что со мной? Эта опухоль... насколько она опасна? Можете сказать?

   Алёна не узнавала саму себя. Бежать отсюда, бежать! Коротышка не сможет её остановить, а если попытается, своим безотказным оружием, острым локотком, она запросто разобьёт ему очки. Так почему же она сидит? Почему продолжает говорить с ним?

   - Про опухоль я слышу в первый раз. У вас нет с собой истории болезни и результатов анализов, - он не спрашивал, он утверждал. - Вы пришли с пустыми руками.

   - На них всё равно ничего нет, - с отвращением сказала Алёна. - Я была у нескольких врачей. Мы делали анализы. И УЗИ, и лабораторные. Говорят, что моя шейка матки непроходима для сперматозоидов. Что слизь там слишком густая. Как холодец, или как кисель из вишнёвых косточек. Но это не главная проблема. По какой-то причине у них нет возможности сделать искусственное оплодотворение. Что-то не так с моими яйцеклетками.