- Днём здание пустует, но к вечеру все блудные сыновья и дочери возвращаются к родному порогу.

   - Приведи её. Я хочу посмотреть. Женщина с фотографии... боже, я сошёл по ней с ума, как только увидел! А потом я собираюсь попросить тебя об известном тебе одолжении, о котором в военное время иногда один товарищ вынужден просить другого. Не хочу, чтобы это стало для тебя неожиданностью... Деньги, уж прости, не верну - я остался без гроша. И убери этот фонарь с глаз моих, темнота гораздо лучше. Темнота разума - вот наше естественное состояние. Ты слышишь, сынок?

   Юра слышал, хотя рад бы был не слышать. Спотыкаясь, он бежал вверх по лестнице, прижимая к себе фонарь и не чувствуя, как нагретое стекло жарит даже сквозь свитер. Спустя какое-то время тишина за спиной вновь сменилась тошнотворным звуком, как будто где-то в живой плоти ходят железные цилиндры поршней.

   Блог на livejournal.com. 24 мая, 03:06. Нужно убираться отсюда.

   ...Исследовал весь дом. Всюду мерещился мамин голос, но что он говорит, понять невозможно. Иногда слышал отца, и тогда шея покрывалась испариной. Исследовал даже джунгли на кухне, очень осторожно, не углубляясь в заросли, но всё же исследовал. Где-то здесь должна быть... что? Дыра в моё прошлое? В старую квартиру? Или, может, мой персональный подземный лифт остановился на этаже "Ваганьковское кладбище", чтобы подобрать прямо из могил новых пассажиров? Я увидел Чипсу, что смотрела на меня пристально, будто силилась что-то вспомнить; она начала обрастать чёрными перьями. Я поспешил убраться оттуда.

   Как чешется кожа! Это всё колючки и мелкие кусачие мошки. Они облепили всю спину, и стоило больших трудов от них избавиться.

   Я стянул майку, порвав её зубами, пустил на бинты для прокусанной руки, и был теперь по пояс голым, в кои-то веки ощущая вонь собственного тела. Смешно. Я словно попал на необитаемый остров. Тем удивительнее осознавать, что горячая вода-то никуда не исчезала. Меня угораздило оказаться на необитаемых островах собственного разума. Самое печальное, я не знаю где они начинаются и где заканчиваются. За всё время пребывания здесь я даже не удосужился составить карту...

   4.

   Марину-Наталью Юра разыскал довольно быстро. Он боялся, что она ещё не вернулась, и что ему придётся коротать время рядом с постелью Алёнки или, что гораздо хуже, болтаться в гостиной и смотреть в глаза людям, которые способны сделать такое с живым человеком. "Ты прям как малыш, который думал что свинки сами, с радостным визгом, прыгают в кастрюлю", - сказал где-то внутри насмешливый голос Славы.

   Но женщина оказалась там, где они расстались в прошлый раз - за барной стойкой. Только Петра Петровича не было видно. Возможно, поэтому содержимое бокала было несколько иным: чистым, как слеза. Не коктейль, честная выпивка. Покосившись на полки со спиртным, Юра с нарастающим удивлением подумал, что в кои-то веки ему не хочется выпить. В голове всё ещё звучал голос Виля Сергеевича: "Темнота разума - вот наше естественное состояние", а другой голос, не то голос жены, не то Спенси, прибавлял: "Зачем её усугублять? Это ещё более безумно, чем дарить ей искусственный свет!"

   - С вами кое-кто хотел повидаться, - сказал он, приближаясь к Наталье со спины. Бархат волос падал на хрупкие плечи, скрытые тканью платья.

   Услышав голос, женщина дёрнулась. В подстаканнике зазвенели ложки. Огромный лесной клоп, невесть как попавший в дом, шлёпнулся с потолка на один из столов и побежал по скатерти.

   - Есть один человек, который потратил на ваши поиски несколько месяцев, - продолжил Юра. Он стоял, широко расставив ноги, сгорбившись и засунув руки в карманы, и не сразу понял, что неосознанно копирует Виля Сергеевича, в том числе и медлительной, старомодной манерой говорить. - Прошу, пойдёмте со мной. Он проживает в сто седьмом номере.

   Юра ожидал, что женщина проигнорирует его, либо снова сделает попытку его соблазнить. Но она, повернувшись, спросила с высокомерным раздражением:

   - Разве он не может прийти сюда?

   В глазах светилось сознание; для Хоря это было сюрпризом. Взяв себя в руки, он продолжил, не изменяя учтивому тону:

   - Увы, он несколько... стеснён в свободе передвижений. Но очень хотел бы, чтобы вы соблаговолили его навестить.

   Наталья задумалась. Прикончила одним глотком выпивку и сказала голосом Марины:

   - Что ж, прогуляемся.

   Придерживая у коленей платье, она спустила ноги на пол и пошла за Юрой, негромко цокая каблуками. Наблюдая как плывёт в стёклах и встречных зеркалах отражение, не такое как в лужах, вполне обычное, Хорь думал о выпивке и не мог найти ни одной причины, по которой ему бы вновь захотелось опрокинуть в себя рюмку-другую.

   В "Зелёный ключ" потихоньку возвращались обитатели - каких-то Юра видел утром, каких-то нет, но все без исключения пялили на него глаза. И это так резко контрастировало с равнодушием, которого он удостоился утром, что учитель почувствовал беспокойство. Могло ли так получиться, что они узнали о смерти лосиного пастуха? Может, кто-то видел их с берега?

   Он открыл дверь сто седьмого номера, посторонился, пропуская даму. Вдоль её позвоночника колыхались завязки платья - всё равно, что усы гигантского насекомого. Юра так на них засмотрелся, что едва не налетел на Наталью-Марину, когда она вдруг остановилась, увидев, куда её привели.

   - Вы хотите, чтобы я спустилась туда?

   - Да. Мой друг ждёт.

   - Ни за что. Вы знаете, кто я?.. Если ваш друг не соизволит вылезти из этой дыры, я не желаю туда лезть. Вы говорите, что он не полноценен физически, но кто тогда заставлял его туда забраться?..

   - А кто вы? - перебил Юра. Он набросился на этот вопрос, как кошка на ползающую по стеклу муху.

   Наталья-Марина выдохнула через сжатые зубы. По лицу пробежала судорога. На щеке, бледность которой лишь слегка затмевали румяна, что-то блеснуло... паутинка. Юра был уверен, что это паутинка.