Я пожал плечами. Мне плевать. Проехать по окраине или заехать в центр города – разница в двадцать минут, и она ничего не решает.

Наши броневики подъехали к площади Ленина с обратной стороны и встали недалеко от «Эльдарада». Старшую сестру я больше почувствовал, чем разглядел её лицо, ритмично двигающееся и прижатое изнутри к тонированному стеклу чёрного внедорожника, припаркованного посреди аккуратного газона. Показал Траху на автомобиль. Товарищ только восхищённо качнул головой и направился к чёрной машине.

Подойдя к транспортному средству, Трах беззастенчиво открыл дверь. На передних сидениях сидела пара парней, а на заднем была девка с ещё одним другом. На лице моего товарища не двинулась ни одна мышца, и он сохранил абсолютное холоднокровие, застав даму в весьма выразительной позе. Вежливо представился:

– Медицинская служба корпуса. Гражданочка, пожалуйста, предъявите вашу санитарную книжку.

Дружки, было открывшие рот на такую наглость, сразу сдулись, увидев меня, стоящего рядом, вооружённого «Валом», у которого был привычно сложен приклад. Сзади стояли Макак, баюкающий снайперскую винтовку на руках, словно ребёнка, и Горилл, который держал на ремне ПКМ. Пожалуй, впервые за всё время их квадратные спецназовские рожи выглядели уместно. Парни смотрелись серьёзно. Массивные бронежилеты, тактические перчатки и прямой презрительный взгляд не давал поводов для ссоры.

Мы совсем не были похожи на обычных патрульных, подошедших срубить бабло с непристойно себя ведущей пьяной компании.

– Карантинный режим, – бесстрастно повторил Трах. – Гражданочка, вам придётся пройти со мной.

Девка пыталась возмущаться, но Макак и Горилл просто взяли её подмышки и выволокли из машины. Дружки даже не сделали попыток воспрепятствовать извлечению девицы из внедорожника. Поставив сестру на ноги, бойцы указали на бронированный «Урал», покрытый камуфляжем и с военными номерами.

– Извините за беспокойство. Такая работа непростая. И ещё, парни, никому не верьте, всё это просто реклама. Спирт внутрь и старый копеечный хлоргексидин снаружи. Спасибо за сотрудничество, – известил Трах сидящих в машине и удалился, оставив владельцев чёрного внедорожника с недоумёнными рожами.

Гиббоны загрузили девку, а товарищ потащил меня ко входу в «Эльдарада».

– Зачем? Мы же старшую сестру поймали.

– А вы с Гайкой заходили, а мне нельзя? Пошли, много времени не займёт.

Бодигарды опять придрались к «Валу», и разместились на своём месте в шкафу гардероба, а мы зашли в зал, где дёргано извивали тела разгорячённые алкоголем жители сельского поселения.

– Резак, стоять. Не всё коту масленица. Постой в зале, пока взрослые разговаривают, – и товарищ попёрся через толпу в сторону сцены.

Диджей с упоением миксовал, как получалось, когда массивная пуля из «Вала» вывернула ему половину содержимого черепа. Музыка оборвалась, продолжив звучать одной монотонной нотой, а Трах вскинул автомат над головой, словно первобытный воин копьё:

– Вы этого хотели? Вы ждали демократии, чтобы каждый мог выйти на сцену и пристрелить диджея? Это ваша мечта? И ради этого наши прадеды давили белогвардейцев, а наши деды гнали фашистскую сволочь? Этого вы добивались? Глупцы! – он продолжил трясти автоматом в стиле дикого варвара.

Народ ломанулся к выходу, и клуб опустел. Трах помог девицам из клеток открыть защёлки дверей. Они в истерике дёргали решётки и не могли освободиться. Выпущенные на волю мясистые танцовщицы с визгом разбежались по залу, а товарищ просто светился от удовольствия.

– Трах, ты всё? Поехали?

В ответ я получил довольный кивок.

Из Города Развлечений грузовики выехали без проблем. Доехали до блокпоста, где находился броневик Добермана, в который перегрузили носилки с девицей. Оставили старшую сестру Гиббонам, и дали поручение доставить её Хозяйке. Мы приглашали и «обезьян» поучаствовать в эксперименте, но приземлённые солдафоны отказались, сославшись на то, что им гораздо интересней будет покопаться у Кота на складе для сторонних специалистов.

Для эксперимента выбрали глухой кластер, затерянный среди тихих мелководных речушек и полукругом окружённый болотом. В паре километров от живописного поросшего травкой холма расположилось несколько бетонных строений, заброшенных давным-давно, и покосившиеся рассыпающиеся кирпичные стены здания начальства. Окна и двери были обозначены сгнившими остатками косяков. Если не знать брода, который, утопая по самые окна, преодолел броневик учителя, то добраться сюда можно только вплавь. Заражённых здесь почти не нашлось. Пристрелили пару изголодавшихся ползунов, невесть каким образом тут оказавшихся – и всё.

Девушка просыпалась. Я уже заложил кубок в остатки промзоны километрах в двух от нас: и чтобы видно было, и подальше. Если это правда про шары с неба, то куда они полетят – неизвестно, и лучше бы подальше. Включил камеру, взял бинокль. Младшая сестра открыла глаза и приподнялась. Довольно симпатичная: они всегда очень похожи, и я её хорошо помню. Они у Траха в клетках сидели.

Она обвела глазами траву и лужок, расположившийся на небольшом холмике, откуда отлично просматривалась промзона. Я махнул рукой Доберману кусать. Учитель шагнул вперёд, улыбнулся, оскалив клыки, сказал: «Привет!» – и укусил за ногу. Эффект превзошёл все ожидания. Девушка заверещала, задрыгала руками, визг переходил в ультразвук. В небе начали появляться красные точки, и спустя полминуты вертикально и одновременно упало на промзону не меньше трёхсот-четырёхсот огненных росчерков. Грохнуло! Здания начали заваливаться.

Зрелище было настолько великолепно, что даже младшая сестра прекратила орать и заворожено смотрела на множество метеоров, пришедших с неба, и всплески огня, ударившие в землю. Здания сложились, выпустив облако пыли. От одновременного удара такого количества массивных предметов не выдержало ни одно сооружение.

К ней подошёл Трах и обнял за плечи. Девушка вздрогнула. Товарищ что-то говорил ей вполголоса, на её глаза навернулись слёзы, а затем она разрыдалась, уткнувшись ему в грудь. Пусть занимается, это он умеет.

Доберман поднялся:

– Схожу посмотрю, чего там такое.

Я сделал самый ёрничающий тон голоса и спросил:

– А ты не боишься, что это ещё не все шарики упали?

Доберман на меня внимательно посмотрел и сел на травку. Прошло минут тридцать, но с неба ничего не падало. Девушка уже успокоилась и с интересом наблюдала за нами. Пёс потерял терпение, цыкнул на глупую шутку, посмотрел на мою сияющую рожу и ухмыляющееся лицо Траха. Мой товарищ достал очки в тонкой оправе из жёлтого металла, нацепил на нос и осмотрел на небо. Снял с носа очки и достал невесть откуда взявшуюся подзорную трубу. Небольшой латунный цилиндр был разложен в солидного размера оптический прибор, размеру которого мог позавидовать любой командир пиратского корабля. Достав фланелевую тряпочку, Трах стал сосредоточенно протирать оба стекла.

Доберман скривил морду, махнул лапой на наши выходки и пошёл к строениям. Учитель уже почти дошёл до построек, когда Трах закончил протирку оптики, приложил подзорную трубу к глазу, и завопил:

– Назад! Назад! Доберман, назад!

Эту интонацию поделать невозможно. В словах всегда есть ноты, которые находятся за гранью понимания. Пёс словно дворовый кот отпрыгнул назад, выгнув в полёте спину и приземлившись на все четыре лапы. Как спринтер на сверхкороткой дистанции, он стартовал с места большим прыжком. Он нёсся к нам по холму, с которого уже успел спуститься, помогая себе верхней парой конечностей. Сделал он это крайне вовремя. На огромной скорости, раз в десять быстрее, чем раньше, в землю грохнуло полсотни шаров. Огненные метеоры разнесли остатки построек в щепки, и Добермана накрыло облаком пыли. Мне в лицо ударило плотным воздухом, а потом и весь холмик накрыло взвесью мелкой пыли, а на голову начали сыпаться мелкие камешки. Они били в лицо и плечи, падая сверху. Я уже знал, что с учителем всё в порядке. Он буквально за секунду успел выскочить из-под падающих шаров.