К моему изумлению, парень уже сам протянул руку с требовательным видом. Валера поискал мелочь, не нашел и дал провожатому купюру в двадцать дирхамов. Два евро.

– Месье, вы что? Это же ничтожная сумма!

Но Валера, зная подобные трюки, остался непоколебим и, взяв меня за плечи, отвернул от парня.

– Ну, что? С приездом в сказочную страну?

– Ой, Валерка, куда я попала? Уже навидалась…

– Ладно, вдвоем не страшно. Пойдем, поедим? Я уже разведал, где это можно сделать.

– Ура!!

Прямо с чемоданом мы вернулись на площадь Джемма Эль-Фна. Она была заставлена длинными, покрытыми бумажными скатертями столами и лавками вдоль них. Под натянутыми наверху тентами висели какие-то коптилки или голые лампочки на проводах. Это было скопище ресторанов под открытым небом. Весь ассортимент, как на рынке, был вывален наружу – никаких подсобок. И шефы-повара тут же, на возвышении, как на капитанских мостиках, размахивали ножами, помешивали поварешками в котлах, кидали мясо и рыбу на гриль, отвешивали порцию кус-куса. Над площадью висел сизый туман. Тут, казалось, ад и рай смешались, и дым стоял от жаровен…

Зазывалы хватали прохожих чуть ли не за руки, усаживая за пронумерованные столы.

– Нет, мы еще только пришли, изучаем, – отрезал Валера.

– Окей, наш номер двадцать пять, у нас вкуснее всего! – льстиво улыбался мужчина.

Изобилие. Другого слова мы подобрать не смогли. И все – за копейки. Свежевыжатый апельсиновый сок, к примеру, один евро за стакан. Блюдо кус-куса – два с половиной евро. Порция рыбы – три евро.

Усталость не дала нам разогнаться, и мы уселись за стол под номером двадцать шесть. И не промахнулись. Вкусно, весело, демократично. Две девушки-соседки вовсю нам улыбались, поняв, что мы тут впервые. Наш ужин плавно перешел в фотографирование друг друга на телефоны и обменом мэйлов. Одна из девушек, Лейла, таяла, оглядывая Валеру. Наверное, свои приелись. А он – «блондин, тут такой один».

По внешнему краю ресторанов тянулись высокие столы с огромными медными бадьями. Ага, самовары! Здесь поили чаем, а к нему предлагали замысловато испеченные сладости. Мужчина в замусоленном фартуке и в белой марокканской тюбетейке ловко разливал темно-каштановый чай в небольшие стаканчики. Мы рискнули попробовать, хоть я и увидела, с зоркостью орла, за спиной продавца пластиковое ведро сомнительной чистоты, в котором подсобный рабочий просто споласкивал стаканчики, без мытья. Вся надежда была на обжигающую жидкость, доходящую почти до краев стакана и, дай-то Бог, убивающую заразу. Сам чай тоже непрост: колдовская смесь пряностей, одну из которых мне удалось определить точно – имбирь. Вот, этот ингредиент бактерицидный, так что нечего дрейфить! Там и перец ощущался, и что-то еще пламенное.

– Какой чай! – воскликнул Валера. – Будем пить каждый вечер… Знаешь, меня мысль посетила: когда мужчина встречает женщину-поэта, он в глубине души надеется, что она напишет о нем…

– Валера, не расслабляйся, держи крепче ручку чемодана, – попросила я, помня, как стремительно меня ограбили в Барселоне.

В отель вернулись на такси – дешево, по три евро с носа.

Недорогая гостиница в марокканском стиле представляла собой старый, трехэтажный глинобитный дом с колодцем посередине и деревянными галереями по его периметру. Потолка не было, лишь натянута прозрачная материя в виде полога. А в номере никакого тебе окна, только проем со ставнями, выходящий на галерею колодца.

Об латунный умывальник звонко ударялись струи воды. Казалось, сюрпризов больше не будет. Но на мне горячая вода закончилась, и Валерка принимал холодный душ. Спать улеглись практически одетыми – редкостный дубор.

Утром второго дня мы проснулись от пения птиц. Здорово, что тут нет крыши! Я вспомнила, как в детстве обожала спать в огороде, возле грядки с помидорами, в беседке, увитой плющом… Говорят, классно ночевать в Сахаре под открытым небом: невообразимая тишина и спустившиеся к твоему лицу, как на невидимых нитях, яркие звезды.

На завтрак, сервированный в комнате с приглушенным светом и восточной атрибутикой в терракотово-красной гамме, подавали свежевыжатый апельсиновый сок, марокканские квадратные блины, круассаны, хлеб, масло, два вида мармелада, кофе и чай. Ну, елки – будто у нас «четыре звезды», не меньше! А на самом деле – двадцать евро в сутки.

– Куда сегодня двинемся?

– Пойдем на рынок, я хочу купить джеллабу, – удивил меня Валера. – Весной буду по Москве ходить. Сын, конечно, скажет, что я свихнулся, но мне по душе неординарное облачение.

– Тебе пойдет! Правда, если капюшон накинешь, будешь на представителя «Куклукс-клана» похож…

– Может, это и хорошо? – вздернул жиденькую бровь Валера.

На рынке мы дерзко торговались. Валера владел всеми приемами, чтобы сбить цену. Кисло глядя на джеллабу, он отворачивался, бросая взор в сторону другой лавки. Продавца потряхивало.

– Понимаешь, тут такой закон: если ты не торгуешься, ты обижаешь продавца. Скучно же – узнал цену, оплатил и ушел. А так он вернется домой и будет рассказывать домашним в красках, как с тобой боролся. И ввернул-таки тебе залежалый товар! – делился со мной секретами Валера, примеряя очередное одеяние.

Он скостил от изначальной цены шестьдесят евро и купил лучшую, из прекрасной шерсти, антрацитового цвета джеллабу. Рубль за сто, что на него вся Москва будет оборачиваться. Я воздержалась. Заядлому фотографу Валере нужно было успеть снять несколько сюжетов и обязательно башню мечети Кутубия на фоне заката.

На площади Джемма Эль-Фна уже разгружали складывающиеся столы и лавки, сооружая рестораны. Пока мы пили свежевыжатый грейпфрутовый сок и глазели по сторонам, «скатерть-самобранка» уже ломилась от яств. На сей раз мы выбрали столы под номером 75 – там подавали суп из пиал. Втиснувшись между сидящими вокруг чанов с горячим супом марокканцев, мы следили за ними, чтобы понять, с чем это они едят суп. Они брали с подносов финики и какие-то печеные загогулины, типа хвороста. Сочетание оказалось что надо. Только суп водянистый.

После горячего супчика сам Аллах велел пошататься по площади в поисках острых ощущений. Мы натыкались на них, как на копья. В широком кругу, образованном из людей, стояли на земле бутылки с колой, фантой и другими напитками. А люди сосредоточенно пытались их поймать, держа в руках длинные удочки. Вместо лески – эластичная бечевка, вместо крючка – кольцо. Его нужно было набросить на горлышко бутылки и поднять ее, чтобы выиграть. Желающих было полно.

– Чем не бизнес? – бросил Валера. – Затрат минимум, а прибыль – вполне. Прокат удочки – один евро. А поди, поймай.

И действительно – никому, пока мы стояли, не удалось поймать бутылку. Но человек сто за вечер тут явно упирались!

В толпе бродили женщины, предлагая татуировку на руки из хны. Одна вдруг схватила мою кисть и начала на ходу ее расписывать.

– Не нужно! – воспротивилась я.

– Да ладно, ладно, чего ты? – стерла она хну с моей кисти, окинув меня презрительным взглядом.

Сразу несколько артистов разных жанров давали концерты. Поющие парни, исполняя что-то межконтинентальное, зорко смотрели в публику. Валера вскинул камеру. Один из парней бросил петь свою партию и подошел к Валере с видом молодого Аль Капоне – плати!

– Все, все, окей, я не снял, – сдался Валера.

Жанровые зарисовки громоздились одна на другую. На скамейке в нише стены устроились рядком четыре женщины, окутанные тканью на девяносто девять процентов, включая лица. Одни глаза открыты – прямо-таки шпионки Джеймса Бонда. Кумушки, похоже, перемывали кости прохожим, переводя взгляд слева направо и обратно.

На земле, на тряпке сидела умилительная компания: щенок, ежик и котенок. Животные еще не ведали, кто они такие, и держались дружно. Сфотографировать их не удалось: хозяин закрыл доступ всеми возможными способами. Но мы тоже не пальцем сделаны. Мы разработали трюк: я изгаляюсь в разных позах, сильно размахивая руками, на фоне какого-то яркого сюжета, но держусь по правому флангу. Валера, наведя объектив на меня, незаметно его смещает и щелкает. Меня-то потом можно подрезать. Таким «макаром» нам удались несколько шедевров, и Валера угостил меня чаем за труды. Марокканский чай чрезмерно сладок. Может, у них у всех поэтому зубов не хватает?