Звали его Симор Кубил. Ели они то, что готовили сами по очереди. Каждый вечер из следующего с ними обоза выдавался котел, немного крупы и даже немного старого прогорклого жира неизвестного происхождения. И пара кандальников начинала что-то варить, некоторые по пути следования собирали по возможности какие-нибудь корешки и травы и добавляли их в котел. Другие просто все бросали в котел и ждали, когда разварится крупа. Поэтому и питание было разным по вкусовым качествам, лишь одно было всегда одинаково – еды было мало.

Но последнее время старик сдал, он уже еле доходил до вечернего привала, Дарку иной раз приходилось тащить его на себе. От плохого питания и Дарк стал уставать и терять силы. Но деда почему-то тащил, невзирая ни на что. Сегодня старик, дойдя до привала, упал и даже не стал привычно шутить, его била крупная дрожь, и сам он был горячим.

«Плохи дела», – думал Дарк. Уже многие в их колонне болели, все-таки ночевки на холодной осенней земле дали себя знать. Осторожно порывшись в поясе, чтобы никто не видел, и достав несколько медных монет, он подозвал одного из конвоиров и, протянув монеты, попросил его купить травы, которые он скажет. За эти деньги можно было купить воз сена, а не пучок трав. Конвоир деньги взял и пообещал помочь. Отношения с конвоем были нормальные: те не срывали зло на каторжниках, просто потому что тут не было откровенных бандитов и разбойников. Кто-то не вовремя задолжал деньги, кто-то по пьяной лавочке набил морду более состоятельному, кто-то поломал руки или ноги, а то и чем-нибудь проткнул повадившегося к его жене. Старик был загадкой: он постоянно молчал, лишь изредка шутил и на этом все, да и в этапе мало кто рассказывал о себе. Конечно, не бывает без исключений, был тут один, который постоянно кого-нибудь шпынял, но делал он тоже это нечасто, только когда его взгреет за что-нибудь сержант. Остановились они сегодня у небольшого городка, и старший над конвоирами объявил, что они задержатся тут на пару дней. Кандальники обрадовались, понимая, что они могут выспаться и немного восстановить силы.

Через некоторое время Дарку передали то, что он просил, и он принялся заваривать травы: заварил, остудил и принялся поить старика. Настой был горький и вязал во рту, он очень хорошо помогал от простуды, лихорадки и вообще укреплял организм. Учитель не зря его учил всем премудростям солдатской жизни, а не только маханию мечом. Старик пил, хоть и кривился. Дарк его понимал: хорошего в горьком питье мало, но он и сам хлебнул ради профилактики. Старику полегчало, утром Дарк его еще раз попоил и так весь следующий день поил деда и пил сам.

– Зачем ты это делаешь? Мне ведь все равно недолго осталось, – спросил его старик.

– Сколько бы ни осталось, просто мне тяжело видеть, как ты мучаешься.

– Спасибо тебе, сынок, пусть Спаситель будет к тебе снисходителен.

– Давай мы с тобой наломаем лап с ели и подстелем на землю, нам тут еще сутки находиться, все не так холодно будет.

Чем они и занялись, предварительно сообщив конвою о своих действиях.

Старика за эти несколько суток он подлечил, и поначалу тот вел себя довольно бодро. Но все-таки давали знать себя и годы, и усталость. Затем снова началось то же, что и прежде, Дарк тащил его на себе. Как-то вечером, когда они уже легли спать, старик приблизил свои губы к его уху и стал шептать:

– Ты, сынок, не думай, что я выдумываю или сошел с ума, но то, что я тебе сейчас расскажу, – это истинная правда.

В свое время я был таким же, как и ты, – молодым, сильным и веселым. Скажу честно, законы я чтил не очень, а жил я в небольшой рыбацкой деревушке Соленый Ветер на северном побережье Лазурного моря в герцогстве Марвел. Вот однажды у нашего пирса и пришвартовалась шхуна пиратов. Надо было им поправить такелаж да подремонтировать немного корпус. Улучив момент, я и пристал к капитану пиратов с просьбой взять меня с собой. А люди им были нужны, в последней схватке потрепал их королевский корвет. Так я и оказался среди пиратов.

Старик замолчал, переводя дух, ему уже было тяжело даже разговаривать, передохнул, а потом продолжил:

– Много я покуролесил, помотался по свету, много видел и удивительного, и обыденного, и добра, и несправедливости. Да и сам не отличался благодетелью, много душ загубил, и руки мои в крови невинных. Но однажды наша шхуна нарвалась на два королевских фрегата, и пришлось принимать бой. Бились мы до самой ночи, сильно нас потрепали, правда, и мы в долгу не остались. Но как только стемнело, попытались мы оторваться, и нам это почти удалось, да только попали мы в шторм, который шел полосой. Я ведь до этого в штормах бывал и всякое видал, а тут испугался. Стала наша шхуна тонуть. «Все, – подумал я, – пришла тебе, Симор, расплата за твою жизнь и за жизни, которые ты отобрал». Взмолился я Спасителю, что, если жив останусь, завяжу с пиратством, и еще много чего обещал, сейчас уже всего и не помню.

Шхуна утонула быстро, а мне, когда я оказался в воде, подвернулся кусок сломанной мачты, ухватился я за него как за последнюю надежду. И стало меня носить по морю, как щепку, туда-сюда, так я и болтался целые сутки. Но в конце концов прибило меня к острову Скалистому, что в королевстве Кармина находится. Вот рядом оно, за горной грядой, и выход к морю у них есть. На троне у них сидит королева, да и вообще бабы у них на первых ролях.

А на остров тот так просто и не забраться: не зря его Скалистым называют, у него скала почти по всему периметру идет. Но прибило меня к этому острову как раз со стороны скал, а волны бьются о скалы страшно, ну, думаю, не утоп, так о скалы разобьет. Разогналась моя мачта и летит на скалы, я от страха и глаза закрыл. А потом слышу, шум волн как-то стал сзади слышаться, я глаза-то открыл, смотрю, а тут такая небольшая бухточка, и ведет она прямо в подводный грот. Вот меня туда течением и занесло. А там пещера довольно длинная под этим островом и почва твердая. Давай я руками грести, подплыл и выбрался на землю. Хоть сил и мало было, но решил обследовать, куда же я попал, и, представь себе, увидел я сокровища несметные, даже страшно мне стало. Кто их туда натаскал и запрятал, я не ведаю, но, видно, давно лежат – все в пыли. И золото, и серебро, и каменья всякие. Взял я немного монет золотых, в пояс насовал, а куда еще брать? А тут отлив начался, выбрался я на своей мачте, смотрю – баркас рыбацкий в стороне, давай ему махать да кричать. Подобрали меня рыбаки да и вывезли на берег.

С пиратством я с тех пор завязал, в храме огромную свечу Спасителю поставил, да вот не смог я больше добраться до тех сокровищ, и даже рассказать никому не мог. Словно что-то мне говорило, мол, молчи, не время кому-то рассказывать. А тут еще узнал меня кто-то из ранее ограбленных пиратами, и погнали меня на каторгу. Я, конечно, бежал и стал пробираться к морю – меня снова поймали, снова бежал и так пять раз, вот последний раз уже не убегу, сил уже нет. А тут что-то давит на меня, словно требует, чтобы рассказал я все тебе: «Расскажи мальцу, расскажи мальцу!»

Заодно еще душа болит почему-то, вроде бы и давно это было, и я даже забыл и не вспоминал все это время, но недавно приснилось мне во сне, и теперь не могу, давит. Я ведь перед тем, как с пиратами уплыть, встречался с одной девушкой, звали ее Ликой. И однажды призналась она мне, что непраздная она, вроде бы носит под сердцем моего ребенка. Да я только отмахнулся от нее, мои мысли уже были далеко в море, с пиратами… А вот сейчас болит душа и за нее, и за того, кого она родила. Если вдруг получится у тебя все, помоги им, прошу. И ты знаешь, вот рассказал я тебе, и прямо легко так на душе стало, словно очистил я ее. Вот тебе еще кое-что… Думаю, пригодится, – старик сунул что-то твердое и холодное в руки Дарку и, отвернувшись, засопел, засыпая. Дарк, не глядя, сунул то, что дал старик, в голенище сапога, решил: «Завтра погляжу», и тоже заснул.

Утром оказалось, что старик ночью умер. Он лежал с таким спокойным выражением лица, словно спал, а все его проблемы и страхи ушли и его больше уже не волновали. Пришел старший конвоир и открыл замок кандалов, отстегнул старика от Дарка.