Но Ри все это нисколько не беспокоило. Тревога, следующая за парнем по пятам, заставляла напрягать зрение и слух стократно. Еще пара жилищ, и он нырнет в объятья леса. Еще несколько шагов. Где-то там, слева, за длинным коровником Тары Гнева с высокими рядами спрессованных навозных кирпичей, за домом Сомы лан Пишвы, на соломенной крыше которого гнил наполовину съеденный труп ее мужа, пустыми окнами следило за Ри жилище старейшины, а неспящий судья потягивался на пороге и морщился от вони. Вероятность того, что так оно и есть, и что он может услышать повозку Ри, царапало нервы и заставляло продвигаться к намеченной цели почти не дыша. И даже когда Рий Нон скрылся под покровом леса, беспокойство не оставляло его.
Одни птицы трещали, курлыкали, ухали, другие же терпеливо наблюдали с нижних, голых веток сосен за проникшим в ночное благоухание. Слепни, комары и прочие гнусы Думрока, любителя поотрывать бошки, чьим именем пугали зазнавшихся детишек, атаковали Ри со всех сторон. Он поправил руку отца, вывалившуюся из-под покрывала, и прибавил шаг. А потом и вовсе припустил бегом, словно его преследовали. Дорога до самой пещеры была укатанной, препятствий не предвиделось.
Проехав полпути, Ри остановился, щелкнул языком, как учил его отец, чтобы приглушить на время птиц, прислушался – никого.
Страх перед встречей с судьей утих и растаял. Цнои панически боялись всего, что связано с каргами, и, конечно же, подобные опасения передались и Ри. Кабиан Халла не разделял суеверий, связанных с небесными камнями, но часто повторял, что бед от них больше, чем пользы, и что они с мамой выбрали это место неспроста, а чтобы уберечь дитя. И Рийя не понимал: почему он не может остаться в безопасности? Зачем ему покидать обитель и идти через все Старые земли в Ноксоло? Даже если и есть там родня матери, они не обязательно будут рады появлению нового родственника, а тут все свои: Мельзинга, Тара Гнев… да все. Пусть даже путь окажется безопасным, ведь хеллизия позади, и охотники за каргами разъезжаются по домам, но до полноправной Тишины еще несколько дней, а Ри никогда не отходил далеко от дома. Вылазки с отцом для проверки капканов не в счет, даже в пещеру он один бегал лишь раз, когда Кабиан захворал. И теперь у Ри тряслись поджилки – от страха перед предстоящей дорогой. Страх подгонял, но ноги не слушались.
Лесная укатанная колея постепенно превратилась в каменистую дорогу. Деревья и кустарники попадались реже. Тащить тележку становилось все тяжелее: путь пролегал по склону горы, вонзившей скальные пики в звездное небо.
Муту-Льяд своим полновесным круглым телом царила на небосводе и белым холодным светом вырисовывала резкие очертания пещеры. Ри задержался на небольшой площадке у входа, чтобы окинуть взглядом бескрайний черный лес, юбкой опоясывающий горы Макарири со стороны Старых земель.
Граница с Дикими землями. Никто достоверно не знал, что есть и чего нет по ту сторону: Макарири разделяли Тэю от Северного океана к Южному непроходимой стеной безжизненного камня и острых, как лезвие гвиртового меча, скал.
Ветер ласкал кожу Ри, успокаивая боль в грубом старом шраме, потянувшем веко вниз, из-за чего правый глаз выглядел полузакрытым. Глубоко вдохнув, пригнувшись, молодой человек шагнул в чрево пещеры и потянул за собой тележку.
Натертые ягодами можжевельника, чесноком и пахучими травами куски мяса Кабиан Халла снял несколько дней назад, потому что из скальной стены внутри пещеры пробился родник, а вяление не терпело влаги. Но и сейчас острый нюх Рийя улавливал нотки пряностей, хотя сырость и журчание воды теперь преобладали над прочими отличительными чертами именно этой пещеры. Ри знал еще о семи, но бывал лишь в трех, помимо этой. Пещера была небольшой – негде и во весь рост выпрямиться, – а от одной стены до другой могли запросто дотянуться пара человек, взявшись за руки.
Ри быстро нашел то место, о котором говорил отец: углубление, заполненное землей. Он осторожно снял тело с повозки, замер, прислушавшись к звукам сочащейся воды, и принялся копать яму. Но тут же наткнулся на что-то мягкое и мешающее лопате углубляться. Разгребя немного земли, он нащупал тканевый сверток. Ри вышел в ним наружу, под свет Муту-Льяд, развернул, и на ладонь выпал небольшой приплюснутый предмет. Мелькнула мысль о карге, и парень, взволнованно вздрогнув, выронил камень. Тот глухо ударился о землю и стал соскальзывать, но Ри вовремя остановил его, прижав ногой. Нужно рассмотреть хорошенько.
Камень легко умещался на ладони, был мутноватым, но все же прозрачным – сквозь него Льяд выглядела зловещим ухмыляющимся пятном, а звезды сверкали разноцветными точками. Не похож на карг. Хотя Ри ни разу в жизни не видел настоящего карга, но, по рассказам отца, внешне они ничем не отличались от обычных камней и проявляли цвет при определенном воздействии: пуру при незначительном нагреве приобретал фиолетовый оттенок, оранги в воде становился синими, гвирты же светились зеленым от сильного удара. Почему хлаза, которую использовали для изготовления украшений, падала лишь в океан Ди-Дор, объяснить не мог никто. Если и знал кто ответ на этот вопрос, то лишь ученые эклиотики.
Именно к ним отец отправился, будучи примерно того же возраста, что и Ри сейчас. Он мечтал постичь все тайны каргов. Но встретил Нон, и жизнь, а с ней и мечты, круто изменились.
Еще он поведал, что мелины при падении оставляют бледный неровный след, который видят лишь небогляды. А оранжевые карги ведут себя и вовсе непредсказуемо: могут рассыпаться в руках или закричать тысячей голосов одновременно в голове того, кто поднял шутеру. Красный же, самый величественный из каргов, падает лишь раз в эпоху и оповещает о ее скорой кончине. Единственным из известных красных обладал Владетель Тэи, правитель Новых и Старых земель, а также всего побережья Ди-Дора, старший представитель династии Гирей. Каждый знает: у кого в руках Йур Хаул, тот и Владетель Тэи.
Ри всегда увлекали истории отца о каргах – тот мог подолгу воодушевленно и со всей серьезностью излагать самые невероятные сказки. Юношу забавлял тот факт, что за камнями закрепилось название из фразы мертвого языка второй эпохи, который почитают цнои: “карэг орвал” – небесные камни. Люди, ненавидящие карги, подарили им имя, прижившееся в народе.
Нет, этот прозрачный кусочек чего бы то ни было, уютно устроившийся в ладони, не подходил ни под одно из описаний, известных Ри, и определенно не принадлежал миру каргов, но почему-то юноша был уверен и в обратном: миру людей он тоже не мог принадлежать. Эта мысль будоражила и волновала кровь. Очевидно одно: Кабиан Халла оставил камень именно для сына, зная, что тот выполнит последнюю просьбу и нарушит топахи. Но он даже не намекнул о нем перед смертью. Почему же? Боялся?
Ри потряс камень, приложил его к уху, постучал о скалу, даже попробовал откусить. А потом, почувствовав себя глупым, положил подарок отца во внутренний карман рубахи и пообещал себе разобраться с этим позже. Сначала нужно закончить чужеземный обряд захоронения.
И все время, пока Ри закапывал тело, он не мог отделаться от охватившего его предположения, что отец выдумал историю о воссоединении души с любимой Нон только для того, чтобы тайно передать сыну этот прозрачный камушек. А ведь Ри с самого начала показалась нелепой его любовная затея, ведь душа каждого цнои обращается сущим после топахи и через невидимые нити помогает и подсказывает тем, с кем она была связана по крови при жизни. Папа не мог оставить его после смерти ради женщины, которую знал не так долго. Только не папа.
По пути обратно Ри лихорадочно вспоминал разговор с умирающим отцом. Его душу скручивало от озноба, когда он понимал, что большая часть подробностей предсмертных наставлений стерлась из головы. Даже лицо отца всплывало в памяти из более поздних дней. Предостережения насчет брата, требования обещаний: отправиться в Ноксоло и постараться отыскать родственников Нон, а также о захоронении… Но вот какие именно слова отец говорил о пещере, Ри никак не мог вспомнить, хоть и чувствовал, что они важны.
