Ри еле сдержался, чтобы не окликнуть Матаару: пусть успокоит клоуна.

– Но их должно быть три! Опоры, – напомнил Инзи, весело подмигнув. – Иначе расклеишься. Засохнешь. Сломаешься. Семья – это сильная опора. Иногда можно протянуть на ней одной. Но недолго. Если у тебя нет принципов… Того, что ты не готов отдать и за сотню золотых… Ты расклеишься…

– Засохнешь и сломаешься, – язвительно передразнил Ри. – А у охотников одна из опор – мелиновый карг? Или вопли хеллизии?

– Карги? – Инзима усмехнулся. – Нет. Камни не спасут, если сам дурак.

– А тогда зачем? – задал Ри вопрос, мучивший его уже давно.

– Что “зачем”?

– Зачем убивать друг друга за карги? Вот обрядился ты гвиртами и мелин вогнал в меч, победил всех… Что дальше? Для чего?

Инзи выглядел растерянным и, возможно, немного испуганным.

– Зачем? Тебе не понять. – Он стих, остыл и, словно оправдываясь, виновато прикрыл  рот рукой, добавил: – Это все равно, что спросить Матаару: зачем он проиграл больную мать ученым-эклиотикам. – Руку убрал, но продолжил говорить негромко, чтобы слышал только Ри: – Ну, во-первых, это приносит доход. И в Охоту это самый лучший, хоть и самый опасный способ заработать. Странствующие торговцы дают по двадцать пять серебряных за крупный гвирт. Четыре гвирта – уже золотой. Карги не везде и не все принимают в качестве оплаты. Их боятся.

– А во-вторых?

– Как-нибудь я тебе расскажу. Мы приехали. Бездонное озеро!

Они выехали на заросший высокой, сочной травой берег лесного озера. С черной, без малейшей ряби  глади поднималось легкое испарение. Тут росли березы. Тонкими стволами они склонялись к воде и заигрывали кончиками веток с мелкой рыбешкой. Небольшой водоем таил в себе непроглядную тьму глубины.

На берегу лежало бревно и углями чернели следы старого кострища.

Всадники спешились. Матаара сразу занялся лошадьми. Кос, уперев руки в бока, стоял и глубоко вдыхал влажный воздух. Инзима достал из наспинных ножен два изогнутых кинжала с широкими лезвиями и белыми рукоятями, ловко ими покрутил, и принялся рубить высокую траву, чтобы расчистить место для стоянки. Рийя же решил, что самым полезным занятием для него будет сбор хвороста.

Краем глаза он заметил, как Лодисс Антея подошла к воде и начала расстегивать многочисленные ремешки на своем кожаном жилете. И чем дальше Ло освобождалась от одежды, тем медленнее Ри наклонялся в поисках сухих веток. В конце концов он спрятался за кустом и, затаив дыхание, потирая онемевшие пальцы, наблюдал, как женщина без стеснения обнажилась, сложила одежду в стопку и вошла в черную, как смола, воду.

Стыд вместе с нахлынувшим на лицо жаром принес воспоминание о давнем купании Майи, когда они еще неоперившимися юнцами сбежали из обители в поиске лучшей и свободной от оков сущих жизни. Тогда он, как и Майя, мечтал избавиться от цепей. Сейчас же отдал бы многое, чтобы снова полежать на стоге сена возле сарая Тары Гнев, послушать нравоучения старика Инэн Гаро или помочь Мельзинге… Никого больше нет.

– Голых баб никогда не видел? –  Инзима присел рядом.

Ри вздрогнул и быстро отвернулся.

– Ты ей нравишься. Явно же. Она хоть и старше, но еще ого-го. Небогляды не живут долго, а у Лодисс Антеи нет детей. Я считаю: она задумалась об уходе на заслуженный покой и потомстве, а ты красавчик…

– Ни слова больше! – зашипел Ри. Он не знал, куда спрятать лицо, чтобы этот болтун не заметил его замешательство.

– Давно хотел тут побывать. – Инзи молниеносно сменил тему, как блинчик перевернул.

Послышался плеск воды. Наверное, Лодисс, голая и прекрасная, позволила Бездонному озеру принять себя, объять плотностью мраком.

– Интересное место. Говорят, утопленники обретают здесь вторую жизнь.

– Что это значит? Они оживают?

– Нет-нет. Уже проверяли – не оживают. Возможно, это неточный перевод с языка жующих, раньше озеро называлось “Глубина, дающая вторую жизнь”… Или второй шанс. Кто как говорит. Но все равно: есть в этом месте что-то такое… манящее.

В Атаранги я, кстати, тоже первый раз был. И вообще на краю Старых земель. Банька неплохая. Мне после твоего захода все-таки удалось попариться.

Ри, под видом поиска хвороста, мимолетно зыркнул на озеро и тут же перехватил пристальный взгляд плывущей Лодисс. Парень резко отвернулся. Дыхание сбилось. Инзи заметил волнение, но Ри опередил его  вопросом:

– А что вы делали так далеко от Атаранги? Когда меня нашли.

– Это Ло… – начал Инзи и сам замешкался в сомнениях, –  хм… Странно, конечно… Вот ты спросил, и это стало странным… Мы шли к Атаранги, когда ее скрючило… Никто не ожидал. Только не со стороны границы с Дикими землями. Потом она сказала, что позыв был ложным, и с самого начала не могла определить, от какого карга. Она… выглядела сбитой с толку. Но мы все равно решили проверить. И нашли тебя.

– Я мало что понял, – признался Ри. – Скрючило?..

– Ага. Это…

Раздался громкий всплеск. Выходящая из воды Ло окатила брызгами Коса, сидящего на берегу.

– Отстань, – буркнул тот с обидой.

А Ри оторопел. Инзима что-то объяснял, но голос его ускользнул и стих – не разобрать ни слова. Все естество Ри заняло жадное, и оттого глупое и нелепое, лицезрение тела Ло и изящно вписанных в округлые изгибы линий рисунка. Узор тонкими, четкими штрихами покрывал большую часть живота, груди и ног небогляда спереди. Ло, перешагивая через колючки на кончиках пальцев, прошла к одежде, достала длинный белый шарф и стала осторожно прикладывать его к разным участкам тела, пропитывая влагой. Нанесенные неизвестным для Ри способом рисунки гор, дорог и поселений не смазывались.

Сердце паренька было отравлено гордой и взрослой наготой Ло. Плоды, полноценно созревшие, манящие скрытым в них вкусовым наслаждением. Рисунки тянули, очаровывали: переплетения путей, нитями тянущиеся к самым интимным местам.

Ри слышал о влиянии странствующих судей, способных усыпить бдительность человека силой голоса. Наверное, что-то похожее испытывал и допрашиваемый: плыл, терялся и переставал осознавать течение самого времени.

Когда Ло посмотрела на Ри, у того свело ногу.

– Инзи! – заревел Кос. – Где огонь?

Лодисс поспешно укуталась в покрывало и села на берегу.

Инзима цыкнул на Ри и кинул в него веткой:

– Эй! Где дрова?

Вскоре заполыхал костерок. И стало теплее. Гораздо теплее. С той ночи пожарища в Энфисе, когда Ри, несмотря на духоту, бросало в дрожь, ему впервые стало тепло. И захотелось выпрямиться, расправить плечи.

Несмотря на то, что каждый член отряда занимался чем-то своим, и в предрассветном прозрачном воздухе витала некая напряженность, они воспринимались как единое целое, как семья. Ведь в любой, даже самой дружной семье, бывают размолвки. Это нормально. После побега с Майей, отец пару дней не разговаривал с Ри, и Мельзинга, к которой его отправили в наказание, была единственной собеседницей. Придирки и звонкое хлопанье по неуклюжим рукам – как же давно это было…

Кос прилег у кострища. Из скомканного шерстяного одеяла, под которым, укрывшись с головой, на корточках сидела Ло, торчали протянутые к огню руки. Матаара, после того, как напоил и расчесал илори, принялся перебирать свои топорики. Это были уменьшенные копии колуна дровосека. Инзима же присел поодаль и затачивал длинные, изогнутые кинжалы. Заметив интерес Ри к своему оружию, он гордо представил:

– Кукри. Пустые. Для души. У меня есть такие же гвиртовые. Кос подарил. Их затачивать не надо. А мне нравится. Поэтому оставил себе и пустые. Если заботишься о ножах в Тишину, ножи позаботятся о тебе в Охоту.

Ри присел рядом, любуясь искусной резьбой на белой рукоятке. Убедившись, что их не услышат, он попросил Инзи:

– Расскажи о Лодисс.

– О Ло? Да что я о ней могу рассказать? Начало истории небоглядов одинаковы. Близнецов выкупают. Или крадут. Прямо из дома. Еще в младенчестве. Родить близнецов – накликать беду на свою семью. Иногда родителям удается спрятать детей. Но рано или поздно предназначение находит их.