– Лужок нас чуть не каждую неделю дрючит за медлительность, – поплакался Четверик. – Доложили, теперь сами не рады.

– И представьте, Лев Борисович, – воодушевленно подхватил Ознобихин. – Что все эти финансовые потоки замыкаются на наш банк. Я тут подготовил прогнозную справку по доходности…

– Кстати, насчет потоков, – голос Коломнина влился, как деготь в янтарный мед. – Что-то вы нас не больно ими балуете. Когда начинали кредитование, договаривались о двухстах миллионах оборотов на наших счетах. А по последней справке моих хлопцев и тридцати не наберется. Или это тоже – стратегический маневр?

– Обороты потихоньку переводим. Не так быстро, как хотелось бы. К концу этой недели переведем еще пятнашку. Я уже подписал. Не это сейчас главное, – Четверик отмахнулся от назойливого начальника УЭБ. – Мы хотим, чтоб банк не просто обслуживал счета и проекты. Нам нужен мощный партнер. Подумайте, Лев Борисович, почему бы вам не купить блокирующий пакет акций компании. С Лужковым в принципе такой разговор состоялся. А Гилялов, тот вообще спит и видит с вами породниться. Представляете: наш ресурс и ваша финансовая мощь…

– Но это пока разговор на перспективу, – рассудительно перебил Ознобихин, заметивший усилившуюся от такого напора настороженность президента. – Тут надо двигаться поэтапно.

– Что ж. Так и будем двигаться, – Дашевский поднялся, подняв тем и остальных.

– Это?.. – Четверик показал на развешенные схемы.

– Оставьте. Поизучаю. А насчет остального: готовьте предложения и – через Николая Витальевича. Начнем прорабатывать. Процесс сращивания – дело не одного дня.

Он пожал руки обоим, сделав одновременно жест Коломнину остаться.

– Пока, ретроград, – обеспокоенный Ознобихин, как бы прощаясь, снисходительно потрепал плечо начальника УЭБ. – Твоя б воля, всех крупных клиентов разогнал.

И, почтительно поклонившись тонко прищурившемуся президенту банка, вышел вслед за Четвериком.

– Лев Борисович! Должен все-таки сказать… – Коломнин начал подниматься. Но Дашевский жестом осадил его на место.

– Не хуже тебя все вижу, – в своей стремительной манере перебил он. – Только правда здесь не твоя, а Ознобихина: без риска на новые рубежи не прорваться.

Переполненный происшедшим разговором, Дашевский заходил по кабинету.

– В главном они с Четвериком правы. Засиделись мы, увы! Создавали чисто банковский бизнес. В приватизации не поучаствовали. Потому холдинга толком до сих пор не имеем. За счет этого всем проигрывали: Березовскому, Потанину, даже Виноградову. А здесь в самом деле шанс: компания-то задумана как большой мэрский кошелек. Да что кошелек? Кошелек – это «Система». Здесь – бумажник! Тут не только деньги. Тут ворота в такую политику, к какой прежде подступиться не могли. Это шанс разом через черт знает сколько ступенек прыгнуть. Шанс, которым не бросаются! – брусничные глаза Льва Борисовича излучали азарт и нетерпение.

– А если все-таки не срастется? – упрямец Коломнин физически ощутил неудовольствие президента. Но решился закончить. – А что если завтра планы мэрии изменятся? Или Гилялов решит переметнуться? Это ж в нефтяном мире известный кидала. Еще замминистра будучи всех накалывал. И с чем мы останемся? Худо-бедно сорок миллионов выдали. Еще десятка на подходе. А даже поручительства завода до сих пор нет.

– Вот и обеспечь! – недовольно потребовал Дашевский.

– Трудно добиться, если они чуть что за вашу спину прячутся.

– Так не позволяй!

Коломнин поднял глаза: Дашевский, хоть и улыбался, но не шутил.

– Каждый из нас, Сергей, должен делать свое дело, – отчеканил он. – Мое – это стратегия. А ты делай то, за что деньги получаешь: жми на них, сволочей.

– Так если!..

– И ничего! Дальше жми. Я тебя обматерю, если переберешь лишку. А ты опять прессингуй. Накажу и – престрого! А ты – знай, свое. Работа твоя такая.

– Стало быть, поручительство выбиваю?

– И счета переводить требуй. И поручительство. Недельку только дай очухаться, раз уж я обещал. А если не сумеешь, вот тогда всерьез спрошу. Что ухмыляешься? – Завидую Ознобихину. Кредиты выбивает он. А ответственности за возврат никакой.

– Правду говорят, что узковато стал мыслить, – с удовольствием уличил Дашевский. – Со всеми перессорить меня хочешь? Дело таких, как Ознобихин, самое что ни на есть важное, – деньги в банк приносить. И потому во всяких конфликтах я изначально его сторону держать буду. Коломнину было, конечно, что ответить. Но некому. Насупившийся, переполненный эмоциями Дашевский не был расположен выслушивать какие бы то ни было оправдания. Коломнин поднялся:

– Разрешите идти?

– Куда это ты собрался? – подивился президент. – Я еще и к разговору не приступил. Думаешь, на ГНК свет клином сошелся? Вот сейчас, к примеру, в Томильске «подснежник» обнаружен. Поступила чрезвычайно тревожная информация по должнику нашему – компании «Нафта-М». Выползло на просрочку пять миллионов. А сама «Нафта» по слухам сыпется. Я бы от тебя это узнавать должен. А ты, гляжу, опять не при делах. – Как раз сегодня доложили.

– А должны были не сегодня, а неделю назад! – он прервался, слегка смутившись: припомнил, видно, где был Коломнин за неделю до того. – Стало быть, такая фамилия – Фархадов – тебе знакома?

– Немного.

– То-то что немного! А обязан досканально знать. Один из открывателей нефти в Сибири. Лауреат Государственной премии, Герой Соцтруда и прочая дребедень. Но к тому моменту, как рынок этот «рубить» меж собой в девяностых принялись, прежнее влияние потерял. Однако обидеть «деда» не захотели. Он для нефтяных генералов что-то вроде патриарха. И за прежние заслуги передали ему в районе Томильска уютненькое месторожденьице, – на хлеб, так сказать, с маслом. Говорят, по личному требованию Вяхирева и Гилялова. Оба как бы его ученики. Поначалу неплохо взялись. Инфраструктуру обустроили. Наш томильский филиал активно их кредитовал. Рассчитывали через Фархадова этого с Вяхиревым «завязаться». Но не получилось. Амбиций у старика с избытком, а вот влияние прежнее – тю-тю. А теперь у них какие-то, сигнализируют, сбои. И – пресерьезные. Задержки платежей, растущая задолженность перед поставщиками. Да и дед постарел. Семьдесят четыре стукает. А кредитных наших денежек там уже больше пяти миллионов зависло. Через два месяца срок возврата. – Уже дал команду Седых срочно вылетать и на месте разобраться в причинах.

– Какой там Седых? – вскинулся Дашевский. – Набрал шантрапы из ментов. Кроме тебя самого, баланс толком прочитать не умеют.

– Почему? Богаченков, к примеру, – превосходный экономист. – Богаченков?! Кстати припомнил. Кто это такой?

– Старший группы по пластиковым…

– Да знаю! Кто такой, спрашиваю, что позволяет себе банковский бизнес ломать? Вот новая докладная на него.

– В подразделении нет учета, а значит, и контроля за доходами. Богаченков пытается его восстановить. Отсюда и жалобы.

– Учета! Рассуждаешь тут, как…бухгалтер. Тебе известно, какую прибыль приносят они банку?

– Это-то всем известно. А вот сколько банк недополучает…

– Неделю – Богаченкова заменить! В кадры команду я уже дал. Не умеет ладить с людьми – плохой, стало быть, менеджер. Да и тебе бы самому призадуматься не мешало! Ведь конфликт за конфликтом. Едва с одним помирю, тут же с другим сцепишься. Я тебя в главном, конечно, подпираю. То, что банку предан, знаю и ценю. Но разводить подозрительность не позволю. Короче! – Дашевский заметил протестующий жест Коломнина. – Дискуссию прекращаю. Сам вылетай в Томильск. С собой можешь брать кого хочешь. Надо неделю – сиди неделю. Две – так две. Задача – оглядись на месте: может, пока не поздно арестовать все к чертовой матери, да и распродать? Заслуги заслугами, а денежки кровные возвращать надо.

В предбаннике навстречу Коломнину поднялся поджидавший его в сторонке Богаченков.

– А, Юра! – невольно смешался Коломнин. Богаченков держал полиэтиленовую папочку с вложенным внутрь единственным листом. И нетрудно было догадаться, что это такое, – заявление об увольнении: похоже, какой-то рьяный кадровик уже довел до парня решение президента банка. – Давай-ка присядем. Судя по страстям, много на стервецов этих накопал?