Он сделал паузу и указал на несколько маленьких приборов на столе.
– Например, – продолжил он, – тонометр Lovibond рассказывает мне свою историю о цвете чернил, используемых в ленте машины, которая написала эту записку, а также о нескольких стандартных образцах, которые я смог получить от трех машин, на которых это могло было быть напечатано. Это заставляет меня говорить о качестве бумаги в этой половине листа, которая была найдена у мистера Мейтленда. Иногда такая половина листа может быть соединена с другой половиной, от которой она была оторвана, так точно, как если бы действие было совершено на ваших глазах. В данном случае такой удачи не было, но с помощью измерений, сделанных штангенциркулем нониусного микрометра, я нашел точную толщину нескольких образцов бумаги и сравнил с толщиной предсмертной записки. Вряд ли мне нужно добавлять, что по толщине и качеству, а также по оттенку ленты записка указывает на личность автора.
Никто не пошевелился.
– И есть другие доказательства – неопровержимые, – поспешил Кеннеди. – Например, я подсчитал количество нитей на дюйм в ленте, как показано буквами этой записки. Это также соответствует номеру на одной из трех лент.
Кеннеди положил на стол стеклянную тарелку, расчерченную на маленькие квадратики.
– Это, – объяснил он, – тестовая табличка для выравнивания, с помощью которой можно точно изучить расстояние и выравнивание напечатанных на машинке символов. В этом типе pica десять на дюйм по горизонтали и шесть на дюйм по вертикали. Это обычное дело. Возможно, вы не знакомы с тем фактом, что машинописные символы расположены в ряд в обоих направлениях, по горизонтали и вертикали. Существует девять возможных позиций для каждого символа, которые могут быть приняты со ссылкой на один из этих маленьких стандартных квадратов тестовой пластины. Вы не можете не оценить, насколько невероятно невозможно, чтобы одна машина дублировала отклонения от истины, которые микроскоп обнаруживает для нескольких символов на другой. Не только это, но и грани многих букв неизбежно становятся сломанными, изношенными, потрепанными, а также не выровненными или слегка сдвинутыми в своем положении на панели ввода. Грани получаются не плоские, а немного вогнутые, чтобы соответствовать ролику. В каждой машине есть тысячи возможных отклонений, шрамов и деформаций. В таком случае, – заключил он, – машинопись обладает индивидуальностью, подобной системе Бертильона, отпечаткам пальцев или портретному портрету.
Он сделал паузу, затем быстро добавил:
– Что это была за машина в данном случае? У меня здесь образцы, взятые с машинки у доктора Росса, мистера Мастерсона, и с машинки, которая была доступна как мистеру, так и миссис Мейтленд.
Кеннеди остановился, но он еще не был готов снять напряжение с двух из тех, кого его расследование освободит от ответственности.
– Еще один момент, – безжалостно продолжил он, – момент, который несколько лет назад был бы необъясним, если бы не вводил в заблуждение и не приводил к фактической ошибке. Я имею в виду сны миссис Мейтленд.
Я ожидал этого, но слова поразили меня. Что они должны были с ней сделать? Но она сохранила восхитительный контроль над собой.
– Древние относились к снам очень серьезно, но до недавнего времени современные ученые, отвергая идеи темных веков, стали исследовать сны. Сегодня мы изучаем их с научной точки зрения, поскольку верим, что все, что есть, имеет причину. Доктор Росс, я думаю, знаком с новыми и замечательными теориями доктора Зигмунда Фрейда из Вены?
Доктор Росс кивнул.
– Я решительно не согласен с некоторыми выводами Фрейда, – поспешил он.
– Позвольте мне сначала изложить их, – продолжил Крейг. – Сны, – говорит Фрейд, – очень важны. Они дают нам самую достоверную информацию об этом человеке. Но это возможно только, – подчеркнул Кеннеди, – если пациент находится в полном взаимопонимании с врачом. Итак, сон – это не абсурдная и бессмысленная путаница, а совершенный механизм, и он имеет определенное значение в проникновении в разум. Это как если бы у нас было два потока мыслей, одному из которых мы позволяем течь свободно, а другой мы постоянно подавляем, загоняя обратно в подсознание или бессознательное. Этот вопрос эволюции нашей индивидуальной психической жизни – слишком длинная история, чтобы утомлять вас в такой критический момент. Но сопротивления, психические цензоры наших идей, всегда активны, кроме как во сне. Затем вытесненный материал выходит на поверхность. Но сопротивление никогда полностью не теряет своей силы, и сон показывает материал искаженным. Редко кто осознает свои собственные подавленные мысли или неосуществленные желания. Сновидение действительно является хранителем сна, чтобы удовлетворить активность бессознательных и подавленных психических процессов, которые в противном случае нарушили бы сон, отвлекая цензора. В случае кошмара сторож или цензор пробуждается, обнаруживает, что его, так сказать, одолевают, и призывает сознание на помощь. Есть три вида снов: те, которые представляют собой исполненное невыраженное желание, те, которые представляют реализацию подавленного желания в полностью скрытой форме, и те, которые представляют реализацию подавленного желания в форме, недостаточно или только частично скрытой. Мечты не о будущем, а о прошлом, за исключением тех случаев, когда они показывают стремление к несбывшимся желаниям. Все, что может быть отвергнуто в реальности, мы, тем не менее, можем реализовать другим способом – в наших мечтах. И, вероятно, большая часть нашей повседневной жизни, поведения, настроений, убеждений, о чем мы думаем, может быть прослежена из предыдущих снов.
Доктор Росс внимательно слушал, когда Крейг повернулся к нему.
– Возможно, это та часть теории Фрейда, с которой вы больше всего не согласны. Фрейд говорит, что как только вы входите в интимную жизнь пациента, вы начинаете находить половое влечение в той или иной форме. На самом деле лучшим признаком ненормальности было бы его отсутствие. Половое влечение – один из сильнейших человеческих импульсов, но при этом подвергающийся сильнейшему подавлению. По этой причине это самое слабое место в нашем культурном развитии. В нормальной жизни, говорит он, неврозов не бывает. Позвольте мне теперь перейти к тому, что фрейдисты называют психоанализом, анализом души, миссис Мейтленд.
Было в высшей степени поразительно рассмотреть возможности, к которым может привести эта новая наука, когда он продолжил ее иллюстрировать.
– Миссис Мейтленд, – продолжал он, – ваш сон о страхе был сном о том, что мы называем исполнением подавленного желания. Более того, страх всегда обозначает сексуальную идею, лежащую в основе сна. На самом деле, болезненная тревога, несомненно, означает неудовлетворенную любовь. Древние греки знали это. Боги страха были рождены от богини любви. Сознательно вы боялись смерти своего мужа, потому что подсознательно вы этого желали.
Это было поразительно, драматично, жестоко, возможно, беспощадно – это вскрытие души красивой женщины перед нами, но необходимо было докопаться до истины.
Миссис Мейтленд, до сих пор бледная, покраснела и возмутилась. Однако сама манера ее негодования свидетельствовала об истинности новой психологии сновидений, ибо, как я узнал впоследствии, люди часто возмущаются, когда фрейдисты поражают то, что называется "главным комплексом".
– Есть и другие мотивы, не менее важные, – возразил доктор Росс. – Здесь, в Америке, денежный мотив, амбиции…
– Позвольте мне закончить, – вмешался Кеннеди. – Я хочу рассмотреть и другой сон тоже. Страх эквивалентен желанию в такого рода сновидениях. Это также, как я уже сказал, обозначает половое влечение. Во сне животные обычно являются символами. Теперь, во втором сне, мы находим и быка, и змею, которые с незапамятных времен являются символами продолжения жизненной силы. Сны всегда основаны на переживаниях или мыслях дня, предшествующего сновидениям. Вы, миссис Мейтленд, видели мужское лицо на этих зверях. Были все шансы, что вам его предложат. Вы думаете, что ненавидите его. Сознательно вы отвергаете его; подсознательно вы принимаете его. Любой из новых психологов, кто знает тесную связь между любовью и ненавистью, понял бы, как это возможно. Любовь не гасит ненависть; или ненависть, любовь. Они подавляют друг друга. Противоположное чувство может очень легко вырасти.