Мы прошли в столовую с большим столом. Мужчина присел в кресло-качалку, а мне предложил стул напротив.

– Вас беспокоит что-то конкретное?

– Может быть, – задумчиво произнес мужчина, глядя в окно. От его лысины отражались лучики солнца, а в глазах будто поблескивали слезы. – Чем дальше, тем недоверчивее и беспокойнее я становлюсь.

– Это из-за сына, да?

– Олег…

Мужчина поднялся с кресла и прошел в шкафу, где стояли открытые бутылки с алкоголем. Он взял одну и плеснул немного темной жидкости в бокал.

– Мне кажется, что его смерть – моя вина. Она тяжелым грузом лежит у меня на душе вот уже пятнадцать лет.

– Давайте посмотрим, – отогнав посторонние мысли, я глубоко вздохнула и достала из саквояжа что-то смутно похожее на шар гадалки. Где Федя вообще это взял? На барахолке?

Из дела Ухтманского я узнала, что пятнадцать лет назад он потерял сына. Мальчик двенадцати лет погиб под колесами машины. По заключению следствия, это был несчастный случай.

– Много у Вас грехов. Карма очень черная. Но душа светлая. Есть какие-то темные пятна, которые не дадут Вам покоя. Будут преследовать всю жизнь и даже после смерти…

– Что такое? Какие пятна?

– Вижу деток. Маленькие, хорошенькие. Вы им улыбаетесь, а они…. Им холодно? – ей богу, надо было в актрисы идти. Так сочинять на ходу…

– Это же детский дом… На ремонте у них сэкономил. Себе машину, дурак, купил, – мужчина хлебнул алкоголь и тяжело помотал головой.

Я всем нутром ощущала его состояние, но никак не могла помочь. Если я скажу ему правду, провалю задание. А этого допустить нельзя.

– Руки у Вас как будто бы чёрные. Много грязи сделали.

– Воровал, воровал… И судьбы людские губил! Ну не убивал, никогда не убивал, ей богу!

– Смерть сына – не ваша вина. Он был светлым человеком с чистой душой. И погиб не из-за Вас. Но ему тяжело там. Он Ваш ангел, а ангелы платят очень большую цену за людские грехи.

– Вы же чистите кармы, да? – мужчина посмотрел на меня с надеждой, и я одобрительно кивнула.

– Я сделаю, что смогу, но, понимаете… Люди все помнят. И пока вокруг Вас есть те, кто это помнит, карма все время будет грязной.

– И что же делать?

– Признайтесь, Геннадий Павлович. Во всех своих грехах. Так будет лучше и Вам, и Вашему сыну там.

Несколько секунд мужчина смотрел на меня, будто обдумывая мои слова, и наконец согласился.

Я смогла заверить его, что чистосердечное признание во многом смягчит наказание. А если он еще и вернет деньги, то вовсе может отделать условным сроком.

Может быть, Ухтманский и воровал в свое время, был не самым лучшим мэром, но ради спокойствия души своего сына был готов на многое. Даже сесть за решетку.

После разговора по душам, в котором я попыталась поддержать мужчину, мы попрощались. Я взяла с него совсем немного денег, чтобы не вызывать подозрений.

Выйдя на улицу, я заметила машину Феди в двух домах отсюда. Осмотревшись по сторонам, кивнула ему и свернула на соседнюю улицу, где он и подобрал меня.

– Ну что? – взволнованно спросил мужчина.

– Здесь признания, – я достала диктофон из кармана. – Но я их пока не отдам. Ухтманский хочет признаться и вернуть деньги. Что ему светит с чистосердечным признанием?

– С чистосердечным? Ты уговорила его сдаться?..

Казалось, что Федя был настолько же шокирован, насколько я разбита. Мужчина что-то обдумал и наконец сказал:

– Или несколько лет, или условный.

– Обещай, что постараешься выбить для него минимальное наказание. И разговор с психологом. Ему нужен психолог.

– Прониклась к нему теплыми чувствами? – хмыкнул Федя, ударяя по газам.

– Ага, человечность называется. Но ты такого не знаешь. Просто я думала, что должна буду выводить на чистую воду всяких бандитов. А тут… Хороший мужчина с большой раной на сердце. Даже жалко его как-то.

– Нельзя испытывать никаких чувств к обвиняемым. Как и к пациентам. Ты же психолог, должна знать.

Я только тяжело вздохнула. Знать-то знаю, вот только сердце бешено стучит, ощущая человеческую боль.

Может быть, мне и впрямь не нужно было становиться психологом. Я не могу унять сострадания, не могу спрятать свое сочувствие. Проблемы людей будто проходят через меня, прямо сквозь сердце.

И если к гадалке люди приходят с темами, не трогающими душу, то с работой психолога было бы сложнее.

После задания мы поехали в отделение. Появившись там в образе гадалки, я снова шокировала служащих.

– Чего пялишься? Порчу наведу, будешь знать! – молодой сержант отпрянул от меня как от прокаженной, а Черный заржал. Не боится он, видите ли, моего магического амплуа.

В кабинете, пока Федя был занят делами, я смывала с себя косметику. Находиться в образе гадалки за пару дней стало очень непривычно.

Пока умывалась, мне написала мама и пригласила в выходные на ужин. Само собой, об инциденте и своей новой работе я ей не говорила. И как отпроситься у майора тоже не знала. Так что пообещала родительнице дать ответ позже.

– Товарищ майор, разрешите?

– Заходи, Кошечкин. Что там у тебя?

– Заключение патологоанатома и результаты из лаборатории, – парнишка положил документы на стол, окинул меня осторожным взглядом и покинул кабинет.

– Смерть наступила около пяти утра от воздействия цианида на организм. Его остатки были обнаружены в кружке Коровиной…

На несколько минут мы замолчали. Каждый задумывался о своем.

Я вспоминала поведение членов семьи на допросе и прикидывала, кто из них мог покушаться на девушку.

И почему-то мне казалось, что убийцы среди них не было. Мы проходили и психотипы, и портреты убийц. Не подходил никто из семьи на эту роль.

– Завтра снова поедем в особняк, – заключил Федя. – Допросим детей Коровина. И нужно приставить к этой Анне охрану.

– Ты думаешь, её снова захотят убить?

– Если ее хотели убрать, чтобы не делить наследство, сейчас мотив еще сильнее.

Федя ушел, чтобы дать распоряжение приставить полицейских к особняку, а я осталась в кабинете обдумывать происходящее.

Странно, что Коровин в тот вечер взял не свою кружку. С чего бы это? Если он знал, что эта кружка его жены, зачем пил из нее?

Может быть, он был в курсе о покушении на ее жизнь и решил защитить молодую жену, пожертвовав собой?

Но почему убийца не подмел за собой следы? Логичнее было бы избавиться от кружек, чтобы не оставлять улик. Тогда нам было бы сложнее выяснить, в какой именно момент цианид попал в организм Коровина.

Мутное, однако, дело…

– Аля, поехали домой. Хватит с нас на сегодня.

Долго уговаривать меня не пришлось. Я быстренько собрала свои вещи, перекинула парик через руку и пулей вылетела из кабинета.

Уже сев в машину, решила поговорить с Федей о семейном ужине у моих родителей. Может быть, он сжалится?

– Слушай, тут такое дело… – начала я осторожно. – Какие у тебя планы на вечер субботы?

– Это какое-то предложение провести совместный вечер?

– Нет. Мне просто к родителям на ужин нужно. Я подумала, что ты мог бы отпустить меня к ним на часик…

– Я тебе уже говорил не думать. Тебе это не идет и у тебя не получается, – я глянула на Федю щенячьими глазками, но он не оценил. – Я сказал нет. ты должна быть под моим контролем двадцать четыре часа в сутки.

– Так я и буду! Ты меня привезешь. А потом заберешь через часик.

– Делать мне больше нечего, – хохотнул мужчина. – Сказал нет. Тема закрыта.

Я скрестила руки на груди и отвернулась от Феди к окну. Пусть знает, что я обиделась! Хотя ему, кажется, все равно.

В тишине мы доехали до дома, поужинали картофельной запеканкой с каким-то безумно вкусным соусом.

Я хотела почитать и просто уделить время себе, потому как за последний полгода я почти что забыла каково это любить себя. Но у Феди были другие планы.

– Ко мне сейчас придет девушка, – сообщил он обыденно. – Будь добра, хоть сегодня посиди смирно.

– Твоя девушка? – я вспомнила наш вчерашний поцелуй, и меня прошиб холодный пот. Нет, нет, нет, я не могла целовать занятого мужчину! Для меня это табу.