И всё же… за ней никто не пришёл. Она просыпается – пошевелилась. Значит, самое время проснуться и ему. И будь что будет.

Кармин сел не торопясь и даже не оглядываясь. Старался смотреть только перед собой, будто медленно приходит в себя. Его гостья поднялась с пола, но тут же спряталась за креслом. Он даже не успел увидеть, какая она.

– Эй! – заговорил он на всеобщем. – Что ты здесь делаешь?

Но ответом ему было молчание. Женщина продолжала прятаться.

– Я видел тебя. Отвечай мне!

– Я… попала сюда по ошибке, – тихо ответила женщина.

Её голос прозвучал бархатисто, неровно, медлительно, будто она говорила с трудом.

Кто бы ни была эта женщина, следует обращаться с ней благожелательно. Это делает разумных доверчивыми до беззащитности.

– Если ты действительно попала сюда по ошибке, то тебя скоро заберут, – сказал женщине Кармин. – Можешь меня не бояться – я тебя не трону.

Из-за края кресла показались немного растрепавшиеся, неровные пряди цвета прошлогодней листвы. И один глаз, почти такой же серо-карий, как и волосы. Женщина смотрела на него из-за кресла так внимательно и так настороженно, словно что-то знала. Ему показалось, что она хочет что-то сказать. Но она снова скрылась за креслом. И с немалым удивлением Кармин услышал, что женщина плачет.

– Эй, я могу чем-то помочь? – быстро и громко спросил он, как бы глупо это ни было.

Пленник? Да кому и чем он может помочь? И тем более ей.

– Да! – вдруг вскрикнула женщина и быстро встала, чтобы выпалить ему: – Не подходите ко мне, прошу вас!

– Даже не думал, – быстро заявил он.

Но она продолжала смотреть на него, ощупывая взглядом его тело. И Кармин не смог устоять – принялся отвечать взглядом на взгляд. Так он, наконец, разглядел её лицо и плечи.

Он убедился в том, что в этой женщине нет ничего выдающегося. Обычное невзрачное лицо, не красивое, но и не уродливое, волосы блестящие, но короткие – заложенные за уши прядки едва доходят до плеч, а кожа на теле… на ней кровоподтёки и вспухшие рубцы и… кажется, на ней нет одежды.

Он с некоторым трудом заставил себя думать не только о том, что леди, запертая с ним, абсолютно голая. И начал соображать в несколько другую сторону, чтобы заслужить доверие:

– Я могу поделиться рубашкой.

– Вы можете? Благодарю.

Кармин встал и пошёл в соседнюю комнату за чистой рубашкой. Бросил её загадочной гостье не глядя, и женщина быстро завернулась в голубой шёлк. Кармин лишь успел увидеть, что голубой почему-то очень идёт женщине. А она спряталась за креслом снова. На этот раз полностью.

– Если вы сядете в кресло, а не за него, ничего ужасного не случится, – заверил её Кармин, стараясь говорить как можно уважительнее.

– Я… хорошо… только я ещё немного посижу тут. За мной должны прийти. Меня должны увидеть… Что я тут.

Кармин не стал продолжать разговор. Но нельзя просто сидеть и приглядывать за гостьей, и его голос зазвучал в камере слишком скоро:

– Ваше имя?

– Леммай. Леммай Аффор.

– Я Кармин Тахри. Мне сто сорок четыре года. А вам?

– Пятьдесят.

– Совсем ребёнок. Кто над вами так подшутил, отправив сюда?

– Эм… мои… подружки.

– Прошу прощения, но кто-то должен сказать вам, что такие подружки хуже врагов.

– Я понимаю. Но других подруг у меня нет. Как и врагов.

Это прозвучало именно так: я совсем никому не интересна, кроме этих злобных стерв, но я не хочу быть совсем одна в жестоком мире.

Разговор снова закончился. Кармин не знал, что на такое можно ответить. Потому что мир действительно жесток и если для выживания нужно стать тенью какой-нибудь колючей дряни, то ты сделаешь это, несмотря на внутреннее сопротивление.

Но, всё-таки, это слишком странно – просто ждать того, что будет дальше. Это первый живой и доступный собеседник за целый год. И это первая женщина лет за пять, пожалуй, которой не запрещено даже разговаривать с ним.

– Вы обучаетесь ремеслу воина? – спросил Кармин.

– Да.

– Нет желания свернуть с пути?

– Н-нет… – заметно помедлив, ответила Леммай.

– На вашем теле много шрамов.

– Да, я не слишком талантлива.

– Мне жаль вас.

Леммай не ответила. Кармин, наклонившись вперёд, увидел, что женщина, не отрывая глаз, смотрит на дверь. И с каждой проходящей сотней биений сердца становилось ясно, что смотрит она зря. Более того, она взволнована, сомневается и чего-то побаивается.

– Если вас ещё не вытащили отсюда, то, значит, никто, кроме ваших подружек не знает, что вы здесь. Это странно, конечно, но ничего не поделать. Ваши близкие, полагаю, начнут беспокоиться о вас к ночи, – проговаривал Кармин, чувствуя себя то ли азартным игроком, то ли мозгоправом – так странно в нём сейчас смешались чувства и эмоции.

– Что вы хотите сказать?

– Только то, что уже сказал. Советую вам расслабиться. В этой камере время течёт тем медленнее, чем сильнее вы напряжены.

Леммай снова ничего не ответила. Почему всё-таки выглядит так, будто она действительно испугана? Он, Кармин, действительно внушает ей ужас или это не имеет отношения к нему?

– Вам что-то наговорили обо мне? – поинтересовался он.

Он понимал, что его упорное желание разговаривать не соответствует ситуации, да и выглядит не слишком вежливо, но всё же простил себя за это. Уж слишком давно он разговаривал с женщинами в последний раз. К тому же голос этой малышки словно делал его живым, возвращал к реальности.

– Нет, вовсе нет, – словно хорошенько подумав, ответила она.

– Скажите, в вашем пределе держат много подобных мне?

– Я… не знаю. Я не слышала о пленниках. Мне говорили только о вас.

– И что же говорили?

– Что… вы… существуете.

Кармину уже было надоела эта игра в вопросы и ответы, и теперь ему захотелось рассмотреть женщину подробнее. Теперь, желательно, целиком.

– Я хочу, чтобы вы сели в кресло, – громче обычного сказал Кармин, – и я настаиваю.

– Но…

– Садитесь!

Герарда встала, но, почти не разгибаясь, обогнула кресло и села в него. Его рубашка закрывала ей ноги до середины бедра, и этого было бы достаточно… Кармин вдруг забыл, о чём он думал до сих пор. На этих длинных, совершенных ногах тоже темнели уродливые синяки и ссадины, но на них не находилось ни единой чешуйки, ни одного рогового нароста. Эта женщина либо очень ухожена, либо относится к чистокровным варледи.

– Варледи? Я должен был понять это раньше.

– Нет! – огромными глазами посмотрела на него Леммай. – Я шипастая. Мои доспехи и шипы отпали совсем недавно.

Кармин понимал, что втройне невежливо не сводить глаз с ног женщины, но даже притом, что извинить себя за это не мог, отвести взгляд оказалось сложно. Тень, глубокая чёрная тень, образовывалась в треугольнике, верхнюю грань которого образовала пола его рубашки, а нижний угол – сведённые ноги герарды. И эта тень… всего на миг, внезапно подстегнув его воображение, открыла путь лавине самых горячих желаний, влившихся в мысли и тело Кармина. Он такого от себя не ожидал.

Но не говорить же Леммай, что ей всё-таки следует вернуться за кресло?

– Расскажите о себе, – попросил он, с трудом переведя взгляд на её лицо.

– Простите, но я… не… можно я не буду?.. – робко проговаривала Леммай.

– Хорошо. Может быть вам хочется пить? На том столике есть вода.

– Спасибо. Я… я налью себе немного.

Кармин зачем-то пронаблюдал за тем, как Леммай встаёт и идёт к столу. И прежде чем понял, зачем смотрел, поморщился от прилива крови к паху. Потому что на самом деле Леммай роскошна. Или дело в том, что он давно не видел обнажённых женщин? Мог ли представить он, Кармин Тахри, наследник царя, алмазный варлорд, что будет упиваться одним видом такой бесцветной женщины, якобы типичной зажатой и необученной герардой, привлекательной разве что свежестью восприятия?

Она выпила едва ли глоток воды и тут же вернулась в кресло.

Кармин ощутил, как краска бросилась в лицо от одного только обрывка сцены, которой он вообразил себе сейчас.