Дагон вздрогнул и, отодвинув трясущегося полицейского, шагнул к постаменту.

— Кто ты, несчастный? — густым басом пророкотал он, хмуря кустистые брови.

— Меня Жоржик зовут, — не стала ломаться «жертва». — Только чего это я несчастный? Я очень даже счастливый. Мне бы еще выпить, пожрать и потрахаться, вообще было бы ништяк. А ты кто такой?

— Я?! — удивился Дагон и гордо выпрямился. — Я Великий Морской Бог Дагон!

— А ты ничего, — кокетливо склонил голову Жоржик и двинул плечиком. — Слушай, развяжи меня, а? Эти придурки совсем краев не видят!

С этими словами он мстительно показал подбородком на троицу у помоста.

Дагон нахмурился и задумчиво переложил из руки в руку величественный посох.

— Разве ты не должен трепетать при виде меня, смертный? — усмехнулся он.

— Так я и трепещу, — сверкнул белозубой улыбкой Жоржик. — Ты невероятно привлекательный мужчина, Дагон. Я буду звать тебя Дагоша.

— Не, не надо… — вдруг смутился Дагон, неловко теребя тугой узел пут, что сковывали Жоржика.

— Ну, могу звать Дагоня… — ласково промурлыкал Жоржик и подбодрил: — Развязывай…. Что-то мне подсказывает, что мы поладим… рыбак рыбака трахает иногда, знаешь ли.

***

Мэр прислонил ко лбу руку козырьком и сощурился. Море било в глаза всеми оттенками синего, а небо добавляло жару. Солнце к полудню добралось до высшей точки кипения и нещадно жарило макушку.

— Надо шляпу соломенную купить, — подумал вслух мэр. — И эти, как их…

— Ласты? — услужливо подсказал начальник полиции, поглядывая на галдящих мальчишек, срывающихся в лазурную волну прямо с пирса.

— Да не… — мотнул головой мэр и лениво почесал плечо. — Очки солнечные.

— А у меня есть, — похвастался полицейский, цепляя на обгоревший нос радужные зеркалки и превращаясь в толстую ленивую стрекозу.

— Думаете, не явится? — подал голос священник. Ему приходилось хуже всех из присутствующих. Он в своей черной сутане смотрелся на залитом солнцем причале инородным телом и отчаянно потел.

— Неа… — лениво протянул полицейский, поглядывая на море. — Этот Жоржик сильно дерзкий оказался. Дагон теперь даже в туалет только с его письменного разрешения ходит.

— Ага, — встрепенулся мэр. — Говорят, Жоржик весь его гарем разогнал.

С этими словами он все же тревожно покосился на новые часы на городской ратуше и облегчённо выдохнул: стрелки давно переползли за полдень и подбирались к часу.

— Вот же ж, — покачал головой полицейский, — знали бы, что Дагон по мальчикам, не мучились бы дождями восемьдесят лет.

— Срамота… Грех содомский… — прошипел плавящийся под сутаной священник и проводил взглядом стайку полураздетых девушек, направляющихся к полосатым зонтикам кафе. В этот момент море у причала прямо под их ногами яростно вскипело, заставляя попятиться. Дагон лениво выбрался на сушу и с интересом оглядел затопленную туристами набережную, распахнутые двери кафе и лотки с мороженым. Волосы его были заплетены в косички, а талию обхватывал уютный розовый пояс-кошелек.

— Что? — насупился Дагон, ловя взгляд мэра и поправляя непромокаемый пояс. — Очень удобная штука. Я пока сюда плыл, жемчужинок наковырял для рыбы своей.

— Для кого? — не понял полицейский.

— Для Жоржика, для кого же еще? — удивился Дагон.

— О Великий Дагон! — опомнившись, рухнул на колени священник. — Ты пришел за жертвой! Прекрасная девственница…

— Да тихо ты! — цыкнул, бледнея, Дагон, и опасливо покосился на мирное, простирающееся до горизонта море. — Ты чо так орешь! Какая девственница? Ты знаешь, какой Жоржик ревнивый!

— Какой? — машинально переспросил священник.

— Да ужас просто! — закатил глаза Дагон и, покопавшись, достал из сумки-пояса сложенный вчетверо лист бумаги. — Короче, вот у меня список. Соберите мне тут… Виски, кола, шоколад, кофе и это… фенечек побольше. Жоржик любит… И это… не надо больше девственниц. Вообще, больше никого не надо. А то рыба моя устроит вам тут всемирный потоп. Ну и мне заодно.