Я сочла этот незначительный жест гигантским прыжком вперед – семейство Бэннинг готово принять меня в свои ряды!

– Спасибо, Фрэнк, – сказала я. – Очень мило с твоей стороны. Только давай оставим мачете дома, ладно?

Ни на секунду не задумавшись, мальчик швырнул мачете в небо. Я съежилась и прикрыла голову руками: хоть и знала, что нож пластмассовый, на вид он казался тяжелым. Удивившись, что оружие так и не вернулось на землю, я задрала голову. Неужели Фрэнк запустил его на орбиту? Мачете застряло в ветвях дерева. Я впервые заметила, что там, в гуще листьев, скрывается множество разных предметов. Пара детских кроссовок, связанных шнурками, – никогда не видела Фрэнка в спортивной обуви, – обруч, теннисная ракетка, скакалка.

– Нужно как-нибудь взять лестницу и достать все эти вещи, – предложила я.

– Нет, – сказал Фрэнк. – Это арт-объект. Мы с мамой иногда беремся за руки и смотрим на него вместе. Нам нравится его спонтанная природа.

Выехав из ворот особняка, мы взяли курс на юг, на бульвар Сансет, затем повернули на запад и проехали через роскошные районы с тюдоровскими особняками, псевдоитальянскими палаццо и фальшивыми нормандскими фермами, спрятанными за пальмовыми и апельсиновыми рощами, обширными газонами и розовыми садами.

Порой из-за высокой стены выглядывали только будка охранников да сторожевая башня. На фасадах многих особняков красовались надписи «Продается». Мне не хватало воображения, чтобы представить человека, которому по средствам хоть один из этих дворцов. А продавалось штук десять, если не больше.

Добравшись до Тихоокеанского шоссе, мы повернули налево – если верить телефону, направо уходила дорога в Малибу, и вновь двинулись в сторону центральной части Лос-Анджелеса. Справа виднелась широкая пляжная зона, где мелькали пестрые стайки велосипедистов и любителей катания на роликовых коньках. Совсем недалеко от дороги были натянуты волейбольные сетки. Ближе к воде, на белом песке, виднелись разноцветные зонтики от солнца и синие будки спасателей. Меня удивило, что вода выглядит серой и холодной. Я никогда так близко не видела Тихого океана и ожидала, что вода будет бирюзовой и прозрачной, как на детском рисунке тропического рая.

В боковое зеркало я видела, что сидящий сзади Фрэнк не проявляет никакого интереса к пляжу. Он высунул голову и руки в открытое окно, блаженно прикрыв глаза. Шелковый шарф развевался на ветру.

– Поосторожнее с шарфом, – крикнула я.

– Айседора Дункан безвременно скончалась во Франции четырнадцатого сентября тысяча девятьсот двадцать седьмого года. Шарф танцовщицы попал в колесо кабриолета, в котором она ехала, – выдал Фрэнк.

– Грустная история, правда?

– Да уж, веселого мало.

– Поэтому следи за шарфом.

Фрэнк заправил шарф под воротник и поднял стекло.

Некоторое время мы ехали молча. Впереди показались пирс Санта-Моника и миниатюрный парк развлечений, укомплектованный колесом обозрения и американскими горками, ярко выделявшимися на фоне неба.

– Знаешь, что было бы здорово? – нарушил молчание Фрэнк.

– Выкладывай, – сказала я, думая, что он намекает на аттракционы.

– Что выкладывать? – недоуменно переспросил он.

– Ничего. Скажи, что ты хотел.

– Найти тот маленький аэродром, откуда взлетают старинные самолеты. Это где-то поблизости, только я ездил туда еще совсем юным.

– А теперь ты просто антиквариат, – сыронизировала я.

– Я не антиквариат, – сказал он. – Антиквариатом считаются вещи, которым более пятидесяти лет. А те, которым от тридцати до пятидесяти, называются винтажными. Мне еще и до винтажных далеко, не то что тебе.

– Спасибо. А как называются такие, как ты?

– Я – ребенок. А вот мама уже антиквариат.

– Давай не будем ей этого говорить.

– Почему? Ведь это правда.

– В некоторых случаях правду говорить невежливо. Если чувствуешь, что сказанная тобой правда может обидеть собеседника, то лучше промолчи. Кстати, именно это имела в виду твоя мама, говоря о такте. Человек, у которого он есть, умеет держать свои мысли при себе.

Мальчик ничего не ответил. Бросив взгляд в зеркало, я поняла, что Фрэнк расстроен. Его лицо, как обычно, оставалось бесстрастным. Смену настроения выдавали только плечи, подскочившие до самых ушей. После этого он мог окаменеть и замолчать надолго.

– Так что, поищем твой аэродром? – предложила я.

– Я бы очень хотел увидеть его вновь, – сказал Фрэнк.

Я сразу же съехала на обочину и сверилась с телефоном. Когда мы остановились на парковке возле летного поля, Фрэнк перелез вперед и стал рассматривать самолетики через ветровое стекло. Из машины нас выманил ярко-желтый биплан, который несколько раз взлетал и вновь возвращался на землю. Фрэнк вышел первым. Он стоял с авиаторскими очками на голове и прижимал к глазам бинокль, наблюдая за летящим самолетом, пока тот не исчез за горизонтом.

Пальто и шарф мальчика развевались на ветру, и маленькая фигурка показалась мне настолько трогательной, что я вышла сфотографировать его на телефон.

Мне пришло в голову, что надо снять его и для Мими. Я вытащила из кармана ее телефон, сделала снимок, а потом… потом я сделала нечто невообразимое: открыла и пролистала список контактов. Мной руководил необъяснимый импульс, который заставляет некоторых людей заглядывать в медицинский шкафчик, пользуясь удобствами в чужом доме. Я всегда считала, что не способна на такую низость, и вот мои глаза шарят по списку. Врачи, «Скорая помощь», несколько больниц…

Интересно, она дала мне свой настоящий телефон или тот, что получила в подарок за годовую подписку на еженедельное приложение «Как избежать несчастного случая»? Где все ее Дианы и Эдварды, Стивены и Шейлы, те люди, которых мы носим в кармане на случай, если очень нужно поговорить с кем-то, пока стоишь в очереди за кошачьим кормом? А может, она удалила имена друзей, предполагая, что я начну рыться в телефоне, хотя я и сама этого от себя не ожидала?

Я прокрутила весь список, говоря себе, что в конце должно быть имя мистера Варгаса. Он доверял мне и считал единственным человеком, которого можно отправить к М. М. Бэннинг.

Есть! Айзек Варгас. И еще одно имя, которое я уже слышала. Ксандер.

– Что ты делаешь? – спросил Фрэнк, внезапно материализовавшись у меня под локтем.

От неожиданности я выронила телефон.

– Ничего. Просто фотографировала тебя для мамы. Смотри.

Быстро подняв телефон и выйдя из списка, я показала ему снимок, чувствуя громадное облегчение.

Фрэнк долго рассматривал фото и наконец сказал:

– Я тут похож на Маленького принца. Мы с мамой вместе смотрели картинки в этой книге, когда я был маленьким.

– Потому и похож, – сказала я.

Я открыла эту закономерность, работая в детском саду. В дни, когда дети приносили в садик свои любимые книги, в каждом из малышей легко было узнать Пеппи Длинныйчулок, Питера Пэна или Винни-Пуха. Я вывела из этого теорию, что сказка на ночь определяет судьбу. Вот и еще одно подтверждение: маленький стиляга Фрэнк, склонный к перепадам настроения и нелогичным умозаключениям любитель шелковых шарфов и галстуков, явно прилетевший в наш мир с незнакомой маленькой и эксцентричной планеты.

А я, разумеется, шпионка Гарриет, не расстающаяся с блокнотом.

Вернувшись в машину, мы решили для полноты ощущений прокатиться по скоростной автостраде и взяли курс на скопление зубчатых башен в центральной части города. Вдалеке виднелись горы, напоминающие картонную декорацию.

Движение по шоссе трудно было назвать ездой в полном смысле слова. Это больше походило на поиски места для парковки перед открытием «Валмарта» на Семьдесят второй улице в Омахе в первый день распродаж после Дня благодарения. Машины двигались так медленно и плотно друг к другу, точно в Лос-Анджелес съехались все автомобилисты мира.

– Зимой в нашем регионе не очень холодно, и все же вон та гора вдалеке покрыта снегом, – сказал Фрэнк, наклоняясь вперед между сиденьями и тыча указательным пальцем вперед.