Едкий запах дыма смешивался с поднятым песком, от чего воздух стал почти непригодным для дыхания. Все уже давно подняли шлемы своих «Вейнер-Никовов».
Танкред обернулся, чтобы заглянуть за стену. Караван барж, доставлявший людей из Нового Иерусалима, только что сделал последнюю ходку, и теперь все намеченные войска были в сборе. Скоро штаб даст приказ начинать; теперь это вопрос нескольких минут.
Слегка скованным движением Танкред снова развернулся к театру военных действий. Он чувствовал, как внутри растет непривычное напряжение. Это было на него непохоже. Может, ситуация слишком напоминает кампанию в Сурате? Отчасти да, но это было не единственной причиной. Ему не удавалось не думать о Клоринде. Напрасно он пытался изгнать ее из своих мыслей и сосредоточиться на задаче, которую ему предстояло достойно выполнить в ближайшие часы, слова молодой женщины неотступно преследовали его.
Может, он был не прав, приняв все так близко к сердцу? В конце концов, прекрасная итальянка желала ему только добра. Конечно, ее консерватизм был настолько чрезмерен, что иногда доходил до смешного, но и идеалистические воззрения самого Танкреда могли показаться не менее гротескными, когда их высказывал человек, который провел последние семнадцать лет в армии и получил награды за свое усердие в боях.
Каждый хотел изменить другого, и каждый пребывал в уверенности, что только его путь правилен. Однако в этом не было ничего непреодолимого, ничего такого, чего нельзя было бы уладить, если подойти к проблеме спокойно. Все представлялось таким простым, если подумать на ясную голову, и становилось трагически невозможным в горячке спора.
А теперь Танкред боялся, что уже слишком поздно. Что после убийственной фразы, которую он бросил, уходя, Клоринда вообще больше не согласится разговаривать с ним. И сожалел о своей выходке. Как всегда, вопросы, связанные с чувствами, приводили его в полнейшую растерянность. Это нормально? Всегда ли отношения между любящими обречены на недопонимание? Какого дьявола о таких вещах никогда не говорят? Решительно, война куда проще человеческих отношений. Война…
Он вдруг осознал, что на несколько долгих минут начисто забыл, где находится. Это всегда было дурным знаком – не суметь сосредоточиться перед самым боем, поддаться настроению… Сомнению. Господи, опять! – подумал он.
– Мой лейтенант, я только что принял от штаба сигнал к началу, – сообщил Энгельберт по закрытому каналу. – Подтверждение получено.
– Принято, Энгельберт. Начали.
Три часа спустя Танкред был вне себя от ярости.
Не от той боевой ярости, которую иногда испытывал в сражении, но от дикой ярости на штаб.
Его подразделение, как и восемь других, объединенных с ним, приступили к действию, получив простые и четкие приказы: захватить сектор J столицы (в самом начале войны ее условно разделили на двадцать шесть секторов) и удерживать его любой ценой. Но вот чего не предусмотрели приказы, так это ожесточенного сопротивления атамидов и наличия «гражданских».
Те, кого Танкред считал «гражданскими», были не сражающиеся атамиды, на которых он обратил внимание еще в предыдущих боях. А с самого начала атаки в этом секторе почти все здания оказались заняты именно гражданскими. Бо́льшая часть столицы была эвакуирована в самом начале боев, и жителей там не осталось, но эти, очевидно, не успели уйти до того, как крестоносцы осадили город, или же просто отказались покидать свои дома.
Еще в самом начале Танкред по общему каналу приказал не стрелять по ним. Однако схватки с воинами стали такими ожесточенными, что солдаты больше не делали различий и истребляли любого, у кого не было креста на груди. В горячке боя Танкред сам несколько раз чуть было не уложил тех, кто казался «женщинами» или «детьми». Пока что ему удавалось этого избегать, и все же трупы несчастных, совершенно не способных защитить себя, уже усеяли улицы. Нормандец наконец понял, что воины в этом секторе так неукротимы именно потому, что защищают своих гражданских. Летающие атамиды даже пытались иногда унести некоторых по воздуху. Однако тогда они становились слишком легкой мишенью, и впавшие в боевой раж солдаты сразу сбивали их. Ситуация совершенно вышла из-под контроля. Хуже того, атамиды беспрерывно получали подкрепление, и Танкред опасался, как бы его люди вскоре не оказались смяты, как неделей раньше – АМ-25-В Клоринды.
В растерянности он запросил у командования разрешения изменить приказ, подчеркнув, что выбранная стратегия не подходит для данной зоны. Следовало отойти и подождать, пока отбудут гражданские, а потом вернуться в большем составе. Разумеется, он получил официальный категорический отказ: сектор J должен быть зачищен от всякого присутствия атамидов, будь то гражданские или нет, любой ценой, в том числе и ценой человеческих жизней! Приказы исходят от главнокомандующего и не подлежат обсуждению, исполняйте! – проорал офицер, командующий северным фронтом боев.
Этот тупой ответ окончательно вывел Танкреда из себя.
Маркиз де Вильнёв-Касень не только плевать хотел на риски, которым он подвергает войска, лишь бы фронт продвигался в нужном направлении, но теперь, в полном противоречии с военным кодексом чести, он требовал от подчиненных умышленного убийства гражданских лиц. У Танкреда возникло полное впечатление, что он отрекается от всего, во что всегда верил, а также от всего, чему его учили относительно стратегий минимизации потерь, которым необходимо следовать, если хочешь остаться в живых на поле боя.
В этот момент в тридцати метрах от него десятки гражданских атамидов с воплями выскочили из загоревшегося дома; некоторые уже превратились в живые факелы, другие выпрыгивали с верхних этажей и разбивались о землю. Опьяненные убийствами, окружившие здание человеческие солдаты без раздумий приканчивали их разрядами Т-фарад, накидываясь на свои жертвы с таким ожесточением, что превращали некоторых в кровавое месиво. Танкреду пришлось сделать над собой усилие, чтобы вспомнить, что он сражается на одной стороне с этими солдатами, что они крестоносцы, воины Христовы. Увидев на лице одного из них, когда тот откинул забрало, безобразную гримасу удовольствия, он почувствовал, как по спине пробежала дрожь отвращения. Совершенно отравленные адреналином люди даже не осознавали, что очень скоро бой примет катастрофический для них оборот.
И в этот момент Танкред понял.
Эта война, на которую он пошел добровольно, была не религиозной, не даже обычной захватнической или колонизационной, а самой настоящей войной на уничтожение. Девятый крестовый поход станет Варфоломеевской ночью Акии Центавра. Всем было очевидно, что, вопреки официальной позиции Ватикана, военные действия не прервутся после того, как будет «освобождено» святилище. Куда вероятнее, что именем Dominium Mundi бароны потребуют всю планету ради расширения собственных территорий, но теперь Танкред понимал, что они хотят ее исключительно для себя! Не будет и речи о том, чтобы делить ее с туземцами! Ни один атамид не переживет эту войну. Акия будет принадлежать только людям.
Для Бога и для дома Дерзай на все, и все тебе простится.
Он уже довольно давно прекратил сражаться, а просто в полной оторопи и прострации шел по улицам. Как же он был наивен! И как виноват! Он стал пособником геноцида, из него сделали монстра-истребителя, достойного самых мрачных страниц человеческой Истории. При этой мысли его охватил гнев, который с силой урагана смел последние иллюзии, как ветер зимой срывает последние листья, еще цепляющиеся за ветки.
С дрожащими от ярости руками, но движимый новой решимостью, он вернулся в начало улицы к своему меха-першу и вскочил в седло. Быстро просмотрев высвеченный ИЛС-системой на внутренней поверхности забрала список, он выбрал нужную частоту и по закрытому каналу вызвал Энгельберта.
– Наводчик! – Он почти кричал. – Доложить обстановку!
Хотя голос Энгельберта доносился сквозь треск и помехи, ответ был ясен:
