В настоящий момент Микки занимается переносом семикомнатной громадины на Бакстер-роуд, но с этим домом дело обстоит иначе. Его хозяева не так давно купили какую-то развалюху прямо напротив, через дорогу. Бригада Микки снесла ее, и теперь они переносят дом на другую сторону Бакстер-роуд, на новый ломоть пирога. Только на Нантакете!

– Дурдом, правда? Микки говорит, ему когда-нибудь придется опять переносить этот дом – если он доживет.

– Вот поэтому я и живу в глубине острова, – замечает Петра, которая живет в глубине острова, потому что выросла там и не может позволить себе купить дом ближе к океану.

Это интересная история, но Бет сейчас занята тем, что прикидывает про себя, под каким бы благовидным предлогом улизнуть домой, и с трудом удерживается, чтобы не вскочить со своего места. «Я забыла дома книгу. Грейси нездоровится. Мне что-то нехорошо».

Петра, которая сидит рядом с Бет, видимо, каким-то образом считывает намерение подруги сбежать и, протянув руку, незаметно сжимает ладонь Бет, крепко, но не слишком сильно, одновременно ободряя ее и удерживая на месте. «Я люблю тебя, и ты никуда не уйдешь».

В дверь негромко стучат, и на пороге появляются Кортни с Джорджией – ходячая иллюстрация понятия «полная противоположность». Круглое, без грамма косметики лицо Кортни залито розовым румянцем, волосы небрежно стянуты в хвост на затылке, завитки на лбу чуть влажные от пота. Из-под расстегнутого зимнего пальто из секонд-хенда виднеются майка цвета лаванды, черные спортивные штаны и шлепанцы. Книгу она несет в руках. Оживленная и улыбающаяся, она плюхается на диван с другой стороны от Бет, и вместе с ней в комнату вплывает облако ее энергии, которое медленно оседает, точно невесомый одуванчиковый пух, поднятый в воздух легким дуновением ветра. От нее пахнет пачули.

Джорджия же, напротив, выглядит забегавшейся и запыхавшейся со своим тяжелым вечерним макияжем, яркой помадой и броскими длинными золотыми серьгами, в черных туфлях-лодочках на шпильке и с оттягивающей плечо пухлой кожаной сумкой для ноутбука. Она стаскивает с себя шляпу, перчатки, шарф и пальто и, извинившись за опоздание, принимается ругать очередную чокнутую невесту, которая битых сорок пять минут продержала ее на телефоне, потому что никак не могла решить, какой должна быть ковровая дорожка, по которой она пойдет по проходу в церкви к алтарю. Если Кортни – легкая пушинка, подхваченная теплым ветерком, то Джорджия – ветка дерева, сломанная ураганом и падающая на землю. По их виду ни за что не скажешь, что эти двое – лучшие подруги, однако же это именно так.

Обрадованная тем, что все наконец-то в сборе, Джилл с извинениями спешит в кухню. Прежде чем Джорджия успевает усесться, она вновь возвращается и, дважды хлопнув в ладоши, точно учительница, пытающаяся привлечь к себе внимание класса, ведет подруг в столовую. Джорджия ахает первой, но в следующее мгновение уже они все эхом вторят ей. Джилл сияет, польщенная их охами и ахами и довольная тем, что ей удалось добиться именно той реакции, на какую она рассчитывала.

Действие книги, которую они выбрали для обсуждения в этом месяце, происходит в Японии после Второй мировой войны, и идеи оформления явно почерпнуты Джилл именно оттуда. В центре каждой тарелки восседает какое-нибудь животное-оригами: фиолетовый журавлик, белый лебедь, оранжевый тигр, серый слон. Справа от каждой бумажной фигурки зеленеет капля васаби и высится аккуратная горка мясистого розового имбиря, а рядом с каждой тарелкой лежат палочки и стоит маленькая розеточка с соевым соусом. По всей комнате расставлены свечки в цилиндрических жестяных подсвечниках, а на столе стоят две бутылки саке. В центре на овальном блюде ждут своего часа роллы с икрой масаго, лососем и тунцом.

– Ну ты даешь, Джилл. Только не говори мне, что ты сама накрутила все эти роллы, – подает голос Кортни.

– Ну разумеется, сама, – говорит Джорджия.

– Сама, – признается Джилл.

– И это все тоже сама? – спрашивает Кортни, беря в руки фиолетового бумажного журавлика.

– О, это было несложно. Я посмотрела в Интернете, как они делаются.

– Ничего себе. С ума сойти, – говорит Кортни. – Ты, должно быть, весь день готовилась.

– Не так уж много времени это и заняло, – отзывается Джилл, явно наслаждаясь восхищением подруг.

– Ты вполне могла бы зарабатывать этим себе на жизнь, – замечает Бет.

Джилл вот уже шестнадцать лет как домохозяйка, и пока недостатка в клиентуре у Микки не предвидится, выходить на работу у нее нет ровным счетом никакой необходимости, но это неплохая идея. Она могла бы устраивать шикарные книжные вечеринки на заказ для богатых отпускников. Они были бы в восторге.

– Так, ладно, а теперь выбирайте, кто куда сядет. Рядом с каждой тарелкой лежит карточка с именем одного из персонажей, так что…

– Мы не будем сегодня обсуждать книгу, – говорит Петра.

Желудок у Бет скручивается в узел. Жаль, что нельзя хлопнуть стакан саке, прежде чем углубляться во все это.

– Что?! – нервно улыбается Джилл. – Разумеется, будем.

– Нет, не будем, – говорит Петра.

Петра на пять лет младше самой младшей из них, но в их компании она бесспорный альфа-самец. Старшая из семи детей в семье польских иммигрантов и владелица ресторана «Диш», одного из самых популярных заведений на Нантакете, она отличается командирским характером. Сама она, беззастенчиво ухмыляясь, сказала бы, что другие в ее бизнесе не выживают. Но при всем при том она справедлива и начисто лишена склочности. Если кто-то и может укоротить книжное рвение Джилл без слез или демонстративного разрыва дружбы, то это Петра.

– И нам понадобится что-нибудь покрепче саке. Водка у тебя найдется? – спрашивает Петра у Джилл.

– Но это не по-японски, – возражает та, все еще пытаясь воспротивиться отклонению от темы книги.

– Джимми изменяет Бет с официанткой из его бара. Он ушел к ней, – говорит Петра.

И снова первой ахает Джорджия. Джилл поворачивается к Бет, и виновато-испуганное выражение в глазах подруги говорит ей все без объяснений. Ни словом больше не упомянув о Японии, она скрывается в кухне и возвращается к столу с бутылкой водки «Три восьмерки» в одной руке и бутылкой клюквенного сока в другой.

– Это подойдет? – спрашивает она, опускаясь на диван.

– Более чем, – кивает Петра и принимается разливать водку в винные бокалы, практически не оставляя места для сока. – Покажи им открытку.

Бет вытаскивает из книги открытку и конверт и послушно протягивает их Джорджии.

– Ох, Бет, – качает головой Джорджия, прочитав открытку и передав ее Кортни. – Это от той официантки? Как ее зовут?

– Анжела Мело, – отвечает Бет.

– Не знаю такой, – произносит Джилл скептическим тоном, кажется задетая за живое тем, что на Нантакете нашелся кто-то, кого она не знает.

– Она сюда только пару лет как перебралась. Из Бразилии. Приехала вместе с сестрой подработать летом, – поясняет Петра. – Они пытались устроиться ко мне в «Диш», но я их не взяла.

– Я ее тоже не знаю, – говорит Кортни. – И давно это все у них тянется?

– С июля, – отзывается Бет.

– О господи, Бет, – говорит Джилл.

– Я знаю, – вздыхает Бет.

Она делает большой глоток водки из своего бокала. Теплая водка, практически не разбавленная клюквенным соком, обжигает горло. Уж лучше бы они пили саке. И обсуждали эту несчастную книгу. Она делает еще один большой глоток.

– Я же говорила, не надо было тебе разрешать ему идти работать в «Солт», – говорит Джорджия. – Там у них все просто пропитано сексом. Эта их музыка, эти мартини. Даже мне через час пребывания там начинает хотеться заняться сексом с первым встречным.

С октября по март Джимми промышлял ловлей морского гребешка, а летом, когда промысел гребешка был запрещен, устраивался куда-нибудь подрабатывать барменом. Впрочем, реальной необходимости в этой подработке у него никогда не было. Ловцы гребешка на Нантакете всегда зарабатывали отличные деньги. Барменом он устраивался главным образом ради того, чтобы не сидеть без дела, а не от нужды. Многие годы у Джимми был солидный и надежный заработок, а Бет радовалась тому, что он может проводить летние каникулы с ней и детьми.