– Ты и так практически никуда не выбираешься последний месяц, – холодно отозвался Вильгельм. – Соизволь хотя бы сопровождать меня, я ведь не просто так направляюсь к Церсалии.
– Ну вдруг ты соскучился по старым друзьям, – хмыкнул Алекс, отворачиваясь к окну.
– Упаси Дьявол, дружить с такой особой, – усмехнулся Вильгельм. – Это Мишель водился со всяким сбродом. Будь он проклят – даже спустя столько лет после смерти мешает заполучить власть!
– Тебе все мешают, – буркнул Алекс, вспоминая о маме.
Видимо, Мила тоже мешала отцу, раз он решил усыпить её на долгие годы. И неизвестно, сколько бы она ещё провалялась в гробу в доме Мишеля, если бы он вместе с Луной не провалился в этот старый подвал. На миг Алекс улыбнулся, припомнив, как это произошло. Правда, недолго музыка играла – теперь Луна Вебер будет держаться в метре от него, если не в двух. Парень надеялся, что когда-нибудь она сама поймёт – всё-таки девочка умная – поступить по-другому он просто не мог. Но и доказывать ей он ничего не будет; захочет – сама примет решение, как поступать дальше. Но в глубине души Алекс, конечно же, хотел бы сохранить общение с Луной, хотя потому что она у него ассоциируется с мамой. Он даже заметил их некое внешнее сходство, когда последний раз видел Луну Вебер.
– Что с вами творится? – вдруг спросил Вильгельм, сидящий напротив Джессики с Алексом.
Мужчина прищурился, прожигая взглядом сына и его подругу.
– Неужели мы выглядим адекватными людьми? – усмехнулся Алекс, даже не взглянув на отца.
– Не дерзи! – возмутился мужчина.
– Вот так он и ведёт себя последний месяц, – вздохнула Джессика. – А вы ещё спрашиваете, – с наигранной грустью произнесла она. – Я вам больше скажу, – она наклонилась, приближаясь к главе Ордена Смерти, – он стал так холоден ко мне, – отчаянно прошептала Джессика.
Алекс цокнул, закатив глаза. А не смущает их то, что он всё слышит? Но даже если опустить этот факт, разве Джессика сама не замечает, как это фальшиво звучит? Он только сейчас начал улавливать эту фальшь вокруг себя. Раньше такое общение для него было привычно, но после того как он встретился с Луной, которая как на духу высказала всё, что думает о его поведении, Алекс вдруг понял, что может быть по-другому. Люди могут говорить то, что думают, а не притворяться кем-то другим. Поэтому в последнее время он стал много молчать, а если и говорил – именно то, что думает.
Он был зол на отца за усыпление мамы и за ситуацию, что произошла на берегу Крик Озера. Ну хорошо – получил сокровище – уходи и довольствуйся своей победой где-нибудь в другом месте. Хоть праздник устраивай, но не доводи ситуацию до похорон. Ведь можно было обойтись без жертв.
– А что ты злишься на него? – спросила однажды у него Джейн. – Ты ведь такой же!
Алекс хотел возмутиться, объяснив сестре, что сам бы точно не допустил битвы на берегу озера.
– Не отрицай, Алекс, – покачала головой Джейн. – Не ты ли убил ту девчонку, которая пыталась сбежать из Ордена Смерти? Или того несчастного с даром поиска? И ведь сам же говорил, что не жалел.
– Да, убил, да, не жалел, – зло бросил Алекс.
Он уже и не знает, кого пытается оправдать: себя – за испорченное детство – или отца, идеи которого ему иногда кажутся довольно-таки адекватными. Да, Вильгельм хочет избавиться от нимф, но, может, так было бы действительно лучше, хотя Алекс не понимал, чем именно. Конечно, после истребления нимф мировая численность не рухнет, но ведь многие демоны потеряют своих близких – мам, сестёр, подруг, дочерей. И тут вдруг Алекс снова вспомнил о Луне, точнее – о её сестре – Ульяне Вебер. Вряд ли она переживёт ещё и потерю сестры.
Вздохнув, Алекс отогнал все лишние мысли и сосредоточился на станции, на которую прибыл их поезд. Вместе с отцом и Джессикой он вышел из вагона, и они за несколько минут пешком дошли до дома, в котором живёт Церсалия.
Снаружи дом почти ничем не отличался от привычных европейских построек – двухэтажный дом с крышей из металлической черепицы, окнами-арками и небольшим балконом, уставленным цветами – розами, хризантемами, фиалками. Троица приблизилась к низкой бетонной лестнице с четырьмя ступенями, скрывшимися под навесом. Вильгельм нажал на дверной звонок и для лучшего эффекта настойчиво постучал. Буквально через минуту дверь им открыла среднего роста женщина. На вид – ей не дашь больше тридцати – тем более Алекс не сказал бы, что она ровесница его матери. Её светлые волосы были собраны в хвост, что придавало ей больше строгости в отличие от неформального стиля в виде тёмно-синих джинсов и белой футболки.
– Ну здравствуй, Вильгельм, – женщина расплылась в улыбке, пропуская гостей в дом. – Представлюсь гостям, с которыми не знакома, – добавила хозяйка дома. – Церсалия. Скорее всего вы обо мне наслышаны как о подруге Мишеля де Фриза. По крайней мере, только в таком амплуа меня знает Вильгельм.
– А есть ещё какие-то варианты? – надменно поинтересовался Вильгельм.
– Всё может быть, – произнесла Церсалия, слегка склонив голову на бок.
Она прошла в гостиную и села за стол. Вильгельм очутился напротив неё, а Алекс с Джессикой по бокам. В то же время в гостиную вошла маленькая девчонка, на вид ей тяжело было дать больше пятнадцати лет. Её каштановые волосы были собраны в аккуратный пучок. Весь её вид говорил о том, что она служанка, а ещё нимфа – не зря же на её шее виднелась татуировка в виде ростка земли. Алекс внимательно наблюдал за девушкой, пока она расставляла чашки с блюдцами на стол.
– Grazie (спасибо), – фальшиво улыбнулась Церсалия, кивнув девчонке.
Служанка сделала книксен и покинула гостиную.
– Эксплуатируешь нимф? – издал смешок Вильгельм.
– Я хотя бы не делю с ними стол, – заметила женщина. – Или не только стол, – многозначительно добавила она.
Джессика, услышав это, поперхнулась чаем, а Алекс хмыкнул, усмехнувшись уголком губ. Зато Вильгельму явно не понравилось замечание по поводу его связи с предводительницей огненных нимф. Он резко схватил со стола вилку и кинул в плечо хозяйки дома. Церсалия вскрикнула от боли. Алекс подскочил со своего места, но под суровым взглядом отца сел обратно.
– Что и с кем делить – дело моё личное, – огрызнулся он. – В следующий раз применю ещё и Аглиокинез, – предупредил Вильгельм.
Церсалия схватилась за рукоять столового прибора и вытащила его из плеча. Алекс еле заметно, чтобы в очередной раз не нарваться на гнев отца, постарался уменьшить боль Церсалии. И похоже, она об этом догадалась, поскольку уже в следующую секунду с благодарностью посмотрела на него.
– Мы прилетели не просто так, – напомнил Вильгельм. – Ты дружила с Мишелем, значит, явно была осведомлена о том, что он собирался стать королём демонов.
– Допустим, – холодно отозвалась Церсалия, невольно коснувшись места, куда совсем недавно угодила вилка.
– Надеюсь, ты знаешь, что стать королём невозможно без Короны Дьявола? – воспитательным тоном уточнил мужчина.
– Ах вот в чём дело! – наигранно воскликнула хозяйка дома. – А я-то думала, что именно без клейма не обойтись.
– Церсалия, не язви, – процедил Вильгельм.
Пока Джессика разглядывала интерьер гостиной, Алекс следил за перепалкой отца и Церсалии. Сидя друг напротив друга, они обменивались испепеляющими взглядами. Ещё несколько минут в гостиной висела угнетающая тишина, пока обстановку не разрядила девочка-служанка, зайдя в комнату с подносом, на котором стояли креманки с мороженым. Она расставила их на столе и сделала книксен. Церсалия поблагодарила её, назвав Франческой.
– Тебе не понадобится Корона, если не найдёшь клеймённого демона, – украдкой бросила Церсалия.
– В процессе, – сообщил Вильгельм.
– А если он, как и Мишель, откажется участвовать в твоём грандиозном плане о всемирном могуществе?
– Тогда его постигнет участь Мишеля, – прошипел Вильгельм.
Алекс сглотнул. Это не лучший вариант развития событий. Хотя чего он удивляется: отец никогда не считался с жизнями других и приучал их к тому же. И Алекс не будет скрывать, что не жалел о своих поступках – в чём прок жалеть о том, чего уже не можешь изменить? Но в одном Джейн неправа: она считает – не жалел – значит, нравилось убивать. А вот это уже немного другое. Вильгельму нравится убивать: он наслаждается, когда кто-то мучается, боится, просит о помощи. В этом парень отличается от отца, ему не нужны жертвы ради удовольствия, но он понимает, что в любой войне не обойтись без потерь. И сожалеть о них – пустая трата сил.