Ровно до десяти часов десяти минут.

  В десять-десять в дверь класса осторожно постучали:

  - Дёрни за верёвочку, дитя моё, дверь и откроется! - прогундосил Шаттл себе под нос и с надеждой уставился на дверь в предвкушении возможного развлечения.

  Дверь открылась и снова закрылась, пропустив дитя.

  - Здрасте, - кратко сказало дитя.

  Возникший так внезапно незнакомый парень был высоким, тощим, очень загорелым, светлоглазым и черноголовым. И ещё - изрядно запыхавшимся. Его белая в полоску рубашка выбилась из чёрных потёртых джинсов, а левым локтем он кое-как придерживал рюкзак с оторванной лямкой.

  - Новенький, что ли? Уй, какая ня-яшечка! - провозгласил Ванятка, и по классу опять прокатились смешки, а девчонки заинтересованно завертелись

  Парень метнул на Шаттла сердитый взгляд из-под давно не стриженой чёлки и спросил, обращаясь к Валечке:

  - Это же одиннадцатый "Б"?

  - Да, - настороженно отозвалась та.

  Она тоже не ждала никаких тёмных лошадок.

  - Тогда меня сюда записали, - пробормотал парень. - Меня зовут Антон Суворов. Извините за опоздание.

  - А, да, - с облегчением вздохнула Валечка, - вы же документы сдали в четверг. Приехали откуда-то с юга... из Анапы, кажется? - Она вопросительно подняла выщипанные брови.

  - Из Геленджика, - по-прежнему кратко ответил новичок.

  Молчавший уже целую минуту Ванятка немедля ожил:

  - О-о-о! Замечательный мужик меня вывез в Геленджик! То есть тебя! То есть из Геленджика!

  Найдя себе наконец развлечение, он радовался, как младенец - обретённой погремушке.

  Валечка постучала по столу костяшками пальцев:

  - Шаталов, сейчас же успокойся! А то вылетишь на счёт "раз" - не стыдно в первый учебный день?

  - Стыдно, когда видно, Валентинпетровна! - с ожидаемой готовностью отчитался Шаттл, огрёб, наконец, от Илюхи увесистый подзатыльник и оскорблённо возопил: - Лазарь, ну ты чего?

  - Того, - лаконично ответствовал Лазарь. - Достал.

  Валечка устало пропустила мимо ушей всю эту мизансцену и резюмировала:

  - Значит, Антон Суворов. Что ж, очень приятно, надеюсь, что наша школа и класс придутся вам по душе. - Она глянула сквозь очки на Ванятку, ожидая очередной реплики, но тот, обиженно надувшись, молчал, и она опять облегчённо вздохнула: - Куда же вас определить?

  Её взгляд остановился на Лёке. Рядом с ней было не единственное свободное место, но Валечка указала именно на её стол - третий в первом ряду.

  - Вот. Рядом с Чумаченко.

  Лёка недовольно скривилась. Она традиционно сидела одна, и любого подсаженного ей "подкидыша" так же традиционно спроваживала куда подальше.

  Она решила, что спровадит и этого.

  Антон Суворов опустился рядом с ней и замер, глядя в стол, слыша вокруг шушуканье и догадываясь, конечно, что шушуканье касается непосредственно его. Рюкзак с оторванной лямкой он кое-как сгрузил под стул.

  - Ты заблудился, что ли? - шёпотом спросила Лёка, сама удивившись этому неожиданному вопросу.

  Антон искоса посмотрел на неё и тихо сказал:

  - Ну да.

  Она думала, что он больше ничего не скажет, но тот, слегка запнувшись, закончил:

  - Не на тот автобус сел. Пришлось бежать.

  Ресницы у него были чёрные и длинные. А глаза под этими ресницами - серые в коричневую крапинку, очень светлые на загорелом лице и неожиданно доверчивые. И глядя в эти глаза, Лёка совершила ещё один внезапный поступок - протянула новенькому руку.

  - Лёка, - коротко произнесла она.

  Тот неловко пожал её ладонь и улыбнулся, забавно сморщив нос:

  - Антон.

  Ванятка позади них трагическим полушёпотом провыл:

  - Чума-а! Ты разбиваешь мне се-ердце!

  - Шат ап, Шаттл, - не оборачиваясь, посоветовала Лёка и зачем-то посмотрела на свою ладонь - исцарапанную и в бугорках мозолей. Совсем не девчачью.

  ***

  Собственный пол Лёка презирала. Одно слово - слабый. Второе слово - подлый.

  Мать оставила отца с двухлетней Лёкой и умотала куда-то на юга пятнадцать лет назад. Встретив единственную любовь своей жизни в лице какого-то то ли моряка, то ли лётчика. О дочери, оставленной с бывшим мужем в родном Магнитогорске, она не вспоминала. А если и вспоминала, то Лёке об этом не сообщала.

  Если судить по сохранившимся в ящике отцовского стола фотографиям, мать была красавицей - голубоглазой блондинкой с копной пушистых кудрей и ярким капризным ротиком. "Настоящая куколка", - со вздохом сказала ей как-то тётя Нюта. И добавила, наверное, желая польстить: "Ты на неё очень похожа, деточка".

  Едва начав что-то толком соображать, Лёка решила, что "настоящей куколкой" она никогда и нипочём не будет. Она состригала свои светлые кудри почти под "ноль", голубые яркие глаза она презрительно щурила, а пухлые губы сжимала так, что они превращались в одну плотную линию. И, конечно, никаких платьишек-носочков, юбочек-платочков в её гардёробе не было с ясельного возраста. Одевалась она всегда как пацан, очень радуясь, когда её за пацана и принимали.