Док успокаивающе кивнул:

  - Да. Да. Всё в порядке. А чувствуете вы себя как?

  Лия знобко дёрнула плечами:

  - Хорошо. Вот странно, да? Илья с меня пылинки сдувал, ничего делать не разрешал, не давал даже на улицу выходить лишний раз, чтобы меня не продуло. А тут... такое. И ничего, - она на миг закрыла глаза, но потом опять требовательно взглянула в лицо Доку: - Вы действительно позаботитесь о моём маленьком, если... ну если я и правда... - она осеклась.

  - Клянусь, - серьёзно сказал Док.

  Наверху опять затопал Серьга, перекуривший во дворе и потому обретший хорошее настроение.

  - Эй! - бодро заорал он. - Док! Дела не ждут! То есть маленькие слепые дети сами себе не почитают! Кстати, я вам, гражданка Будумамик, кучу книжек принёс, - в руках он и правда держал несколько растрёпанных книжонок в мягкой обложке, их обожала Ника. - Пусть просвещается, у неё тут свет есть, а мы будем заглядывать. Проведывать.

  - Никакая я вам не гражданка, - сердито огрызнулась Лия. - И вообще я ничего не хочу. Спать хочу.

  Она развернулась и повалилась на матрас, закутавшись в одеяло поверх куртки. И умолкла, будто её выключили.

  - Давай сюда эти книги, - со вздохом попросил Серьгу Док. - И как это мы ими до сих пор камин не растопили.

  Ночью ему приснилась не его семья. Приснился Серьга, который в это время безмятежно сопел рядом. Во сне шла война, но Серьга убивал не бесов. Он высунулся из-за куста, почему-то целясь прямо в него, в Дока. Его тёмные глаза горели злым отчаянным огнём, белые зубы оскалились, как у волка.

  Должно быть, подсознание так преобразовало чувство вины перед Серьгой - ведь Док твёрдо намерен был его убить, если бы Лия, будучи заражённой, укусила его.

  "А ведь если бы так случилось, - подумал вдруг Док и даже сел на постели, - мне стоило бы застрелиться самому. Обезопасился бы раз и навсегда".

  Его передёрнуло.

  - Ты чего? - сипло и тревожно спросил Серьга, высунув лохматую башку из-под одеяла.

  Док мотнул головой:

  - Ничего. Не спится. Скажи, где у тебя сигареты. Я, наверное, покурю.

  3.

  Лия оказалась не заражена, и через четыре дня Док и Серьга со всей торжественностью выпустили её из изолятора, где она ничего толком не ела, потому что стеснялась оправляться в ведро, язвила им, ко всему придиралась, капризничала и шипела, как злющая кошка. Очутившись же наконец "на воле", она первым делом потребовала "человеческий туалет", и Док показал ей санузел и, после некоторого колебания, спальню Ники и Теймураза: та всё ещё казалась обжитой и уютной, в отличие от разорённых гостевых, откуда они с Серьгой вытаскивали мебель для растопки.

  Лия с некоторой робостью туда вселилась, но быстро растеряла весь пиетет, поняв, что теперь она здесь - единственная хозяйка. Она немедля вынудила мужчин сделать в доме генеральную уборку и потом то и дело что-то скребла, мыла и чистила, ведь вода из кранов, пусть ржавая и холодная, всё-таки текла. Док с Серьгой, ворча, теперь брились и умывались каждое утро. Втайне Док всему происходящему был только рад, он чувствовал, что Ветка и мама не одобрили бы, узнав, как он за эти месяцы запустил их дом и опустился сам.

  А так... создавалось впечатление, что дом ещё жив. Что они ещё живы. Иллюзия.

  Всякий раз, когда они с Серьгой осматривали окрестности в бинокль с высоты мансарды, они замечали, что бесов в поле зрения становится всё меньше и меньше. Совсем редкими стали их тупые атаки на особняк, когда сразу несколько уродов застревали в бьющей их смертоносными разрядами спирали Бруно, а Серьга и Док стаскивали их, оглушённых, вниз и добивали топорами. Потом они смывали из шлангов и вёдер мерзкую зеленоватую жижу, стекавшую в сточные канавы. Лия же в это время отсиживалась в доме, обхватив за шею Арамиса, который стал её верным паладином.

  Все трое начинали уже всерьёз подумывать если не об отъезде, то хотя бы о глубокой разведке окрестностей, пока Лия ещё не родила и не оказалась прикована к этому дому очень надолго. Но они всё никак не могли на такое решиться, как не решается барсук уходить далеко от обжитой норы, которая стала обустроенной и привычной. Надёжной.

  Хотя то и дело рассуждали о том, почему уцелевших людей не собирают военные, МЧС, чёрт в ступе, кто угодно. Не могла же власть в стране окончательно и бесповоротно рухнуть. Неужели никому не нужны были живые люди?

  Но в небе над ними не раздавалось ни гула самолётов, ни стрёкота вертолётных винтов. Никогда, ни разу. И это, возможно, было самой большой странностью во всём происходящем.