«Лес

отпевает принцесс,

мы встретимся во снах…»

♪ Theodor Bastard

I

Незапертая калитка призывно хлопает на ветру. Рёбра частокола окружают сердце-дом. Он пахнет сыростью и тишиной. А ещё – переспелой вишней. Ягоды осыпаются под ноги, поят землю алым соком.

– Я с тобой! – Завид тянет его за рукав, и Дан отмахивается.

– Кому сказано: жди здесь.

– Но косточку-то я нашёл, я! – Младший упорно стоит на своём. Разве что ногой не топает. Девять зим от роду, а всё туда же – смелый больно. На вещунью хочет поглядеть.

Будь Данова воля – за ограду бы не сунулся. В Синече разные байки ходят про отшельницу, чьего имени селяне не знают или запамятовали давно. Так и кличут за глаза – Ворожкой. Кто-то говорит, что проклята она. Должница. А другие и вовсе не считают человеком. Мол, нечисть лесная: морок напустит, лицо скроет, а сама только и ждёт, чтобы в колодец плюнуть или грудничка, оставленного без присмотра, утащить. Ясно зачем.

Есть и те, кто за помощью ходит. Побаиваются, а всё ж несут подарки, чтоб задобрить: куль зерна или туесок с мёдом. Охотничьих даров не принимает, отказывает сразу. Говорит, не мясо – кости нужны. Человечьи. Из леса. Их берёт как плату за снадобья и взвары лечебные.

Народ сначала дивился, а потом стал приглядываться, идя за грибами и дикими ягодами: не лежат ли меж корней чьи-то белые косточки.

Оказалось, лежат. Не то с умыслом разбросали, не то зверьё растащило. Оттого и множатся пересуды: одна история другой страшнее, мол, покойника бы по совести похоронить, а ведьма над прахом глумится, в делах своих чёрных пользует.

– Не страшишься за себя – о матери подумай, – хмуро отвечает Дан.

Завидко опускает голову. В русых вихрах блестит нить паутины.

– А сам ты?

– Меня не тронет, я старший. Туда и обратно, моргнуть не успеешь.

Дан хлопает брата по плечу и шагает на крылечко.

Дом просыпается: под ногой скрипит доска, звенят колокольчики. Нанизанные на толстые нити, сплетение которых похоже на паучье кружево, они качаются в дверном проёме. Поют, стоит их задеть макушкой и отвести от лица, чтобы войти внутрь.

Внутри темно.

Дневной свет тает на пороге одинокого дома, и Дан, минуя сени, замирает. Даёт глазам время привыкнуть.

– Кто?

В голосе ни злобы, ни страха. Короткий вопрос заставляет его смутиться.

– Будь здрава, госпожа. Я пришёл о лекарстве просить. Для матери. Слышал, ты плату берёшь непростую… У меня есть чем отплатить.

– Я не молвила «зачем», я спросила, кто ты.

Она выходит из тени и отдёргивает занавеску. Свет течёт сквозь мутное окошко, ложится пятнами на стены, и Дан наконец может разглядеть хозяйку.

Высокая. Простоволосая. В платье из тонкой шерсти, линялой от времени. Нестарая ещё, моложе матери, только пряди на висках серебрятся и тени лежат под веками. А черты лица тонкие, в юности красавицей была, без спору. А сейчас…

– Язык проглотил?

– Виноват, госпожа. Я Дан от ветви Беяра.

– Отец он тебе?

– Дядька.

Вещунья кивает. Понимает, что отца нет в живых, но любопытство не тешит. К столу гостя не зовёт, переходит сразу к сути:

– Показывай.

Дан достаёт из поясного мешочка грудину – плоскую, желтоватую, с зазубринами по краям. Кладёт на стол и отступает.

Хозяйка дотрагивается до кости легко, кончиками пальцев, как до величайшего сокровища, гладит выемки. Крылья носа трепещут, морщинка на лбу разглаживается. Теперь она кажется ещё красивее.

– Что с матерью?

– Огневица. Кровью кашляет, не встаёт третий день.

– Лавку подвинь.

Дан не сразу понимает, для чего: хозяйка, придерживая подол, забирается на край лавки, достаёт с воронца склянку, перевязанную бечевой у горлышка.

– Мазь, – поясняет она. – Пахучая, руки мой и глаза береги. Втирай в грудь и спину на ночь. Завтра придёшь за отваром, на него время нужно.

– Благо в дом, госпожа, – Дан склоняется, принимая мазь, – и блага тебе.

– Да, вот ещё что…

Она заворачивает в тряпицу печёные яблоки, сладко пахнущие мёдом.

– Брату передай. За смелость. Завтра пусть на крыльце не топчется, я не ем детей… просто так.

***

– Как думаешь, чьи это кости? – Меньшой шагает по левую руку и разве что не подпрыгивает.

Яблоки ему по вкусу пришлись и ночью выспался, не вскакивая от материного кашля. Это Дан всё время ворочался, прислушиваясь в страхе, что дыхание замрёт. Но оно было размеренным, хоть и хриплым. Глядишь, помогут средства вещуньи.

– Возьми да спроси.

– Вчера по-другому говорил! – передразнивает Завид. – Не хотел пускать. А она видишь – хорошая.

– Нельзя быть хорошим для всех. Есть что-то ещё… Сказки на пустом месте не сочиняют.

– Ну и пусть их!..

Меньшой первым врывается в калитку. Дан качает головой, но внутренне согласен: пусть делает со своими костями что хочет, лишь бы матери помогла.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.