Земля шуршала под моими ногами, слегка подрагивая и будто вздыхая от каждого шага, затягивая и обнимая грузные ботинки. Вечер сгущался, неся аромат трав, а туман путался между деревьев, пряча под собой кустарник и низкорослые деревца, лишь островерхие ели протыкали его белую пелену, гордо возвышаясь в закатном солнце. Долгий путь из Москвы оказался позади с его вокзалами, пересадками, стуком колёс поездов и гулом электричек. Конечная станция Морозное встретила меня душным зноем, слепящим полуденным солнцем и совсем не оправдывала своё название. Дальше пришлось добираться на Буханке, которая подпрыгивала на выбоинах грунтовой дороги и опасно скрипела. Её водитель Савелий, мужичок средних лет, вздыхал и удивлялся моему желанию отправиться в столь неудобное путешествие и много говорил про рыбалку и охоту, я кивал и иногда поддакивал, чтобы поддержать разговор. Спустя пару часов грунтовая дорога окончилась тупиком.

– Всё, дальше пути нет, – сказал Савелий, – придётся идти пешком, там, поди, километров тридцать хода, а может, и того больше! Да и места дикие, наши туда не ходят, даже за грибами, побаиваются.

– Я подготовился, – сказал я, не пожелав вступать в дискуссию на эту тему.

Оплатив Савелию услугу, я отправился в путь. От грунтовки ускользала вдаль еле заметная тропинка, всё, как и рассказывал Никодим, виновник и главный зачинщик моего путешествия. Десять лет назад мы учились с ним вместе на медицинском, а после окончания университета он исчез, как в воду канул. Но где-то полгода назад неожиданно позвонил мне, и мы стали снова общаться. Оказалось, он вернулся в свою деревню, откуда был родом, и, по его словам, был рад этому и упорно звал меня в гости, я согласился, тем более что наконец вышел в долгожданный отпуск. Насколько глухая была его деревня под странным названием Белопы́ль, я осознал лишь сейчас, когда большая часть пути осталась позади. Чем дальше я уходил от грунтовки, тем более дикими казались места вокруг, я строго придерживался тропинки, которая виляла между деревьев и огромных валунов, будто была проложена по следам зайца, который пытался запутать следы, но других ориентиров не было, и я шёл, не сворачивая. Вскоре меня обступил лес, и я, словно заворожённый, смотрел ввысь, туда, где сплетались кроны исполинских деревьев. Птицы пели на все голоса, а солнце играло в листве, пуская по тропинке солнечных зайчиков. Я сделал несколько привалов и наконец, обойдя стороной островерхие скалы, будто клыки диковинного зверя, торчащие из густой листвы, вышел на опушку, когда солнце уже клонилось к закату и туман окутал деревья. К моей радости вдалеке я увидел деревню, её огни светились сразу за перепаханным полем, перейти которое оказалось не так просто, ноги вязли во влажной и пушистой земле, местами по колено. К деревне я подошёл грязный и уставший.

Как только я отошёл от свежей пашни, то увидел, как от крайнего дома деревни навстречу мне бежит девушка, словно порхая в своём лёгком голубом платье, она показалась мне похожей, скорее, на нежного ангела с распущенными каштановыми волосами, которые украшал венок из полевых цветов. Я невольно улыбнулся и остановился. Тем временем девушка оказалась совсем рядом, и меня окутал аромат мяты, мёда и ещё чего-то пряного и приятного.

– Вы же Иван? – с улыбкой спросила она и взяла меня за руку.

Я понял, что потерял дар речи, и лишь кивнул.

– Идёмте, Дима ждёт, уже и баню растопил! – улыбнулась девушка и потянула меня за собой. – Я Марья… Маша, его сестра!

– Очень приятно, – промямлил я, – со мной можно на ты.

Девушка засмеялась мне в ответ, и мы направились к деревне. Мимо нас прогнали коров, которые мычали и позвякивали колокольчиками на шеях. Старушка, гонящая сухой тростинкой своё немногочисленное стадо, поздоровалась с нами.

– Гость к Диме, – сказала Маша, показав на меня.

Я немного смутился, старушка посмотрела на меня своими водянистыми глазами и, улыбнувшись, заметила:

– Долгожданный гость пожаловал! – и подмигнула Маше.

Я заметил, как заалели Машины щёки, и почему-то смутился ещё больше, хоть я и не робкого десятка, вовсе не скромник. Маша помахала старушке рукой, и та, посмеиваясь, пошла дальше, а мы уже спустя несколько шагов оказались у входа в добротный бревенчатый дом, который я не ожидал увидеть в этой глуши. На пороге, широко распахнув дверь, стоял Никодим.

– Ванька! Как рад тебя видеть! – громогласно объявил он и крепко меня обнял.

Никодим выделялся на нашем курсе своим богатырским сложением и добротой нрава, всю учёбу мы были с ним очень дружны, и сейчас я был несказанно рад его видеть. Спустя десять лет он показался мне ещё более крепким. Несмотря на свою могучесть, он вовсе не был увальнем, скорее наоборот, в чем-то даже изящен, если можно сказать подобное о громиле под два метра ростом. Но что меня удивило, так это чёрные густые волосы, пусть и идеально ухоженные, но… Насколько я его помню, то он был обладателем каштановых волос, которые разлетались в разные стороны при малейшем дуновении ветра.

– Ты почти не изменился, – заметил я, – крепче стал, да и волосы потемнели.

– Оброс, как волк, – рассмеялся Никодим, – а ты всё такой же, длинный и тощий!

И это было правдой.

Мы прошли в дом, я не переставал дивиться увиденному: основательная мебель в гостиной, дрова, печь с каменной кладкой вокруг трубы и повсюду пучки сохнущих трав, которые наполняли дом невероятным ароматом. Никодим отвёл меня в мою спальню, где стояла массивная двуспальная кровать, дубовый резной шкаф, деревянный стол, над которым висело зеркало в широкой раме, украшенной изящным узором, в котором переплетались листья, ягоды и птицы. Над кроватью висела картина, на которой был изображён волк, несущий в пасти берёзовый свиток, на котором был начерчен какой-то знак, значения которого я не смог понять. Не придав этому ровно никакого смысла, я быстро переоделся и вышел в гостиную. Там меня ждали Маша и Никодим за богато накрытым столом. Мы долго беседовали, вспоминали учёбу, рассказывали о настоящем. Никодим, как я понял, стал местным врачом, жил с сестрой. От Маши я не мог отвести глаз всё время, что она оставалась с нами за столом. Лишь за полночь она встала и ушла.

– Доброй ночи, – сказал я.

– Я так и знал, что она тебе понравится, – сказал Никодим.

– Брось, – махнул я рукой.

Неожиданно раздался громкий стук в дверь

– Никодим! Никодим! Открой скорее! – послышался старческий голос.

Никодим подошёл к дверям и впустил старушку, это была та самая бабушка, которую мы встретили у пашни.

– Беда! – ухнула она с порога.

– Что случилось, баба Уля? – нахмурился Никодим.

– Так, поди, Аспид повадился, – прошептала старушка, оглядываясь на меня.

– С чего это ты решила? – серьёзно спросил Никодим.

– Пойдём, сам всё увидишь! – буквально просвистела старушка.

– Вань, идём, окунёшься в местную жизнь, – позвал меня с собой Никодим.

Я не отказался, хоть ровным счётом ничего не понимал. Мы вышли из дома и оказались на деревенской дороге. Нас, словно молоком, обволокло густым туманом, сквозь который деревенские дома казались призрачными. Идти пришлось недолго, судя по всему, деревенька была небольшая, я насчитал дворов десять. Баба Уля открыла тяжёлые двери коровника, и вопреки моим ожиданиям нас накрыл запах сена, молока и пряных трав. Слышалось сопение и вздохи, а, когда мы зашли внутрь, мне в плечо ткнулся коровий нос. Я слегка вздрогнул, но всё же протянул руку и погладил широкий тёплый чёрный лоб. Баба Уля и Никодим прошли вглубь и остановились у самой последней коровы, которая лежала на свежем сене, подобрав под себя ноги. Я поспешил к ним.

– Вот, погляди! – сказала баба Уля и указала рукой на коровью спину.

Никодим прищурился в тусклом свете коровника и наклонился над животным.

– Плохо дело, – спустя некоторое время произнёс он. – Вань, посмотри.