Татьяна Бондарь
Погорелое
– Взойдёт луна молодая, шевельнётся землица сырая, идёт к тебе чужак за ограду, несёт с собой огонь-яду. На него не смотри, двери не крести, ворот не отворяй, в дом к себе не впускай. Тот чужак не один идёт, за плечами он дух нечистый несёт. В суме у чужака не еда, не вода, а твоя беда, не хлеб, не доля, а людское горе. Гони его прочь, пусть уходит в ночь, за луга, за поля, где чужая земля. Далеко пусть пойдёт, другой путь найдёт. Не пускай в светлицу, не давай напиться, вещей коснуться, до тебя дотянуться! Он твоё заберёт, своё принесёт, и там, где пройдёт, трава не растёт, вода цветёт, птица не поёт, урожай не родится, скот не плодится. Не давай чужаку воды напиться! Оберег при себе храни, душу береги, и в дом к богам, к далеким берегам в свое время уйдёшь, мир найдёшь, душу свою спасёшь. Да будет так.
Решка закончила заговор под калиткой старосты и связала в узел пук травы, росший прямо под оградой, стараясь выбрать такой, чтоб был неприметным. Луна спряталась за облако, мигнула зеленоватым, и Решка тихо, вдоль поросшего высоким бурьяном ручья пошла к себе в хатку, против обычая стоявшую не на окраине, а в самом центре села. Надо было успеть выспаться, страда в самом разгаре, скот хворает – каждый день кто-нибудь из села приходит просить пошептать, да и Аташка уже совсем на сносях – не сегодня-завтра родит, а Решка на огне нагадала, что роды трудные будут.
Решка пробралась бурьяном к своей хатке в одну комнату, такой ветхой, что держалась она только на печи, тихо скрипнула дверью и скользнула внутрь. В колыбели, подвешенной на длинных веревках к крюку в потолке, тихо пискнул младенец. Решка качнула колыбель, и он успокоился. Тогда она забралась на еще тёплую печь, закинула на побеленную стенку босые ноги, промокшие от росы и перепачканные глиной.
«Плохо», – подумала Решка, не надобно было ей следов оставлять. Староста мужик здоровый, дурной, ему словами не докажешь, что Решка не порчу наводила, а оберег против его ворот выставляла. Но вставать сил не было, и она решила, что обойдется, подоткнула плечом мешок с печаль-травой и уснула, утомлённая тяжёлым днём.
Утром у старосты помер жеребец, купленный на ярмарке за двадцать червонцев только этой весной. Чего помер – неведомо: то ли клевером его батрак перекормил, то ли люди добрые чего в сено подмешали (завистников мало ли), да только староста в горе своем траву, узлом связанную, под забором сразу приметил и, недолго думая, повёл народ к хатке Решки по следам недавно сбитой росы.
Тяжёлые кулаки старосты, не терпевшего неповиновения, умели убеждать не хуже ведьмовства. Под его суровым взглядом всё село собралось гнать Решку – и те, кто идти не хотел, и те, кому она еще вчера зубы от боли заговаривала, и те, у кого детям жар сбивала. Даже беременная Аташка, знавшая, что в деревне кроме Решки повитухи нет, и та пришла, тяжело опираясь на вилы. Не постыдился явиться и дед Куль, которого год назад Решка едва выходила от неведомой хвори, почитай неделю глаз не сомкнув. Дед Куль потом еще хвастал, что здоровее стал, чем прежде. Оно и вправду, теперь он бодро вышагивал впереди толпы, бережно неся старую пищаль, что ему самому от деда досталась. Это было и смешно, и страшно: дед Куль боялся смерти больше, чем иные молодые, хоть ему по возрасту и не положено было.
Когда толпа подошла к ведьминой хатке, пылу у всех поубавилось, все как-то разом смолкли и замялись. Хоть и шли гурьбой, никому не хотелось первым за ведьмин покосившийся плетень переступать – боязно.
– Давай ты, дед, – прогремел староста, выталкивая вперед Куля. Дед затрясся от возмущения, вскинул пищаль, навёл на старосту и козлиным голосом проскрипел:
– Выкуси, пса смердящая, сам иди, коли тебе больше всех надо. А коли ещё толкать надумаешь, так я на тебя пороху не пожалею. Оно знаешь как – раз, и дырку в лобе ужо никто не заштопает.
Староста недовольно поворчал, но отступил и деда больше вперед выталкивать не пытался.
Ожидание затянулось, селяне быстро остывали, и может через минуту все бы повернули обратно и тихо разошлись по домам, но тут ничего не подозревающая Решка сама вышла из сарая, неся в одной руке ведро с только что надоенным молоком. Увидела она толпу и застыла. Не думала Решка, что люди, которым она столько добра сделала, придут по её душу.
Решка нерешительно переступила с ноги на ногу, глядя в потупленные глаза селян. Сказать бы ей что-то, пожурить их али оправдаться, да чего и говорить, раз на ней греха никакого нет. Так они и стояли – перепуганные селяне и ведьма, которую пришли убивать за коня. Потом кто-то в толпе крикнул: «Да чевой с ней цацкаться, убить да и делов-то!», и бросил первый камень.
Камень больно ударил Решку в плечо, она выронила ведро, и белым пятном по примятой траве под её ногами растеклось молоко. Потом полетел второй камень, третий… Пищаль деда Куля в тот день не понадобилась, ведьма не защищалась, и в землю молоко ушло уже вместе с густо вмешанной в неё кровью.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.