…за кустом снова дерево,

А за деревом дерево,

А за деревом дерево,

А за деревом – куст.

За кустом снова дерево,

А за деревом – дерево,

А за деревом – …

Эта бесконечная песенка всегда всплывала у Маринки в голове, когда та ездила в деревню к бабушке.

Впрочем, нет. Сначала, когда только садилась в маршрутку на центральном рынке, голова была забита множеством разрозненных мыслей. Девушка вспоминала в подробностях последний экзамен, раздумывала, как ей стоило тогда ответить. Корила себя, что не вспомнила вовремя второй закон термодинамики. А ведь знала же, знала! Даже размышляла об этом законе, об энтропии, переносила мысленно на свою жизнь, получая в результате очень смешные аналогии. А на экзамене – все из головы вылетело, хоть плачь.

Ну да ладно, стипендия все же останется, пусть и не повышенная. Там разница-то в тыщу рублей, а что сейчас эта тысяча. Ерунда.

Потом задумывалась о симпатичном одногруппнике. Есть вокруг этого парня какая-то особая аура, которая никого не оставляет равнодушным. Ей уже три девчонки по секрету признавались, что влюблены в него. И просто невозможно было допустить, рассказать кому-то, что она тоже попала под это влияние. Массовый гипноз какой-то, не иначе. С другой стороны, если именно на нее он в итоге обратит внимание – с какой гордостью и тайным ликованием можно будет прохаживаться с ним под ручку на глазах у этих же трех девчонок.

Так и вились мысли, скакали от одной ситуации к другой. Прокручивались ситуации из прошлого, воображалось будущее. Все как обычно.

Но стоило только маршрутке отъехать от Иркутска на некоторое расстояние, глаза Маринки зацепились за верхушки деревьев, плавно поворачивающихся под ее взором сначала одним боком, потом другим, и девушка автоматически начинала повторять бесконечную песенку про деревья и кусты, глядя невидящим взором в бесконечность сибирского леса.

Вот и в этот раз она ехала по Александровскому тракту, упершись лбом в прохладное стекло, слегка стукалась головой об окно на кочках и напевала про себя знакомый мотив: «А за деревом дерево, а за деревом дерево, а за деревом – куст…»

Неожиданно однообразный ряд деревьев нарушился странным движением. Какая-то тень промелькнула среди сосен, и моментально исчезла. Мысли Марины замерли на какое-то время, в воображении нарисовалось невероятно красивое сказочное существо, обитающее в местных лесах, очень необычное, пушистое, крылатое. Образ повисел перед внутренним взором какие-то доли секунды и исчез. На его место снова пришла привычная гипнотизирующая мелодия.

Мимо пошли поля, перемежающиеся редкими полосками древесных насаждений. Закатное солнце окрашивало небо в невероятные оттенки. Облака, подсвеченные оранжевым, красным и фиолетовым, принимали формы сказочных животных.

Марина совсем растаяла и развалилась в кресле, улыбаясь последним лучам солнца и ни о чем не думая. Деревня была уже близко.

Когда девушка дошла до бабушкиного дома, она привычно просунула руку в ограду и сняла крючок с петли. Забор у бабушки был совсем хлипкий, невысокий, из редких досок. Многие соседи уже поставили высокие металлические ограждения из профлиста, превратив улицу в сплошной унылый коридор с железными стенами. Только у бабушки все было на виду: и аккуратный бревенчатый домик в два этажа, и ухоженный, цветущий огород. Только кусты черемухи прикрывали окна от посторонних взглядов.

Вместо злых охранных собак у бабушки во дворе на цепи жил пушистый гигант Барон, добрый, ласковый мишка. Пес учуял Маринку задолго до того, как она вошла в калитку, он буквально срывался с цепи, чтобы прикоснуться к гостье, лаял, поскуливал, вставал на задние лапы.

– Бароша, привет, хороший, – поздоровалась Маринка, подходя к будке.

Бароша на радостях так прыгнул на девушку, что уронил ее на землю. Та не стала подниматься, а осталась сидеть, обнимая шерстяного гиганта, чесала его шею и спину.

Скрипнула дверь. В проходе появилась бабушка, и тут же запричитала:

– Мариночка, ну ты чего на земле-то сидишь? Застудишь же там все! Ну ка вставай, проходи скорее в дом!

Марина встала и пошла, отряхиваясь. Грязь на штанах ее не пугала, знала куда едет, надела сразу в то, чего не жалко.

На пороге они крепко обнялись, бабушка расцеловала внучку в щеки, и та мужественно выдержала это испытание. Сердце Марины екнуло: старушка показалась ей такой маленькой и хрупкой в ее объятьях. А ведь было когда-то наоборот. Наобнимавшись, они вместе, держась за руки, зашли в дом.

Дом состоял из трех комнат: кухня и спальня на первом этаже, и еще одна комната под крышей на втором. Бабушка жила внизу, в большой комнате. Там у нее была дровяная печь, две кровати, накрытые одинаковыми зелеными в мелкую белую ромашку покрывалами, письменный стол и книжный шкаф. Еще в углу на тумбочке стоял небольшой телевизор, который при Марине ни разу не включался. Не уверена, работал ли он вообще. При этом комната казалась все еще довольно просторной.

В кухне же почти не было места, пройти вдвоем было невозможно. У одной стены стояли тумбы, холодильник, электрическая печь, и сама эта стена до потолка завешана широкими полками, на которых громоздились всевозможные банки, склянки, коробки, мешочки и много всего еще. А у другой стены стоял в углу обеденный стол, накрытый простой белой тканевой скатертью. И на этом столе не оставалось свободного места: помимо ужина для Маринки, там стояла хлебница, солонка и перечница, расписная тарелка с конфетами и печеньем, а еще графин с водой и хрустальная ваза с цветами.

Маринка всегда поражалась: зачем все время рвать цветы и ставить их в доме в вазу, чтобы они тут увяли? Ведь эти же самые цветы растут ровным строем вокруг всего дома, и еще кое-где по краям огорода, вдоль забора. В общем везде их и так много, и так они радуют глаз. Но бабушка смеясь объясняла, что для этого она их и растит так много – чтобы самые лучшие потом сорвать и в доме поставить.

А ведь мало того, что цветы были на столе – так еще и под потолком в кухне был целый гербарий засушенных трав, листьев, грибов. И еще такой же в сенях.

Впрочем, все это было неважно, все это было полной ерундой – в визитах к бабушке самым важным было не то, что в доме, а то, что снаружи. И не огород, нет, а дальше, дальше, за забор, и даже за пределы деревни.

Главной страстью Маринки здесь был лес.

Виновницей этой страсти опять же стала бабушка. Это она таскала Маринку с собой по грибы, когда она еще и ходить то толком не научилась. В школе Маринка скучала на тех уроках, где ребята учили названия грибов, и им объясняли про съедобные и несъедобные. И даже спорила с учителем, утверждая, что вот этот гриб на дереве – никакой не «трутовик» (ха-ха, трудовик), а самая настоящая «чага». Ядовитые грибы на уроках вообще почему-то не изучали, рассказали только про мухомор, хотя Марина на тот момент знала не меньше десятка грибов, которые есть нельзя, но можно использовать в различных лекарствах, настоях, та же «свинушка» например.

По сезону ходили за черемшой, самой вкусной травой на свете. Остренькая, чесночная, соленая, она не требовала никаких других ингредиентов в салате, она была прекрасна сама по себе.

И в этот раз, стоило Маринке сесть за ужин, она тут же спросила:

– Ба, а когда мы по грибы?

– Ну что за непоседа, хоть поешь спокойно, – проворчала бабушка в ответ, а сама улыбалась при этом. Потом добавила, – завтра утром пойдем. Кто же на ночь глядя в лес ходит. Леший утащит же.

Маринка закатила глаза и демонстративно вздохнула. Суеверия бабушки одновременно и смешили ее, и вызывали живой интерес. Для лешего они всегда брали с собой подарки, когда ходили по грибы или ягоды. Для домового в каждом углу дома лежала монетка, а за печкой – рюмочка свежего молока и конфета. Бабушка говорила, что домовой регулярно подъедает ее подарки, а Маринка была уверена, что это мыши.