Этот тоже был из них; не знаю, где он научился. Может, на войне? Есть такие люди, говорю же, их просто невозможно не слушаться. Они скажут - и сто, двести, тысяча падают в смерть, не задумавшись, почему. Вот и он был такой, из тех, кто превращает тебя в верную кусачую собаку. Рядом с ним как-то сразу, без слов понимаешь, что хоть враги и рядом, всё будет хорошо. Всё будет хорошо и безопасно, ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ТЫ БУДЕШЬ ЕМУ ПОДЧИНЯТЬСЯ.
Я не знаю, что происходит, когда два таких вожака сходятся вместе. Может, начинается грохот и летят молнии, как это бывает, когда в небесах столкнутся грозовые тучи. Или у них есть некий договор, меморандум, если хотите, что своих не трогать и не бить, а просто приветствовать и сдержанно улыбаться, как и положено между равными? Кто его знает. Сам я - не такой. Скорее я пёс, верный и покорный, один из тех, кто так им нужен, чтобы почувствовать своё существование.
Отношения, однако, были тогда чисто торговыми. Он - я, кажется, уже говорил,- дал заказ на "Книгу Белой Богини". Замечательная копия, очень любовно переписанная, в переплёте белой кожи и с отличными медными застёжками. Примерно за два месяца до нашего разговора, что она всё-таки попала в не те руки и эти руки её сожгли. Ребята вроде меня в один голос говорили о росте спроса на отрывки - едва ли наши клиенты смирятся с потерей такого ценного издания, - а я каждый вечер листал её в памяти и почему-то очень радовался своему упрямству - чтобы успеть усвоить последние разделы, я затянул продажу дня на три. Но радость была невинная, вроде первой любви - радость от куска пирога, остальную часть которого съели другие.
- Значит, вы не применяли своих познаний на практике?
- Что вы, что вы,- старик опять замахал руками - похоже, он любил этот жест с детства,- Какой там! У меня и времени-то не было со всем ознакомиться. Я либо учил, либо по делам бегал. Ведь торговля времени требует, особенно нелегальная. Да и опыта маскировки не было. Поймали бы в первый же день!
Итак, он заказал мне фрагмент из "Книги Белой Богини". О том, что сталось с полной версией он, похоже, был осведомлён во всех подробностях и поэтому не требовал от меня ничего невозможного. Только совсем небольшой фрагментик, странички на три, касавшийся очень важных и тонких предметов, весьма полезных для людей знающих. Наверняка, многие переписали его себе со всеми схемами и диаграммами, потому что эта одна из тех вещей, которые стоит держать на столе и регулярно сверяться.
Конечно, он мог бы поискать, но практикующему светиться ни к чему, вы ведь понимаете. Пусть торгуют перекупщики, это их хлеб, а практикующему лучше, если про него вообще никто не знает.
Такие заказы я любил особенно. Даже был немного горд, что могу их выполнить. Кажется, ради них я и стал учить книги наизусть, а потом просто продолжал по инерции, пусть даже доход от этой привычки и не оплачивал время, которое я на неё убивал. За полчаса я мог восстановить любую страницу из любого манускрипта, что прошёл через мои руки, включая сгибы и помарки. Особенно это было приятно в случаях вроде этого, когда цена за три страницы приближалась к тому, что я получил в своё время за книгу полную.
Тем же вечером я купил чернил, бумаги, зарылся в Библиотеку и взял толстенную поваренную книгу для прикрытия. Единственной помехой были глаза - представлять я мог только с закрытыми, а писать - исключительно с открытыми. Пришлось переносить по строчке, выверяя каждую букву. Очень повезло, конечно, что я знал язык и мог выучивать ещё и слова - между картинкой и словом на бумаге растут изрядные джунгли и немало нужно упорства, чтобы сквозь них прорубиться. Проще было с диаграммами и прочими рисунками, их я просто разбивал на простейшие круги и квадраты, представлял перерисованными на столешнице и копировал, а потом вписывал подписи.
Спустя часа три рукопись была закончена. С этим переписыванием из головы так всегда - пока не сядешь, кажется, что это быстро, а когда закончишь, ты в зале уже один, вокруг зажгли светильники, старый служитель, покрытый пылью и плесенью, вежливо держит тебя за плечо, извиняется за беспокойство, "но библиотека уже закрывается"... а его круглое и доброе лицо висит как раз над диаграммами, за одну линию из которых можно отправиться на весёлый подземный урок по практике горнорудного дела.
Снаружи хлестал дождь, я чудом догадался спрятать листки под одежду.
Наутро я принёс страницы ему. Он вцепился в них, как голодный в лепёшку и прочитал сразу же, не сходя с места. Я стоял, не зная, что делать.
Закончив, он спросил:
- Сколько ты получаешь?
Я не понял
- Какой твой доход от всего этого,- он щёлкнул по бумаге,- за, например, месяц?
Я не знал. Как-то и не считал даже.
- Будешь у меня библиотекарем,- сказал он, складывая бумагу,- Жить можешь здесь, жалованье будет. Комната жены пустует, поселишься там.
Я не стал отнекиваться, потому что знал, что это всё равно будет глупо. Поэтому назвал только одну причину, единственную, по которой не мог:
- Стражники. Если узнают, что я здесь...
Дело было даже не в каждодневной опасности - она грозила мне и так, да и закон против бродяг был ещё в силе. Главное притыкание было в обычаях: любой дом, в котором нашли колдовские или еретические книги, моментально становился проклятым, а это даже хуже, чем зачумлённый, это окружить и сжечь, вытравить, уничтожить. Снимать комнату, ютится в гостинице, ночевать в казарме, отсчитав немного коменданту - всё это было для нас под запретом, ведь своевременный донос был единственным, что спасало хозяина. Даже тихие мальчишки из провинции, приехавшие изучать науки и служить королю, были под настороженным наблюдением и не один безграмотный домовладелец изошёл потом, пытаясь разгадать, что за чертежи делает новый постоялец, - инженерные или всё-таки колдовские и чьи молитвы на самом деле зубрит его сосед с неестественно острым носом. Нет, я не боялся комнаты, я боялся, что дверь, пустившая меня туда, захлопнется навсегда - ведь если сейчас, ни разу не пойманный, есть шанс пролететь по первому разу, то здесь, в этом отравленном доме, шанса уже не будет. Нас спустят в яму обоих, причём меня - первым, чтобы не затягивать церемонию.
Всё, или почти всё из этого было в моих словах. Пояснять не требовалось - мы и он и я уже достаточно дышали чужим воздухом, чтобы понимать такие вещи.
