Окончательно я пришел в себя, оказавшись в тихой и прохладной аудитории, где мне и предстояло сдавать экзамен. Но, хотя аудитория встретила меня пустотой, первым я здесь не был. Более предусмотрительные люди, приехавшие сюда на полтора часа раньше меня, уже успели застолбить сумками задние парты, наиболее выгодные в стратегическом плане. Сейчас эти счастливчики наверняка отправились на второй этаж, чтобы воочию удостовериться, действительно ли появился буфет.
Блажен, кто верует! И буфет, и читальный зал, и комнату отдыха начальство обещало еще тогда, когда весь наш курс дружно, по-коммунистически трудился на отделочных работах. С той поры мало что изменилось.
Мне оставалось приземлиться за вторую парту среднего ряда и ознакомиться с дневником некоего Гологи, старательно выцарапанном в назидание потомкам:
"18.12.91. Голога напился. 26.12.91. Голога напился. 28.12.91. Голога завалил экзамен по физике. Все! Конец! Здравствуй, Советская Армия." Ниже рукой какого-то доброго человека было добавлено: "1.01.92. Голога повесился."
Не успел я посочувствовать разбившейся судьбе несчастного Гологи, как подбежали те, кто несколько отстал от меня по дороге. Я тут же осведомился о состоянии их носков и получил в ответ массу добрых слов в адрес водителя, его жены и тех, кто придумал перевести нас сюда из главного корпуса два года назад.
Возвратились и ранее прибывшие. Оказывается, первые признаки буфета в лице соответствующей таблички уже появились. Но дверь надежно приколотили к косяку толстыми гвоздями. Так что до завершающего этапа было еще ох как далеко. Затем в аудиторию влетела очередная группа, а ровно в девять появился преподаватель.
Третьим протянув зачетку, я получил билет No 20 и, усевшись на место, погрузился в мир сигналов, специальных фильтров и злосчастного модального управления, которое значилось третьим вопросом. На сорок минут для меня исчезло лето, голубое небо с убегающими обрывками туч, береза, приветливо тянущая навстречу ветви, и солнце, освещавшее, впрочем, противоположную часть корпуса.
Экзамен описывать бесполезно. Какие слова могут представить ту кропотливую работу, когда каждая ячейка памяти проверяется на наличие информации, а информация со всех сторон пытается либо удрать, либо выявить свое полное несоответствие выбранной теме. Из найденных крупинок старательно выстраивается конструкция ответа, а провалы недостающих знаний маскируются громкими фразами или отвлеченными рассуждениями. Кто сам этого не испытал, тот вряд ли поймет.
Гораздо легче представить то летящее чувство, когда через час я вывалился в коридор, сочувственно кивая тем, кто еще только готовился вступить на тропу мучений. "Ну как?" - посыпались со всех сторон вопросы. "Пятерка!" выдохнул я и сразу же полез в зачетку, чтобы убедиться, не ошибся ли, не принял ли желаемое за действительное. Нет, никуда она не делась! "Отл." Стояло на своем месте, как и по остальным трем экзаменам. Фортуна не забыла улыбнуться мне и позволила еще семь месяцев получать максимальную стипендию, что по нынешним временам совсем не вредно. От радости хотелось подпрыгнуть, но я вовремя вспомнил, что являюсь еже солидным человеком, закончившим уже четвертый курс Политехнического института. Да, четвертый позади!
Я вышел из полутьмы коридоров корпуса на залитый солнцем асфальт и медленно побрел к автобусной остановке, впитывая в себя мгновения счастья. Вокруг меня взмывали в небо сосны, где, вероятно, дремало новое поколение клещей, о чем недвусмысленно и предупреждал плакат, откуда бдительно взирал наглухо застегнутый и затянутый в капюшон студент. Спереди к нему подбиралось громадное, никак не решающее напасть насекомое, ползущее по надписи "Осторожно
- клещи!" С обратной стороны весьма логично смотрелся бы соответствующий плакат противоположного содержания: улепетывающий во все лапы клещ и разъяренный студент с громадными вилкой и ложкой, бегущий по надписи "Осторожно - студенты!"
Мои кроссовки упруго пружинили по асфальтовой дорожке, вокруг которой возникало зимой так много споров. Дело в том, что ее укладывали прямо на декабрьский снег. Не слишком маленькая часть студентов доказывала, что покрытие сойдет вместе со снегом. Весна опровергла их доводы - асфальт не исчез, а только потрескался. Теперь те времена, когда сотни ног ежедневно месили грязь и протаптывали окольные тропинки безвозвратно канули в прошлое и вспоминались разве что с улыбкой.
Упорные солнечные лучи трудолюбиво прокладывали дорогу сквозь густую хвою.
Обстановочка была донельзя торжественной. А я пытался запомнить бегущие секунды навсегда, потому что им уже не суждено повториться. Ведь это последняя летняя сессия. Ровно через год я буду защищать диплом. Но пока окончание учебы маячило в неразличимом туманном будущем, а я продвигался к остановке среди могучих деревьев и радовался каждому мгновению этого дня...
...Если дневное время суток выдалось удачным, то вечер получился просто замечательным. Солнце исчезло за крышами домов, а мою квартиру окутали тихие сумерки.
Надо сказать, она находилась в полном моем распоряжении. Родители заключили контракт на работу в Бразилии на пять лет, из которых истекло пока только два.
Раз в год, зимой, им удавалось вырваться в отпуск, и они приезжали, наполняя квартиру всякими экзотическими вещичками и фруктами, которых я до этого и в глаза не видывал. Тут же появлялась куча гостей, принося с собой шум и оживление. Они рассаживались за столом, завистливо слушали рассказы о том, как там, и на все голоса жаловались на то, как здесь. Я не вникал в суть разговоров, а занимался спортивной ходьбой из кухни в гостиную и обратно, обрабатывая грязную посуду.
Но две недели пролетали как миг. И мама с папой исчезали в свою далекую Бразилию. Поначалу в доме оставались запахи. Но заканчивались фрукты. Запахи становились все тоньше и незаметнее. Жизнь, наконец, снова вползала в свою колею, а в обе комнаты вселялась, казалось, совсем уже было скрывшаяся тишина.
Квартира моя была сквозной. Большое окно с балконом и кухня выходили во двор.
