Группа из шести человек выступила спустя час. Темнело, шли налегке.
Когда совсем стемнело, добрались до немецких позиций и спустились в балку, заросшую лещиной. Ползли аккуратно – справа звучала немецкая речь, солдаты вермахта травили несмешные байки, слева работали генераторы, лязгала траками техника. Вражеский пост благополучно обогнули. Фигуры солдат возвышались на пригорке, соблазн перерезать их был крайне велик.
Метров через сто сделали остановку. Шубин выполз на открытое место, приступил к наблюдению. Ситуация складывалась любопытная. Здесь стояла только рота, усиленная парой танков, да пара пулеметных гнезд в траншеях. Ни орудий, ни минометов. Если подобраться вплотную по балке и стремительно напасть, этот участок можно будет взять под контроль сравнительно малыми силами. А что дальше?..
Настала ночь, россыпи мигающих звезд устлали небо. Триста метров от балки пришлось ползти. Немцы пускали в небо осветительные ракеты. Южная опушка Мышковского бора вырисовывалась во мраке. Ее огибала проселочная дорога. Возникли опасения, что этой артерией могла воспользоваться гибнущая дивизия – слишком уж место открытое. Можно пробиться через жидкие заслоны, но тогда мгновенно слетятся стервятники с крестами на крыльях, разбомбят остатки армии в пух и перья.
Разведчики сделали остановку. Глеб отправил Ветренко и Никиту Костромина осмотреть западную опушку. Бойцы отсутствовали долго, Шубин начал нервничать. Но они вернулись, причем с весьма интересной новостью: помимо означенной дороги, существует еще одна, тремястами метрами севернее. Начинается она у западной опушки и тянется через лес. Дорога нормальная, почти сухая, немцев на ней нет. Парни обследовали ее метров на триста и вернулись. Красноармейцы потянулись в указанном направлении.
Это была весьма продуктивная ночь. Жаль, поспать не удалось. Но за три часа не встретили ни одного фашиста!
Дорога за лесом спускалась в низину, огибала болото, затем снова терялась в густом осиннике. Она упиралась в деревню (если верить карте, в совхоз «Октябрьский»), где стояли немцы. Но можно свернуть и воспользоваться разреженным сосняком, убегающим в седловину между лесистыми холмами…
Посреди ночи группа вышла к берегу обмелевшей реки Таменки, где встретила лишь несколько замаскированных пулеметных ячеек. На противоположном берегу как раз находилось расположение 50-й армии. Этот был опасный путь, чреватый ловушками, но путь реальный! Задачу вывести войска без потерь никто не ставил. Шубин заспешил обратно.
Силы еще не кончились, но спать хотелось зверски, разведчики зевали так, что выворачивали челюсти. Снова перебежками перебрались через редколесье, проползли по балке мимо постов и наконец погрузились в лес между деревнями Бутырино и Рыковка.
До рассвета оставалось полчаса, небо начало сереть, когда в районе Рыковки стали падать снаряды. Вела огонь советская артиллерия. Шубин похолодел, дал приказ остановиться. Что происходит?! Немцы первыми не начинали, все было тихо! Пальба напоминала артподготовку перед наступлением. Разведчики выжидающе смотрели на командира, а тот наполнялся скверными предчувствиями. Стрельба из орудий велась минут семь, что удивительно, ведь снарядов было с гулькин нос.
Группка людей выбралась из леса, пересекла овраг, прошла краем озера с обрывистыми берегами и с пригорка принялась наблюдать за этим кошмаром. Шубин кусал локти, задыхаясь от бессилия. Какого дьявола они творят?! Ведь группа уложилась в срок! Только одна ночь прошла! Он был уверен, что командарм Ефремов не отдал бы безрассудный приказ штурмовать Рыковку, ведь ее можно спокойно обойти и воспользоваться намеченным маршрутом. Видимо, поступил очередной необдуманный приказ из штаба фронта… Долина перед деревней лежала как на ладони. На участке, где засели разведчики, войск не было – местность болотистая, а тропы надо знать. Минное же заграждение преодолели легко.
Артподготовка прекратилась, из леса в сторону деревни бежали красноармейцы, пространство раскололо нестройное «ура!». Вражеская оборона на участке была сильна – несколько траншей, пулеметные гнезда, минометная батарея в дальнем перелеске. Это было чистое безумие! Расстреливать нужно за такие приказы! Красноармейцев было много, новые взводы выбегали из леса.
В полку в штатных списках числилось четыре батальона. Очевидно, из двух сформировали штурмовую группу, набрали две с половиной сотни человек. Немцы крайне удивились такому повороту. Людей загнали в ловушку, но зачем с ума сходить? Артобстрел не нанес им серьезного урона. Со стороны было видно, что в траншеях царит активность, солдаты бегают, занимают места. Пострадавших оттаскивают за пределы позиций. Атака батальона была страшной – солдаты бегали, жутко орали. Одни носились с карабинами с примкнутыми штыками, другие – с автоматами ППШ. Казалось, им ничто не мешает преодолеть шестьсот метров открытого пространства…
– Что же они делают, дураки? – простонал, сжимая кулаки, Лева Глинский. – Разве можно так, товарищ лейтенант? Кто приказал? Зачем?
Но подобные приказы выходили пачками. Людей гнали на убой, лишь бы выполнить приказ и не оказаться в опале у начальства.
Немцы не стреляли, подпускали врага ближе. Красноармейцы ускорялись, неслись на окопы – фактически валили толпой. Махали пистолетами младшие командиры, бежали вместе со своими бойцами.
Они преодолели две трети поля, когда противник все-таки открыл огонь. Работали как минимум четыре пулемета. Красноармейцы начали валиться гроздьями – их расстреливали в упор. Выжившие бежали, кричали что-то невнятное. Редеющая волна катилась через поле. Когда до вражеских позиций оставалось сто метров, толпа живых уже не впечатляла численностью, но бойцы не сбавляли бег, спеша добраться до окопов. Немцы невозмутимо вели огонь. Поле устлали мертвые тела. Но живые бежали, и это выглядело страшно. В перелеске заработала минометная батарея. Взрывы расцветали перед бегущими, осколки поражали человеческую плоть. Несколько мин взорвались в гуще солдат. Батарея произвела еще один залп. Стена разрывов поднялась перед атакующей шеренгой, и, наконец, бойцы дрогнули и начали залегать. Их оставалось теперь не больше трети от изначального состава. И отступать поздно – проще добежать до вражеской траншеи, нежели вернуться обратно. Но даже в лежащих попадали пули, люди вздрагивали, перекатывались, тряслись в конвульсиях. Поднялся представитель среднего комсостава – последний, оставшийся в живых, – что-то прокричал простуженной глоткой, пробежал несколько шагов и повалился, сраженный пулей. Бойцы бежали дальше. Смотреть на это было больно. Их оставалось все меньше, а когда дистанция сократилась до тридцати метров, они начали валиться десятками. Не добежал никто – последний боец выронил карабин, зашатался и рухнул навзничь.
Разведчики подавленно молчали. Сказать было нечего – нет таких слов. Все произошло практически под боком – до левого фланга погибшего батальона было метров сто. Раненые стонали и корчились. Немцы смеялись, продолжали стрелять по павшим. Шубин застонал и сполз с косогора. Как такое могло случиться? Ведь могли без сложностей обойти эту линию обороны! А теперь появится очередная «Долина Смерти», которых и так уже не счесть. Вывезти трупы невозможно – поля простреливаются, – поэтому тела лежат неделями, разлагаются под весенним солнцем и распространяют невыносимую вонь.
– Товарищ лейтенант, смотрите… – вдруг позвал Шубина Пастухов.
Глеб вернулся на позицию. Над полем витал густой дым. Ветра практически не было, поэтому этот дым не рассеивался. Мертвые тела громоздились друг на друге… Погодите, откуда взялась девушка-санинструктор? Она здесь одна! Невысокая, крепко сбитая, с медицинской сумкой на ремне – она выбралась из канавы и ползла к раненому. Бойцы затаили дыхание. Эту девчушку уже видели раньше, она служит в медсанчасти, и зовут ее, кажется, Варя Кошелева. Маленькая, симпатичная, улыбчивая, ведет активный образ жизни, всегда всем помогает. Но какого черта она тут делает?! Шубин присмотрелся. Варя подползла к раненому, улеглась на бок, начала что-то выискивать в своей сумке. Видно было плохо, но, похоже, она проводила перевязку. Боец шевелился, пытался лечь на бок. Варя ему что-то говорила, гладила его по голове. Руки девушки работали быстро.
