- Я всё равно схожу – посмотрим, может быть, смогу найти её или кого-нибудь, кто знает, где она.

Брокер подал ему шёлковый цилиндр, перчатки и трость.

- Чуть не забыл, сэр. Вот бобы, что я получил за вашу табачницу. Мистер Ворп не был щедр – он никогда не бывает щедр – но эта сделка его задобрила.

- Значит, жертва того стоила. Я всё равно её не использовал. Мне подарила её одна знакомая маркиза, перепутав с другим англичанином, что нюхал табак. Ему она вручила пюпитр, что предназначался для меня. Он не играл, но на него оказалось очень удобно вешать шляпы. – Он надел перчатки. – Эми Филдс. – Протянул он, будто пробуя имя на вкус. – Интересно, настоящее ли это имя. Оно явно не французское… О Боже всемогущий, я просто болван.

- Сэр?

- Это не прозвище – это перевод. Если перевести «Филдс» на французский, получится «Дешамс».

Паддл-стрит была одним из самодостаточных лондонских мирков. Здесь был собственный зеленщик, свой цирюльник, торговец канцелярией и паб. У каждой лавки было маленькое полукруглое окно, в котором красовался предмет, говоривший о том, чем занимается владелец – сапог, старая книга, аптекарская ступка с пестиком. В окошке «Э. П. Хоуленд, модистки» была выставлена голова из папье-маше с выцветшими чёрными глазами, розовыми щеками и в ситцевом чепце.

Джулиан толкнул дверь, но она оказалась заперта. Он заглянул в окно. Лавка была тускло освещена, но Кестрелю удалось разглядеть два небольших рабочих стола и пару простых деревянных стульев. Большой стол был завален отрезами ткани, лентами и искусственными цветами. Несколько голов, вроде той, что торчала в окне, демонстрировали готовые чепцы, а скелетоподобные соломенные основания ещё нескольких лежали рядом, ожидая обработки.

Внутри никого не было. Джулиан постучал, но никто не отозвался. Несколько прохожих бросили на него любопытные взгляды. Таких щёголей в этих местах видели нечасто. Он постучал ещё раз, погромче и, наконец, услышал внутри шаги. Лавка может и была пуста, но этажом выше кто-то был. Шаги приблизились к двери. Она открылась – на пороге стояла молодая женщина.

Она была коренастой и здоровой, но усталой – глаза покраснели, под ними залегли тени. Пряди волос – такие бледные, что почти белые – выбивались из-под домашнего чепца. У неё был вздёрнутый нос и круглые, ясные светло-голубые глаза.

- Мы закрыты… – Начала была она, но, к удивлению Джулиана, оборвала сама себя. – Могу я что-нибудь сделать для вас, сэр? – Её тон позволял предположить, что она не может и вообразить, что может сделать для него.

- Я ищу юную леди по имени Луиза.

- Я Луиза. Луиза Хоуленд

- Рад знакомству, мисс Хоуленд. Моё имя Джулиан Кестрель. У меня есть для вас важные новости. Могу я войти?

- Ну… Я думаю, да. Моя мать болеет, но сейчас спит. Если она проснётся, я пойду к ней наверх.

Она провела его внутрь лавки.

- Так в чём дело?

- Я думаю, вы когда-то знали юную леди по имени Эми Филдс.

Её глаза загорелись.

- Вы знаете что-то об Эми? Где она?

Он поколебался, не зная, как помягче сообщить новость.

- О, я поняла! – Взорвалась она. – Вам стоит стыдиться себя – стыдиться! Как вы смеете смотреть в лицо христианке после того, что вы сделали!

- Мисс Хоуленд…

- Почему вы не оставили её в покое? Она была хорошей девушкой, изо всех сил пыталась жить достойно, несмотря на то, чему её учили и что мать у неё была – что твоя кошка! Как вы могли воспользоваться такой слабой девушкой как она! А теперь вы приходите сюда и хотите, что я исправила всё, что вы с ней сделали. Ну что же, я пойду и уведу её подальше от вас и вам подобных, чтобы она могла снова жить со мной и Матерью – мне всё равно, чем она занималась. Где она? Что вы сделали с ней?

- Мисс Хоуленд, я никогда не знал мисс Филдс. Я никогда даже не видел её – при жизни.

- Эми мертва? – Тихо спросила Луиза.

- Да. Мои соболезнования.

- Как она умерла?

- Её убили.

- Что? Кто-то убил её? Кто это был? Почему?

- Это именно то, что хочу знать и я.

Он рассказал Луизе об убийстве – как он нашёл тело в своей комнате в Беллегарде, как его камердинер был обвинен в этом преступлении. Кестрель старался меньше говорить о Фонтклерах и ни слова не сказал про письма Джеффри. Он чувствовал, что не должен распространять эту историю шире, чем это могло помочь.

Девушка достала платок и неуклюже высморкалась.

- Я слышала об убийстве в доме какого-то сквайра. Люди всё болтают об этом последние несколько дней. Но я ухаживала за Матерью, и у меня не было времени узнать всё подробно или почитать газету. Я никогда не думала, что жертвой может быть Эми. Вы слышите о жутких преступлениях, но никогда не думаете, что это может случиться с кем-то знакомым. Вы не думаете, что она была… я хочу сказать… что убийца, он не…

- Нет. Нет. Этого ей переживать не пришлось.

- Хорошо. Эми не вынесла бы. Она была очень робкой. Боялась мужчин.

- Но сперва вы предположили, что я – её любовник.

- Я не знала, почему ещё джентльмен вроде вас может спрашивать про неё. А когда такая хорошенькая девушка как Эми вдруг куда-то пропадает, задумаешься, а не замешан ли тут мужчина. Но это не похоже на Эми – это меня и озадачивало. Она не из тех, кто бегает за кавалерами. Она всегда была очень робкой, но с мужчинами – особенно. Её мать была шлюхой, что спала с мужчинами за то, что они могли ей дать. Эми не хотела быть такой.

- Её мать звали Габриэль?

- Да, именно. Я никогда её не видела. Она умерла ещё до того, как Эми приехала в Англию – и к лучшему, скажу я, хоть это и не по-христиански. Эми никогда не рассказывала о том, как дурно мать с ней обращалась, но тут и так всё ясно. Потому она и не может сама о себе позаботиться. Она так привыкла подчиняться матери, что никогда и слова в свою защиту никому не скажет. Будь зверёк, у которого должен быть панцирь, но его нет, а потому она такая мягкая, пугливая и ранимая.

Кестрель встал и сделал несколько шагов в сторону. Он узнал то, что хотел – но, Боже правый, это было мучительно. Насколько легче было думать об убитой девушке как о загадке, части головоломки – как о не совсем человеке.

- Как вы познакомились с мисс Филдс?

- На самом деле она не Филдс. Мы назвали её так, потому что её французскую фамилию не выговоришь, но Эми сказала, как она переводится. Но «Эми» – это настоящее имя, хотя она произносила его почти как «Ами».

- Aimee. Это значит «любимая».

- Ну что же, любимой она была только мной и Матерью. Едва ли кто-то заботился о ней, пока она не оказалась у нас. Она никогда не знала своего отца, а её мать – ну, я уже сказала, кто она. Я думаю, поэтому-то Эми так и прикипела к своему полковнику. Он был единственным из мужчин её матери, кто был добр к ней.

Джулиан вздрогнул.

- Какому полковнику?

- Она не называла его имя – боялась, что втравит его в неприятности. Её мать втянула этого полковника в какие-то тёмные дела, когда была война в Испании – сделала то ли шпионом, то ли контрабандистом, то ли что-то в этом роде. Эми тогда была совсем ребёнком и ничего не понимала. Она всё время рассказывала о нём – как он приносил ей сладости, называл ласковыми именами, рассказывал про Англию. Эти мелочи для Эми значили всё. Она изголодалась по любви. А когда она с матерью покинула Испанию, то годами не видела этого полковника, но никогда его не забывала. Эми и приехала в Англию после смерти матери, чтобы быть поближе к нему. Она грезила, что он возьмёт её к себе, сделает её своей дочерью. Она всегда хотела узнать, где он живёт и попытаться увидеть его, но не смела. Боялась, что он припомнит ей, как её мать использовала его.

Она замолчала. В позеленевших глазах мистера Кестреля появился угрожающий блеск, а лицо стало жёстким и суровым.

- Интересно, – тихо проговорил он, – мог ли полковник узнать её, спустя столько лет?