Ближе к вечеру вернулся Джон Ривз – особый констебль – и явился на доклад к сэру Роберту. Джулиан узнал о его визите, когда тот уже ушёл, и немедленно встревожился. Почему не послали за ним и не пригласили послушать? Он отправился к кабинет сэра Роберта.

- Мистер Кестрель. – Поприветствовал его судья. – Я как раз собирался разыскать вас. Вы будете рады узнать, что я приказал Синдерби отпустить вашего слугу. Я не верю, что у нас есть основания обвинять его.

- Очень рад слышать это. Спасибо.

- Вам стоит благодарить леди Фонтклер. Она была очень обеспокоена судьбой мистера Стоукса и говорила в его пользу, как и в вашу.

- Это очень мило с её стороны. – Медленно проговорил Джулиан. Конечно, он был рад, что Брокер на свободе, но что-то в поведении сэра Роберта вызывало у него мурашки.

- Я вынужден просить вас и вашего слугу пока что оставаться поблизости – вы можете понадобиться, чтобы свидетельствовать в суде или отвечать на иные вопросы. Но в этом нет никаких трудностей – вы всё так же наш гость, и я надеюсь, вы останетесь и дальше, несмотря на этот печальный случай.

Сэр Роберт встал из-за стола, показывая, что разговор окончен. Но Джулиан спросил:

- Я слышал, что вернулся Ривз. Он что-нибудь обнаружил?

- Вы собираетесь и дальше участвовать в расследовании, мистер Кестрель? Но ваш слуга теперь на свободе. Теперь главная причина, что связывала вас с этим делом, устранена.

«Точно. – Подумал Джулиан. – Вы очень ловко устранили её – по настоянию леди Фонтклер».

- Даже если Брокер вышел из тюрьмы – он будет под подозрением, пока не найдут настоящего убийцу. До тех пор люди будут сплетничать и о моей роли в этих событиях. Если дело не будет раскрыто, и я, и Брокер останемся с этим пятном на всю жизнь.

- Неужели вы думаете, что я оставлю это дело прежде чем предам убийцу правосудию?

- Я думаю, что вы сделаете всё, что можно ожидать от человека, каждый поступок которого может погубить людей, которых он любит больше всего.

- Я знаю, вы полагаете, я не могу быть беспристрастным. Не буду лгать – я сам боюсь того же. Именно поэтому я согласился, чтобы вы в этом участвовали и заставляли меня рассматривать возможности, что иначе бы отбросил. Но теперь мне не нужна такая совесть. Расследование больше не в моих руках.

- Я не понимаю.

- Ривз проследил путь убитой от Олдертона до одного лондонского постоялого двора. У неё не было ни компаньонки, ни горничной – она путешествовала одна и делала всё сама. Он не узнал, зачем она приехала. Нашлось очень мало людей, что видели её или говорили с ней. Если она и называла кому-то своё имя, никто его не запомнил. У меня нет выбора, кроме как дать объявление в Лондон в надежде, что она там жила или имела знакомых, и предложить награду за сведения.

- Тогда Боу-стрит обязательно примет участие.

- Да. Вы можете представить, как мало я этого хочу. Профессиональные полицейские обязательно докопаются до писем Джеффри, узнают, как Крэддок их использует – и, в отличие от вас, без сомнений предадут огласке всё, что обнаружат. Но я ничего не могу поделать. Расспросы предстоит вести в Лондоне – иначе личность девушки не установить, а без этого не обойтись. Я не вижу способа избежать Боу-стрит.

Джулиана вмешательство ищеек радовало ещё меньше. Если Боу-стрит влезет в расследование, кто-то из ищеек может узнать Брокера, и его преступное прошлое выплывет наружу. Это может дать сэру Роберту основания обвинить камердинера в убийстве. Пребывание Брокера на свободе рискует оказаться слишком коротким.

Глава 25. Старый друг Брокера

Брокер пришёл в ужас от того, как обращались с гардеробом его господина, пока он сидел в тюрьме.

- Я бы никогда не стал так жечь утюгом. – Качая головой, сказал он, глядя на одну из рубашек Джулиана. – Посмотрите, что стало с воротничком.

Джулиан не обратил на это внимания. Брокер посмотрел, как господин ходит по комнате туда и обратно, и спросил:

- Вас что-то беспокоит, сэр?

- Сэр Роберт сказал, что расследование перемещается в Лондон. Стало быть, в дело почти наверняка вступят ищейки с Боу-стрит.

- Думаю, под конец они точно появятся. – Кивнул Брокер. – Но если они вцепятся в меня, я скажу, что вы ничего не знали, когда брали к себе. Наплету им, что убедил вас, будто я человек честный.

- И выставишь меня дураком. – Со смешком ответил Джулиан.

- Вы должны позволить мне прикрыть вас, сэр – зачем идти ко дну обоим?

Позвонили к ужину. Джулиан, несмотря на протесты Брокера, принялся переодеваться.

- Ты же знаешь. – Заметил он, хмурясь. – Твоё имя наверняка всплывало в газетах, когда там писали о дознании. Если лондонские полицейские их читали, они могут «вцепиться», как ты говоришь, в тебя ещё до того, как вообще начнут расследование.

- Необязательно, сэр. Они знают меня как Брокера, меня так называли, когда я карманничал. Они могут вовсе не знать имени «Стоукс».

- Слава Богу, что на дознании тебя всегда величали «Стоуксом». – Джулиан состроил печальное лицо. – Теперь мне нельзя будет называть тебя этим прозвищем. Они так тебе подходило.

- Мне оно всегда нравилось больше чем фамилии, сэр. Имени нужно что-то говорить о том, кто его носит, вот что я скажу.

- А за меня говорил костюм, о котором ты так печёшься – леди Тарлтон сравнила меня со зловещим чёрным вороном. Что же, могло быть и хуже. Представь, если бы я совал нос в их дела, нося красное, как малиновка с Боу-стрит, или имя вроде «Сайлас Ворп»^[43].

Брокер моргнул.

- Откуда вы знаете мистера Ворпа, сэр?

- А ты его знаешь?

- Да, это же Опарыш, сэр.

- Прошу прощения?

- Так мы его называли с моими приятелями. Если бы вы видели его, то поняли бы, почему Опарыш. Он толстый, весь белый и мягкий, да ещё и лысый как бильярдный шар.

- Откуда ты его знаешь?

- Ну, между мной и вами, сэр, он был нашим мешком. Как это будет… скупщиком.

- Скупщиком краденого?

- Да, сэр. Он обычно всё сбывал через ломбард почти по-белому. Иначе, тот малый, что владеет ломбардом, вышвырнул бы его вон, а лавка Опарышу была нужна, чтобы выглядеть богато. Вообще-то у него ещё была своя хибарка, где он скупал у нас товар, но порой мы тащили добычу ему прямо в ломбард – разные мелкие вещи, вроде промокашек или луковиц, которые надо быстро с рук сбыть. Он их брал и никогда не задавал вопросов. И никогда не давал честную цену, но что тут поделаешь? Поймай нас с таким уловом, тут же посадили бы на пансион^[44].

- Ты знал, что владелец этого ломбарда – Крэддок?

- Нет, сэр. – Брокер был здорово удивлён.

- Он думает, что Ворп – совершенный глупец, но честный.

- Ну так он дважды неправ, сэр. Мистер Ворп не глуп и не честен. Он всё замечает, мистер Ворп. И память у него удивительная – поглядит на луковицу или шандал или ещё какой наш улов и сразу вспомнит, откуда он у него, будто это было вчера.

- В самом деле? Брокер, я думаю, самое время поведать тебе, что я узнал, пока ты был… в пансионе. Но это – строго между нами. – Он рассказал, как Крэддок заполучил письма Джеффри и как шантажировал Фонтклеров.

- Чего я не понимаю, – закончил он. – так это, почему мистер Ворп, что, по твоим словам, помнит всё и вся, ничего не мог сказать о том, кто заложил ему эту шкатулку.

- Наверное, он был уверен, что она краденая, сэр, и не хотел сдавать вора. Он же с нас кормился, сэр. Никто ему ничего не будет носить, если узнают, что он растрепал имена своих ребят.

- Ты осознаёшь, что говоря о ворах, всегда называешь их «мы»? Ты всё ещё считаешь себя одним из них, верно?

- Непросто с этим расстаться, сэр. Я хочу сказать – когда ты в семье, то ты будто в другом мире – там, где все члены семьи – твои друзья, а все остальные – враги. Но я не скучаю по этому, сэр, и не хочу к этому возвращаться. Да чтоб мне ослепнуть, если хочу!