МакГрегор вздрогнул.

- Но… Но это может значить всё, что угодно! Вы не можете думать, что он рассказал ей о том, что замыслил убийство!

- Я не знаю, о чём он говорил.

- Этому может быть масса объяснений. – Настаивал доктор. – Эти двое всегда держатся вместе. Они большие друзья уже много лет. Когда-то он хотел на ней жениться.

- Вот как?

- Не смотрите на меня так, будто я выкопал вам сундук с сокровищами! Это не тайна. Полковник встретил её и ухаживал за ней ещё до сэра Роберта. Он был молодым красавцем-офицером, и разбил немало сердец. Я не знаю, делал ли он ей предложение. Потом появился сэр Роберт, влюбился в неё по уши и ему сопутствовал успех. Полковник же женился на матери Гэя, которая умерла ещё до того, как Гэй стал носить штаны. Вот и всё.

Джулиан задумался. Он вспомнил полковника и леди Фонтклер, что рука об руку выходили из оружейной. В ушах звучал вкрадчивый голос леди Тарлтон: «Трогательно, не правда ли? Как они пекутся друг о друге».

- Послушайте, – сказал МакГрегор, – когда вы говорили, что убийцей может оказать любой Фонтклер, кроме Хью, вы ведь не имели в виду и леди Фонтклер?

- Нет, имел. Но мы обойдём её, если вы хотите.

- Нет уж, я выслушаю всё, что вы скажете. Лучше сразу узнать худшее.

- Вы же знаете, мне она тоже нравится.

- Вам никто не нравится, и вы всех подозреваете!

- Я не могу себе позволить… Да что толку! – Он поднялся. – Вы хотите прекратить этот разговор и этот визит?

- Да постойте вы! Разве я просил вас уходить?

- Не прямо.

- Тогда сядьте и успокойтесь! Вам стоит узнать, что не стоит принимать близко к сердцу то, что я говорю в запале.

Джулиан улыбнулся и сел.

- Итак, дело против леди Фонтклер. Оно не очень убедительно. Если сэр Роберт говорил правду, то он оставлял её одну лишь на четверть часа в отрезок между половиной пятого и шестью. Но даже в эту четверть часа она не оставалась одна – через оранжерею проходила мисс Фонтклер и говорила с ней. Возможно, у леди Фонтклер и было достаточно времени, чтобы впустить жертву через оранжерею, проводить в мою комнату и убить. Но даже если допустить, что она имела возможность это сделать, я очень сомневаюсь, что она могла.

- Тогда почему бы не вычеркнуть её из списка?

- Дело в нескольких тревожных фактах. Леди Фонтклер говорила, что вы учили её медицине – как обрабатывать раны, извлекать осколки и тому подобное. Стало быть, она обладала кое-какими познаниями в анатомии и привычнее большинства к тому, чтобы резать людскую плоть. И, конечно, она лучше всех знала дом и распорядок дня в нём. Скорее всего, именно она решила, что я буду жить в той комнате. И она не раз напоминала Хью о том, чтобы он увёз меня осматривать окрестности после обеда.

- Чтобы расчистить себе путь и убить девушку в вашей комнате, пока вас нет? Кестрель, я знаю её так же, как вы знаете своего слугу. Она не могла сделать ничего подобного. Я могу представить её схватившейся за пистолет или нож… ну, скажем, если в дом ворвётся грабитель и будет угрожать её детям. Но она нипочём не стала бы планировать убийство в Беллегарде и рисковать благополучием членов своей семьи или даже своих слуг, на которых может пасть вина.

- Это могло быть и не спланированным преступлением. Но, признаю, ваши слова звучат убедительно.

- А что насчёт сэра Роберта? Он тоже у вас в списке?

- Да, но обрадую вас, шансы, что он не имеет никакого отношения к убийству так высоки, что на это можно ставить всю Ломбард-стрит против одного медячка. У него есть алиби почти на всё интересующее нас время – если только он и леди Фонтклер не лгали, чтобы защитить друг друга. А учитывая его чувство справедливости и совесть, дьявольски трудно представить совершающим такое преступление. Намного проще представить, что сэр Роберт боится того, что виновен кто-то из членов семьи. Вопрос в том, подозревает ли он кого-то определённого? И насколько далеко готов зайти, чтобы защитить этого человека?

- Я не хочу даже думать о том, с какой дилеммой он столкнётся, если решит, что убийца – кто-то из его близких.

- Есть вариант и похуже.

- Что может быть ещё хуже?

- Виновным может быть не один человек. Двое или больше могли спланировать и совершить убийство вместе.

МакГрегор вцепился в свои волосы.

- Послушайте, Кестрель, почему это не может быть делом рук какого-нибудь злобного крестьянина, что решил напасть на местного сквайра? Такое случается, хотя в Олдертоне этого не бывало уже Бог знает сколько лет.

- Я немного знаю о таких случаях, но разве сперва не присылают записки с угрозами и требованиями?

- Да, наверное. – МакГрегор тяжело вздохнул и снова принялся ходить.

- Наконец, есть мисс Фонтклер. Против неё немало свидетельств. Она признала, что проходила близко от моей старой комнаты примерно в двадцать минут шестого. У неё был с собой пенал, в котором есть маленький, но очень острый нож, которым она затачивает карандаши. Этого она и не скрывала – может быть, оттого, что ей нечего скрывать – а может быть, пытаясь обезоружить нас напускной искренностью. Наконец, третья возможность – она пытается увести подозрение от кого-то ещё.

- Кого?

- Не знаю.

Он подумал, что самая очевидная кандидатура – леди Фонтклер, о встрече с которой в оранжерее говорила Изабель. Но что если она лгала? Если леди Фонтклер не было в оранжерее, когда оттуда уходил сэр Роберт? Что если Изабель видела её не там, а чуть позже в комнате Джулиана?

- Конечно, мисс Фонтклер в роли подозреваемой, вызывает некоторые трудности. – Продолжил он. – Она была вне дома большую часть того времени, когда была могла быть убита жертва. Она могла провести девушку через оранжерею – но тогда придётся предположить сговор между ней и леди Фонтклер, которая говорила, что Изабель пришла одна. Она могла впустить девушку через парадную дверь, но как раз в это время Майкл впускал в дом мисс Крэддок. Да, все они могли разминуться, но это слишком неправдоподобно. И опять же, мотив остаётся загадкой. Зачем, чёрт побери, хоть кому-то из них убивать эту девушку?

Теперь мистер Крэддок. Он говорил, что ходил в угодья. Он мог встретить жертву там – случайно или намеренно – и устроить всё так, чтобы она пошла с ним в дом. Он вернулся в Беллегард, позвонил, Майкл открыл ему дверь, а потом сам пошёл в людскую, а Крэддок – поднялся к себе. Его окно выходит на передний двор – он мог видеть девушку, спуститься вниз и впустить её через парадную дверь. Потом привёл её в мою комнату, зная, что меня нет, и что в этой части дома в этот час вообще никого не бывает. Но опять же…

- Я знаю. – Угрюмо сказал МакГрегор. – Нет мотива.

- Именно. Единственное, что я заметил – когда он сказал, что ездил в угодья, леди Тарлтон очень обеспокоилась. Полжизни бы отдал, чтобы узнать, что у них за история.

- Крэддок последний в вашем списке. Но нравится вам это или нет, ваш слуга всё ещё под подозрением.

- Знаю. Чёрт побери Брокера – зачем было врать?

- Будем надеяться, что ложь – его единственный проступок.

- Так и есть, клянусь вам. Интересно….

- Каждый раз, когда вы говорите «интересно», я понимаю, что назревают неприятности. Что на этот раз?

- Может ли быть, что я сам вовлечён в убийство неизвестным мне способом? Оно произошло в моей комнате. Я с самого начала думал, что о том, как странно, что я сюда приглашён. Мы с Хью едва знаем друг друга.

- Тогда почему он попросил вас быть его шафером?

- Он сказал, что между его семьей и Крэддоками неминуемы сцены, и надеялся, что моё присутствие всё смягчит. Истина в том, что он принял меня за рыцаря из романов Вальтера Скотта, потому что я один раз вытащил его из игорного притона. Блистать в лондонском свете не так безопасно. Я не возражаю, когда кто-то копирует покрой моего сюртука или манеру речи, но ненавижу, когда меня держат за героя.

- Это большая ответственность – оправдывать восхищение юноши. Ведь куда проще дурить людей изысканными манерами и костюмами. Блистать так, чтобы они не доискивались того, что кроется под этим блеском. – Доктор немного смягчился, глядя на ошеломление на лице молодого человека. – Задел за живое, да? Ничего не могу поделать – я должен был сказать то, что думаю. Дело в том, что я ненавижу транжир, а вы, как мне кажется, ведя такую жизнь, транжирите свои дарования. С вашим умом вы могли стать барристером, учёным – доктором, наконец. Разве это не лучшее применение уму, чем изобретение новых способов завязать шейный платок или отполировать пару ботинок?