Свадьбу справили шумную и весёлую. Гостям представили Селену как дальнюю родственницу, - якобы по той семейной ветви, что осталась в Залесье, когда прадед Фирда переселился в Приозерье.
Скоро сменила лесная красавица богатый наряд на простое серое платье, волосы золотые скрыла под косынкой, руки белые от работы тяжкой загрубели. Поначалу-то она почти ничего не умела - ни рыбу чистить, ни кашу варить, ни одежду стирать, ни корову доить, ни молоко в масло сбивать, ни сыр варить, ни скотину кормить, - но под началом свекрови быстро выучилась, и трудилась исправно, от зари до заката. О прошлом своём по-прежнему не говорила, и родственники её не объявились. Фирд в ней души не чаял, и Селена его полюбила, только при нём улыбалась и будто светлела лицом, только с ним говорила охотно, с остальными же - редко, и лишь по необходимости.
О происхождении он её не расспрашивал, и каждую ночь со вторника на среду оставлял одну в комнате. Порою, проходя мимо запертой двери, чудилось ему, будто оттуда доносится то смех, то плач, то голоса людей, толкующих на незнакомом языке. Но всякий раз он шагал дальше, не задерживаясь. А утро приносило новые заботы и труды, коими весьма изобильна крестьянская жизнь.
</p>
* * *
<p>
В девятнадцать Фирд стал отцом. Первенца назвали Тормом.
К двадцати пяти годам у них с Селеной было уже трое сыновей и две дочери. Но не только радости посылает судьба простым людям - весною старшая сестра его умерла при родах, а полгода спустя отец Фирда, выйдя на озеро, упал с лодки и простудился в холодной осенней воде. Болезнь запустил, потом слёг, и к первому снегу скончался.
А зимой проезжие рассказали, что и старый царь Огхей почил, а на трон взошёл его сын - Рикхон. Чуть погодя, когда пришло время пахать и сеять, прибыл из города глашатай. Дождавшись, пока старейшина, стуча в колотушку, созовёт сход, он объявил, что новый царь задумал почтить память отца своего созданием великой гробницы, равной которой ещё не бывало. А значит, со всех подданных будет взиматься дополнительный налог.
Нелегко крестьянину добыть больше обычного, разве что год выдастся урожайный, но этого не произошло. Так что семье Фирда, как и другим, пришлось стать беднее и голоднее на те пять лет, пока строилось в столице чудо света.
</p>
* * *
<p>
Фирду шёл тридцатый год, когда у них пропал средний сын - Кор. Отец семейства трудился на дальнем сенокосе, Селена со старшими огород полола, бабка в доме пряжу пряла, а маленький Кор играл во дворе.
Только вечером заметили, что мальчика нет. Искали, звали, соседей спрашивали - как сквозь землю провалился. Сильно горевала Селена, места себе не находила, день и ночь плакала. И тогда Фирд впервые осмелился намекнуть на то, о чём обещал не спрашивать:
- Милая... а ты не можешь... узнать, где он... как-нибудь... по-особому?
- Если бы я только могла... - Селена уткнулась ему в плечо и зарыдала. Фирд молча обнял жену. Больше они об этом не говорили.
</p>
* * *
<p>
На тридцать пятый год жизни Фирда в Приозерье дошли слухи о далёких войнах на Юге, тут же вспомнились и слова Акхама-прорицателя о возрождении древнего Властителя Южной Тьмы. Говорили, будто явилось от Выжженной Стороны и Мёртвых Городов страшное войско, опустошая ближние земли, и что воины те крепки, как камень, а ростом в два человека, и никто не может против них устоять...
А что крестьянину от слухов тех? Сорняки на огороде не перестали расти, скот - на выпас ходить, хлеба в поле - зреть, а скошенные травы - сохнуть. Только и оставалось - трудиться как прежде, да уповать, что беда минует.
Не миновала.
</p>
* * *
<p>
На следующий год в Приозерье прискакал отряд из замка. Снова застучала колотушка старосты.
- Идёт война. - отчеканил командир, оглядывая собравшихся крестьян. - Царь велел созывать войско. Каждая семья должна выставить по одному мужчине от пятнадцати до пятидесяти лет. Кроме того, взимается новый налог: три меры муки на двух человек.
Ропот прокатился по серой мужичьей толпе.
- Только посев прошёл, - сказал кузнец. - Едва у кого по стольку осталось. Что же теперь, до осени без хлеба сидеть?
- Да как ты, жалкая вошь, смеешь указу царскому перечить?! - воскликнул один из всадников и схватился за плётку. Командир взмахом руки приказал ему молчать, а затем повернулся к селянам:
- Вы здесь сидите в своём углу, и не знаете, что творится. Неведомый враг на юге разгромил тем летом княжества Кагрег и Эрзират, а зимою вторгся в наши пределы. Три приграничных крепости захвачены и сожжены дотла, все жители истреблены. Если нынче не собрать и не снарядить войско, и не укрепить стены замков, через полгода вы уже ничего не сможете съесть - вас самих съедят. Эти нелюди не щадят никого.
Так пришлось Фирду и Селене расстаться и со вторым сыном - первенцем своим, Тормом. Семнадцать лет ему было тогда.
Вместе с ним забрали и многих братьев его двоюродных, и дядю Сура, у которого были только дочери, и многих других селян. С плачем провожали их остающиеся, ибо знали, что не всем суждено вернуться.
Месяц спустя над трактом вновь поднялась пыль, раздался шум шагов, топот копыт и скрип телег. Все дела побросали крестьянки, выбежали на обочину, вглядываясь в бесконечную череду лиц проходящих воинов.
- Не меня ли высматриваешь, хозяюшка? - усмехнулся Селене рыжебородый здоровяк с палицей на плече.
- Сына... сына моего не видел? Тормом кличут... их из Приозерья набрали, отсюда...
- А, свинопасы, что ль? Когда мы из города вышли, их ещё обучали. Другим путём пошлют, царь три армии набрал.
Ну, бывай, хозяюшка, вот вернусь - и договорим.
До полудня тянулось мимо деревни великое войско.
</p>
* * *
<p>
А уже осенью, как-то ночью в дом Фирда постучались.
- Кто там? - спросил он через дверь.
