– А теперь поедем в мое любимое место. Это маленькое кафе в живописнейшем местечке на берегу пруда километрах в десяти отсюда.

Ева засмеялась:

– Любой другой человек на твоем месте стал бы интриговать.

– Интриговать?

– Ну, сказал бы, что отвезет в потрясающее место, но не уточнял бы, что это. Помучил бы. Типа, в неизвестности есть своя прелесть.

– Нет в ней никакой прелести. Этот избитый киношный прием «интриги» меня раздражает, знаешь. Почему человек должен ехать или идти туда, где ему может совсем не понравиться? Что за идиотская самонадеянность? Вдруг ты не любишь кафе на берегу – от воды дует, песок летит, холодно или солнца слишком много – да мало ли что? Ты должна иметь возможность сказать, что тебе это не нравится и не подходит. Тогда я придумаю другое место. И тут же озвучу новый план.

– Вот поэтому с тобой легко.

– Очень на это надеюсь. «Сложные» люди меня утомляют. Те, от которых не добьешься, чего они действительно хотят. Все полунамеки, да взгляды многозначительные. А я мыслей читать не умею.

До приезда в кафе они молчали. Это было приятное сообщническое молчание отлично понимающих друг друга людей.

Они познакомились около 10 лет назад, почти сразу после развода Марго и Марка. Ева тогда работала в одной крупной компании финансовым аналитиком и обедала всегда в одном и том же ресторанчике недалеко от своей штаб-квартиры. Марго по неизвестным причинам тоже иногда туда заходила. На третий раз, увидев друг друга, они улыбнулись. На четвертый – представились. Пятый обед съели за одним столом. Ева прекрасно отдавала себе отчет, почему ей понравилась Марго. Но было сложнее понять, что же Марго нашла в ней. Ответа на этот вопрос она так и не знала.

Когда они устроились за лучшим столиком на очень небольшой террасе, к счастью, оказавшимся свободным, хотя вокруг было довольно много туристов, Марго заказала кофе с эклерами и сказала:

– Тут мы можем спокойно поговорить. Я последние месяцы была сильно занята, этот новый проект забирает все силы, мы редко виделись, поэтому сейчас я спрошу прямо – что с тобой?

Еве захотелось заплакать. Не потому, что ей до сих пор было плохо, просто проявления человеческой доброты с некоторых пор трогали ее очень сильно. Она сдержалась, не хотелось рыдать при железной Марго, и сказала:

– Сейчас мне гораздо лучше. Все почти прошло, так, осталось лишь неприятное послевкусие и некоторая слабость.

Марго молчала и в ожидании смотрела на нее.

– Знаешь, если в двух словах… Я постоянно пытаюсь сформулировать для себя, что со мной было. Так вот, в двух словах, я, наверное, сдалась. Жизнь выиграла, а я проиграла. Тебе не понять.

Марго все молчала, а Ева продолжила:

– Я всегда раньше была оптимистом. Конечно, были дни хорошие, были плохие, но у меня было вот это ощущение «все лучшее, конечно, впереди». Потом его не стало. И я даже не знаю, хочу ли его вернуть… Глупости говорю, хочу, конечно. Но не уверена, что смогу. Оно просто было, а потом кончилось. Она запнулась на секунду:

– Я много работала, заботилась о родителях, ходила на нужные премьеры и за покупками, но внутри меня была пустота, которую может увидеть любой, кто присмотрится и задаст пару вопросов. В молодости я не понимала, что пуста, осознание пришло недавно и с тех пор я не знаю, что делать. С детства и всю мою предыдущую жизнь я хотела не выделяться и быть хорошей для всех – хороших любят и одобряют, а одобрение – все, что мне было нужно. Ты словно сидишь в натопленной комнате морозной зимой, тебе тепло и уютно, и ты знаешь, что все сделала правильно. Вот это ощущение, что ты все делаешь «правильно», оно прикрывает все другие дыры, ты не осознаешь, что живешь по шаблону, по лекалу для других, у тебя есть силы только на то, чтобы двигаться в этой колее. Не смотри на меня так, не надо жалости, наконец-то я что-то стала понимать про себя.

– Прости, я не хотела жалостливо смотреть, – сказала Марго, – ты удивишься, но я тебя понимаю, кажется… Ты не обращалась к психологу с этим?

– Обращалась дважды к двум разным, по рекомендации, но найти своего психолога еще сложнее, чем встретить одного на всю жизнь мужа. Мне это не удалось, как ты знаешь. Оба моих психолога были хороши, наверное, но не для меня. Или, может, просто я была не в состоянии прислушаться к их мудрости.

– Что ты собираешься делать?

– О! Избегать этого вопроса. Я не знаю, что я буду делать, я не знаю, что я собираюсь делать, сам этот вопрос вводит меня в состояние тоски и легкой паники, так что я пока разрешила себе его не задавать и на него не отвечать.

– Я подумаю об этом завтра?

– Именно! Только сейчас я поняла, насколько это гениальная формулировка. А в молодости она меня раздражала.

– Ты принимаешь какие-нибудь лекарства? – спросила Марго.

– Да, – кивнула Ева, – второй психолог оказался не совсем бесполезен. Если бы не лекарства, не знаю, справилась бы я или нет.

– Не жалости ради, – сказала Марго, но ты ведь знаешь, что можешь звонить мне всегда и отовсюду? Я знаю, что ты вряд ли будешь, но ты ведь это знаешь?

– Я знаю, – сказала Ева серьезно.

Они еще посидели и помолчали. Потом Марго сказала:

– Пойдем пройдемся вдоль воды?

Ева кивнула, они встали, оставив на столе пару монет за кофе, и пошли по песку.

Анна тяжело вздохнула. После утреннего Ватерлоо ей требовалось время. К счастью, гости разбрелись и разъехались до ужина и теперь у нее была пара-тройка часов, чтобы передохнуть и подумать над будущим планом действий. Военных действий, если понадобится. Она задумалась, как вести себя с Марком. Холодно и отстраненно или делать вид, что ничего не произошло?

Она сидела у бассейна в размышлениях, когда к ней подошла одна из горничных и сказала, что приехала дама, представившаяся другом мистера Бартона, и ждет в холле, требуя, чтобы ей отвели комнату. Самого Марка горничная найти не смогла, поэтому Анна нехотя поднялась с шезлонга и направилась в дом, чтобы встретить неожиданную и, скорее всего, лишнюю гостью.

Войдя в прохладный холл, она увидела спину высокой женщины в длинном платье леопардовой расцветки и в бордовых туфлях с золотым известным логотипом на головокружительно высоких, но устойчивых каблуках. Незнакомка повернулась к ней, и Анна с удивлением поняла, что та уже очень немолода. Лет ей точно было не меньше 70-ти, несмотря на все предпринимаемые усилия, а их, как заметила Анна опытным глазом, было очень немало. Хотя возраст, и это тоже немедленно бросилось Анне в глаза, очевидно, не был помехой для этой женщины с безупречной стрижкой каре и алой помадой. От нее прямо шла волна энергии, которая едва не сбила ослабленную утренним разговором Анну с ног. Деятельные и уверенные люди всегда нравились хозяйке дома, в их обществе она словно подпитывалась тем, что ей было необходимо и чего у нее самой в достатке не было, поэтому она приветственно и вопросительно улыбнулась. Незнакомка слегка скривила губы в ответ и сказала:

– Я давно уже говорила Марку познакомить нас, но раз он этого так и не сделал, то мы обойдемся без него и познакомимся сами! Я Катрин Уокер, старинный друг. Слово «старый» явно было исключено из ее лексикона уже давно – промелькнуло у Анны в голове.

– Катрин, конечно! – воскликнула Анна. – Я могла бы и сама догадаться! Я так много о вас слышала!

– Самого разного, надо полагать?

– Ну что вы, только хорошего! – Анна, естественно, не стала упоминать о том, что о Катрин в их кругу, как правило, говорили или в восторженных тонах или в уничижительных. Она мало кого оставляла равнодушным.

– Вы, наверное, удивлены, почему я приехала без предупреждения?

Анна промолчала, ибо действительно была удивлена и не сочла нужным этот факт опровергать. Катрин продолжила:

– Просто утром я вспомнила, что у одного из моих лучших друзей сегодня День рождения, а долгая дружба дает то преимущество, что вы можете общаться без церемоний. Вот я и приехала. Найдется для меня комната?