И горько. Так горько и больно, что хочется повеситься. Не сейчас, но будет утром.

Ну и пусть. Пусть будет так горько, так мучительно. Пусть. Это будет лишь на рассвете, а пока, лежа на испещренной шрамами груди, слушая чужое сердце, чувствуя обнимающие его сильные горячие руки, он мог не чувствовать хотя бы несколько часов это отвратительное, высасывающее все силы одиночество.