Литмир - Электронная Библиотека

Профессор хмуро кивал головой во время этих слов и произнёс:

– Я имел ещё то в виду, камрады, что самое главное в таких условиях оставаться человеком. Не поддаваться волнам панических настроений, не превращаться в нежить в условиях дикого капитализма, когда все показывает, что сейчас нежитью быть выгодно, и на горе одних другие расцветают. Наверное, это главное испытание для нас!

Друзья приняли его слова с согласным молчанием. А Рустам Сумбатович, выговорившись и повеселев, на коня произнёс:

– Ладно, идите и передайте моим коллегам, что я их скоро навещу.

Денис и Руслан, как условились, после сдачи экзамена пошли к своим кураторам, которые сидели на кафедре в «окне» между парами.

– Ну как прошло, сдали? А чего морды грустные? – поприветствовали они их.

– Да Руслан девок встретил сегодня и закадрить не мог, вот и кислый, – тут же ехидно сдал Берёзова Готфрид.

– Ну, ты сразу всем всё расскажешь, – недовольно ответил Руслан.

– Ходи, рыбак, на рыбалку почаще, – посоветовал Руслану Топоров. – Нравы стали свободнее, но жизнь, жаль, не стала лучше. Так пользуйся этим хоть немного для удовольствия.

– Но сказать честно, – вступил в разговор Архангельский, почувствовав больную тему, – разложение нравов – это вымирание страны. Согласно истории, моральная деградация, когда все спят со всеми, всегда соосна с материальным упадком в стране. К слову, рождаемость сейчас упала не только из-за того, что не с чего прожить, а ещё когда с Запада привили моду на половую разнузданность; кого хочу – того и хохочу, а потомки – лишний груз. И забудь при этом правило: живёшь сам, дай жить другому. Наш народ вытягивал себя из пучины времен крепкой семьёй и многими детьми. И это не дедовские рассказы, а наличный факт, который может стать последним гвоздём в крышку гроба нашего народа. Посмотрите на современную массовую культуру – переплет проституции и потребительской низости. Если говорить как Гомер, там светится великий плут и великая блудница. А верхушка олигархата, которая пришла к власти после развала Советской России, с целью удержать власть намеренно культивирует эти, так сказать, демократические ценности, превращая людей в люмпенов с кругозором чисто биологических потребностей. Скажите, что дала нам эта якобы демократия и свобода?! – воскликнул с жаром Архангельский. – Верить в Бога или спать с кем попало? Так вера раньше не запрещалась, и, как первая любовь, эта штука – вкрадчивая. Чем молча больше это делаешь, тем лучше получается. А на разное гулево нужны средства, которых по милости оседлавших страну лиц, часто нет и взять негде. Это не свобода, а обман со смертельным исходом.

– Нет, всё – таки ты не будешь отрицать то, что либерализация принесла много нового в нашу жизнь, – вдруг решил возразить Топоров.

– Для этого не нужно было разрушать Союз! – почти крикнул в ответ Архангельский.

– Ну да, верно, – согласился и как-то даже поник Топоров, с силой проведя себя ладонью по лицу, словно вытирая грязную воду, брызнувшую на него из-под колёс истории.

– Нам показали фокус, чтобы тем временем отнять все, включая даже жизнь, – добавил в абзац Архангельский.

Оба профессора прекрасно чувствовали неминуемый слом науки и образования, ставшие ненужными на данной территории; так же, как и в своё незавидное положение, вместе с половиной населения страны, выброшенной в отвал деградации и исчезновения. Но они были людьми сильной закалки, воспитанными стоять насмерть ещё своими отцами, фронтовиками второй мировой.

– Эх, представляю, какой чепухой покажется всё, о чём мы говорим лет через пятьсот, – странно усмехнулся затем Топоров. – Как нам сейчас события Крестьянской войны в Германии времен Флориана Гайера. Но парадокс! Многое поменялось с тех пор, оставшись неизменным. Вот и сейчас всё плохо ещё из-за того, что русские земли подметены под разные концы, как в феодальную эпоху, и нас рвут по отдельности, как щавель с грядки. Во всех краях народ одолел олигархат, по-гречески «власть немногих». Не случайно, друзья, что ещё до нашей эры в Греции, где это слово и изобрели, многие не любили демократию, поскольку она сваливалась в олигархат или в охлократию – власть толпы, где худших большинство, а это не лучше тирании. Но наши олигархи, ко всему, еще послушные вассалы Евро-Амерской верхушки, которая изобрела новый мировой загон народов, как для скота. Но в отличие от вермахта, они не всё подминают напрямую, а чаще ставят в странах местных гауляйтеров, которые не способны ничего создавать, а только рвать, как крабы, мясо с костей народа и делиться с хозяевами. Отличный способ контроля пространства под свист о демократии, что, по сути, является инструкцией по выполнению интересов Запада. А в отношении нас эти интересы мало отличаются, что были в Третьем рейхе – обобрать и уничтожить. Просто методы более вычурные.

Тут Топоров спросил у друзей-студентов:

– Вы знаете, под какие, по слухам, негласные условия западные круги дают кредиты Украине? Да под то, что за следующие пятнадцать лет население страны сократится на двадцать миллионов.

– Ну, правда или нет, но всё идёт по этой колее, – ответил Берёзов, добавив. – Все восточные славяне им даром не нужны, как конкуренты. Кто бы из маститых не говорил, что конкуренция – это двигатель прогресса, так это и пуля в лоб. Что может быть страшнее конкурента, который может тебя подвинуть с места? Вот скажи, – хлопнул он по плечу Дениса, – что бы ты сделал с тем, кто, как конкурент, позарился на твою девушку, фортуну души?

Готфрид пробурчал что-то вроде:

– Да отстань ты со своими постельными примерами.

А Архангельский, рассмеявшись, похвалил Берёзова:

– Ну вот, молодец, значит, хорошо мои лекции слушал и понимаешь, как всё взаимосвязано, – и продолжил. – Но повторю ещё раз! То, что у нас творит прозападный олигархат, хотело сделать ещё нацистское зверьё. Как считал Гитлер и Борман: «Размножение славян нежелательно, образование опасно. И никакой медицины – только водка и табак! Они должны работать на нас, как рабы, если не могут – пусть подыхают». А Гиммлер любил всех разом: «Мы должны убивать от трёх до четырёх миллионов русских в год!» Сейчас же всё делается в более хитрой экономической форме, но это тот же геноцид. Крушение страны Советов ещё не раз разложат по полочкам, а началось с того, что прозападные круги расслабили народ и лишили общности, пустив в массы плюгавую идейку люмпена – потребителя. Якобы, жить надо, как рантье – только получатьи запрягать других, а работать – это отстой. Женщинам желательно пристроиться дорогой содержанкой, сидеть в баре и тянуть коктейли. Под нож были положены основы общества -нравственность и образование. Это чтобы половое удовольствие приходило раньше конца среднего образования, а умение приторговывать на базаре стояло выше науки. Но так как материальные блага должен кто-то все-таки создавать, то всем пришлось идти не прохлаждаться, а вкалывать за более мелкие гроши, чем до развала Союза, на оставшихся производствах, прихваченных олигархами. Кто не вписался в новую парадигму, стал не нужен. И вот неизбежный итог! Это запустило маховик страшной депопуляции, потому что работать за мизер – это медленная смерть! Народ вымирает, уезжает, сколько детей не рождены из-за сложных условий, а сколько ещё не родится, пока Украина будет выбираться из этого котлована! – так вдохновленно витийствовал, как на открытой лекции, Топоров.

– А ведь помните, с чего начиналось – хмуро кивнул в свой черёд Архангельский, – когда двадцать лет назад Украина объявила независимость, заявив, что все остальные её объедают, а она и так богата и будет скоро как вторая Франция?

– Да, помню, – вступил в разговор Готфрид. – Малой был, но помню, как плакатиками с этим пропагандистским дерьмом были заклеены все стены домов и магазинов. В одном говорилось: «Мамы и папы, если хотите уменьшить детскую смертность, вызванную колониальным положением Украины, голосуйте за независимость».

А я тоже припоминаю, – подтвердил Берёзов. – Шёл в школу с одним дураком Водяницким. И он, напитавшись всякой дрянью из телевизора, говорит: «Вот гады москали – сколько вагонов с мясом к себе увозят». А я ему: «А нефть, газ и другое мы ведь у них берём?!» В ответ он начал, как все свидомые, если нет аргументов, что-то мычать и фыркать. Ну, дурак, я уже сказал.

3
{"b":"738365","o":1}