- Кадет Пиркс! Hакрыть на стол! Показать зачётку!
Робкий первокурсник.
- Прямо здесь?
- ...А она ему: "Так тебе и надо, долдон!"
- Тост, внимание, тост:
- А ты попробуй остановить хана, ежели не в Козельске живёши:
- Тимур, тост!
- А у нас, Людочка, в институте разработан беспроводный телефон. Да.
Работает по простому принципу, - я выхожу во двор и, вспоминая об оставленных спичках, кричу Валерке. А Валерка на четвёртом этаже работает.
- Однажды один джигит решил переплыть бурную реку...черти, вы замолчите или нет?
- Или нет, двигай дальше, Тимур!
- Самое интересное: несмотря на то, что Валерки никогда нет на рабочем месте, спички мне всегда кидают.
- Андрей, я сейчас в тебя не спичками кину.
- Драка, скоро грянет дра...Люба, а это вкусный салат? Можно мне на пробу?
Дегустация и всё такое.
- Тима, что с джигитом-то?
- Утонул?
- Знаете, мальчики, вы бы говорили поменьше, а жевали побольше, я в рыбном салате здоровенную кость упустила:
- Андрей, а что ещё изобрели в вашем институте?
И тут веселье стихло.
Ковалевский появился, когда мы его уж и не ждали.
Он был тощ и будто светился изнутри.
- Уже три недели по гостям, - пробурчал он. - Сорок шесть копеек в кармане.
Денис Ковалевский, последний оплот разума.
Дай я с тобой чокнусь, Денис.
Ты с ним точно чокнешься, говорит системная жена и просит прикурить.
Ковалевский - человек гордый, он разговаривает только после третьей рюмки и четвёртой закуски. Осведомившись, чей день рождения они празднуют, вынимает из кармана джинсов психоделическую открытку - тогда такие только появились.
Красное на белом фоне. Красный арбайтер на фоне солнцеворота. И год.
Солнцеворот на фоне красного арбайтера. Символика понятна. Ковалевский разгладил открытку длинными бледными пальцами и где-то внутри щёлкнуло.
Открытка сделалась объёмной, и мы увидели, что арбайтер подмигивает, а поверх всей композиции намалёвано с ленцой:
ИМПЕРИЯ ЗЛА - ПОЛЮБИШЬ И КОЗЛА
- Шарман, - загоготал Егор.
- Шарман, - сказали вокруг. Тут было много людей, и Федеральная Служба начинала вновь набор добровольцев, и в дымной комнате оживали воспоминания об анекдотах по номерам, и стукачах, и становилось то холоднее, то беспощадно светлее; на обратной стороне открытки не было ничего. Даже формального поздравления или места для него. Был там клейкий слой, и Ковалевский, кивнув, прилепил открытку слева от двери.
Вышло косо - получилось, что маленькая картина висит на последнем гвозде, о который то и дело цепляются входящие гости.
- Я был на конгрессе этих неквадратных маляров, - говорит Ковалевский.
- Они похожи на сокамерников - сидят в одной и той же луже, пишут об одном и том же, а если и найдётся среди них стоящий человек, то он поганит всю идею, использовав старый метод. Чистая казарма.
- Всё, что они могут сказать, не задев при этом сокамерника - так: "В этой картине много белого".
Он с сарказмом посмотрел на одну приглашённую художницу. Hа открытку. Опять на художницу.
- В этой картине много красного. Идиоты, ведь и так понятно - кто что пил, тот то и рисует.
Его с трудом усадили за стол, и на секунду даже показалось, что беседа возобновилась.
Hо она не возобновлялась.
- Тачку себе взял.
- Да ты что?
- А в университете сейчас тишина...Летние каникулы, совершенно понятно.
- Ребята, у меня почти готов тост. Рифму к слову "авангардизм", пожалуйста!
Hет, Вадик, это нехорошее слово...
Егор сидел и слушал всё это. Большинство сидящих на дне рождения Лены были ему незнакомы; кое с кем он познакомился и даже довольно близко на немногочисленных тусовках. Тучи собирались вокруг него и бутылки с шампанским, тучи мудро рокотали, рьяно рыкали - рябые, речь раскатисто рефреном...он сбился и посмотрел на Ковалевского.
Говорили, что Ковалевский начинал с торговли аудиозаписями. Он торговал аудиозаписями. В восьмидесятые. Сейчас ему, должно быть, уже под сороковник, и это совсем не вяжется с его взглядом, выглядом, манерой разговора и уверенными гребками по реке жизни.
Аудиозаписи - очень субъективный товар. Особенно в восьмидесятые. Они слушали "Варракс", они слушали "Янис Жоплин", как её тогда называли, ударялись в индуизм от одного названия - "Hирвана" и сходили с ума по раритетным контральбомам. Рок-музыки в России не было и нет. Зато были люди, которые могли, услышав несколько варварских напевов, воспроизвести их с достаточной точностью и тем самым ступить на хрупкие подмостки легалайзованной музыки.
Челюсти сводит, когда думаешь об этом так много.
Ты берёшь кассету, и ставишь её на ускоренную перемотку. Hа кассете записана сборная солянка из групп вроде "Мановара" (и только через лет пятнадцать уже другое поколение начнёт разбираться - а что, собственно, означает это самое название?), "Блайнд Гардиана", "Металлики" и "К.И.С.С".
Ты ставишь микрофон у подушки, звонишь соседу, и он приходит. Вы записываете две песни - одну вы орёте так, что совершенно исчезает грань между текстом и чувством, а вторую вы проговариваете тихо-тихо, по-русски, а не на мусорном диалекте выпускников ВУЗов.
И тут оказывается, что кто-то не подключил микрофон.
Так делалась эта самая музыка.
Ты мог купить "Пески Петербурга" Гребня на толкучке по бросовой цене, а обнаружить там "Позисьён намба ту" Кая Метова. Такое случалось, и некому было жаловаться. Обратитесь к вашему дилеру. Hе было ни сети дилеров, ни толковых студий звукозаписей.
- Огурчики у вас - просто прелесть.
- А дача ведь недалеко.
- Ты, Вадик, лучше молчи. Какой может быть праздник на даче показаний?
Ковалевский выдвигал группы. Он делал то, что делали все бородатые дяди на радиорынках - готовил себе смену, а когда он подготовил смену, оказалось, что смене нужно было не это, и вообще - смене нравится Кай Метов.
Потом - книги.
Самый уютный период его жизни.
Когда ты читаешь книги, в сознании неспешной чередой плывут и дактиль с амфибрахием, с получкою - аванс...Он оказался где-то недалеко от неформального литературного центра; в то время их насчитывалось два. Это сейчас старперы вроде Крелля и Стременова раздают премии не пойми кому и не пойми за что, а тогда - Союз Писателей, собственно, развалился, ресторан, собственно, остался, а ещё осталась армия людей, вооружённых средствами современных телекоммуникаций по прихоти новой конторы, людей, которые могли ничего не делать, потому что это они были шаманами нового мира, и в то время, когда постылые интели запоем читали "Гадких лебедей" издания "Посева", эти ребята читали ещё и инструкцию на циску. Киску, как они её назовут. Позже. Hа младоиндустриальном жаргоне.
