Владимир Ерахтин
Московские окна
Чёрное море. Белый пароход
Само море подарило мне этот рассказ. Оно выбросило его, как пиратскую бутылку, к моим голым ногам, обмываемым по щиколотку тёплой волной лёгкого прибоя. Когда на море шторм, почему-то чувства зашкаливают, получают дополнительную энергию, и тебе хочется писать и писать. Тогда, ещё в детстве, я пытался сделать невозможное – написать рассказ «Море чувств» и «Белый пароход». С детства я веду лоцию – дневник «Записки мальчика с приключениями». На его листках я записывал все, что видел и узнавал у Черного моря. Я был весьма скромным и застенчивым мальчиком, но наблюдательным.
Как-то в детстве майским вечером я сидел на пирсе и «рисовал» на листке блокнота рассказ. Подошла та самая девочка, которой я давно хотел понравиться. Маша была самой красивой и гордой в классе. Одевалась ярко, броско и тем ещё выделялась из серой толпы одноклассников. Маша в своей розовой курточке спросила, что я делаю? Не поворачиваясь к ней, я ответил спокойно: «Рисую море».
– Но у тебя нет ни красок, ни кисти, ни холста. Разыгрываешь меня, Айвазовский?
– Нисколько, – невозмутимо продолжал я. – Мои кисти и холст – ручка и бумага, а краски – мои чувства, переданные через мысли, метафоры, сравнения и положенные на холст в мой рассказ о море. Посмотри сколько у него оттенков голубого, лазурного…
«Померанцевые блики – это солнца дар великий…»
Как я тогда хотел прославиться, чтобы напечатали мой рассказ в городской газете, чтобы все узнали, и Она, какой Я изобретательный выдумщик. Я даже написал карандашом на листках, вырванных из судового журнала жгучую тайну моряцких происшествий, указал на карте место, где зарыт клад с золотыми монетами. Затем трубочкой засунул в бутылку, залил воском и бросил на песок, якобы, выброшенную на берег прибоем. В костюме пирата отнёс в редакцию и водрузил старинный сосуд, облепленный песком, на стол редактору: « Йе-ха-ха. И бутылка рома!» Думал, заплачет, зарыдает этот старый «капитан пера». Не зарыдал, критик.
Все мои опусы ложились «в стол», коту под хвост, никто и не думал браться за них и публиковать.
Маша стала музыкантом, и её, такую красивую, увёз вместе с инструментом богатый жених в столицу. Я же, окончил институт, стал писать статьи, рассказы, вернулся в Феодосию. Продолжал писать рассказы и работал в местной редакции газеты и матерел с каждой битвой за статью. Пером пытался привлечь власти к реставрации исторических мест, и с каждым годом вместе с блокнотом врастал все глубже в почву города. Утренний кофе, ручка, блокнот, дневная сигарета и вечерняя газета были моими лучшими друзьями.
Прошло несколько лет. Ночи сменялась днём. Шторма сменялись штилем. Рассветы – закатом. А в моей жизни ничего не происходило. Я уже думал, что останусь один, конечно. я встречался с женщинами, но эти встречи не разжигали внутри костёр страсти, а лишь напоминали свечу, догорающую к утру до основания. Как вдруг внутри стало нарастать ощущение напряженности и смены чего-то? Наверное, к грозе, подумал я.
По набережной старого города с вечерней прохладой среди гуляющих пар шла элегантная дама в шляпке с опущенной головой и с собачкой. Шпиц. Белый. В её облике я узнал свою первую любовь – Машу, только глаза её почему-то были потухшие. Она не смотрела на прохожих, прошла мимо. Для меня она была всё той же умной, желанной женщиной, только немного обожжённой судьбой. От друзей я узнал, что была она в разводе. Я был вдовец. Меня раздирал конфликт с самим собой, и внутри возникло ощущение, что я в двух шагах от зарытого, тогда ещё в детстве, пиратами клада. И я пошёл на абордаж: страх потерять её второй раз толкнул меня на подвиги. Как-то теплым кудрявым вечером, располагающим к романтическому настроению, весело подошел к ней.
– Здравствуй, Машенька – лучшая девушка старого града и всего полуострова, – запах её дорогих духов нежно перебивал парфюм моря.
– Здравствуй, Сергей, а я узнала тебя. Ты тот самый необычный мальчик моей юности. Чем же ты теперь занимаешься? Ах, да, могу угадать – ты продолжаешь писать морские повести. Не скрою, я читала твои произведения и мне они понравились, особенно «Морская душа», – она говорила медленно, как бы продумывая каждое слово.
Она всё знает обо мне. Вот и хорошо, не надо о себе ничего сочинять. Я почувствовал, что стал намного выше и смелее в своих глазах, чем тогда, в детстве. А она, всегда высокомерная, изменилась, стала сейчас вдруг ниже и проще, этакая веселая и игривая. Она чувствовала, что нравится мне. А вот нравлюсь ли я ей? Предложил зайти в кафе, где играла негромкая музыка. В разговоре выяснилось, что Феодосию она не любит и собирается уезжать отсюда. И я начал соображать, чем же её можно удивить, чтобы удержать? Задачка с одним неизвестным, но женского рода. Непосильная. Ну, понятно, Феодосия – это порт, старые дома, неровные разбитые дороги, мусор, жара. Так думала она. И тогда я просто начал перечислять ей семь чудес древнего города, по которым можно остаться жить здесь. В детстве мы никогда не углубляемся в историю родного края.
– Феодосия! Она как красиво стареющая дама, на седые волосы которой упал оберег в виде намоленой мантильи, как луковичный купол исцеляющей энергетики и веры. Здесь легко дышится, сердечко твоё и давление приходят в норму. И тебе остается лишь заниматься любимым делом. Ты музыкант, а здесь с давних времен произошло переплетение культур Запада и Востока. Множество известных людей посещали этот дивный край, а сколько их здесь проживало. Чего стоит только один Айвазовский со своими выразительными морскими пейзажами, подаривший Феодосии железную дорогу и воду.
– Но где я буду играть на инструменте? Здесь так мало залов с хорошей акустикой.
– Давай-ка попробуем дать концерт в гостиной музея Айвазовского, где сотни картин будут аплодировать тебе тёплою волною, а затем в древнейшем Храме Саркиса, – и я раскрыл ей некоторые исторические корни. Храм Сурб Саркис – армянский храм 14-го века. Он изобилует древними, вмурованными хачкарами – каменными крестами со сложными орнаментами. В границах генуэзской крепости каждый приходящий народ ставил свою церковь, храм, мечеть. Их насчитывалось более ста. Все уживались и все молились одному Богу.
Так мы и сделали с выступлением. В начале концерта я читал рассказ или стихи о городе, затем Мария играла духовную и классическую музыку. Акустика древнего храма подхватывала орган и все оттенки семи нот и, ударяясь о вековые стены, метались над нами и смятенная Аве Мария, и фуги Баха, унося наше сознание на вершину горы Митридат. Марии такое выступление понравилось. Её тепло и приветливо встретила неискушенная публика курортного города.
Вскоре я подарил ей на день рождения полет на параплане в Коктебеле. И ощущение счастья.
– А парашют там дают? – пошутила она.
Гора Клементьева на вершине Узун-Сырт, что означает «длинный хребет, спина», где постоянно возникают восходящие воздушные потоки, уносящие твой дельтаплан в мечту. Здесь проходит 45-я параллель, которую называют Золотой осью, или серединой планеты.
В небо с инструктором они взлетели легко, и, как большая чайка – мартын, стали плавно планировать у берега моря. Для меня время их полета, казалось, шло долго, но они приземлились буквально через 15 минут.