Которая когда-то была моей подругой. Которая обнимала меня, когда умерла бабушка, и подарила мне одну из своих любимых кукол Барби.

То время моей жизни было таким наполненным, а потом, в одно мгновение, оно опустело.

– Пойдем снимем номер, Кимми. – Ронан озорно улыбается мне.

Я в шутку ударяю его в бок.

Но не могу не задаваться вопросом, какими были бы мои отношения с ним, если бы я знала его так же долго, как знаю других.

Ронан присоединился к четырем всадникам только в нашей предыдущей школе. Возможно, он тоже отдалился бы, если бы знал меня с детства.

– Всем занять свои места.

Голос миссис Стоун раздается позади, и я отталкиваюсь от Ронана, чтобы сесть в начале класса. Обычно Эльза или один из ее приемных братьев и сестер здесь со мной, но сейчас только я. Ронана не в счёт, так как он предпочитает сидеть сзади и спокойно спать.

Когда я устраиваюсь, мое периферийное зрение улавливает какое-то движение.

Ксандер.

Он сидит у окна, перед Коулом, который что-то говорит ему на ухо, сжимая в руке книгу.

Он, кажется, не слушает, так как все его внимание сосредоточено на мне. Но оно пустое, словно он не смотрит на меня.

Но он смотрит.

Я чувствую его взгляд, но не на своей коже или лице, а глубоко в душе. Он вторгается в меня и касается тех мест, к которым ему не следует прикасаться.

Я поворачиваюсь, борясь со своими разгоряченными щеками. Только какого черта я должна находиться в одном классе с четырьмя всадниками во время моего последнего года в школе?

Я почти выживала, не видя лица Ксандера на каждом чертовом уроке.

Миссис Стоун говорит о тесте, но я ни за что на свете не могу сосредоточиться на ее словах. Мой разум продолжает метаться к задним партам, где я чувствую, что кто-то наблюдает за мной.

Мой затылок покалывает от нежелательного внимания, и я ерзаю на стуле, будто это избавит меня от дискомфорта.

Что-то ударяется об мою руку, прежде чем скомканный листок бумаги падает рядом. Позволяя волосам прикрыть глаза, я оглядываюсь назад, встречаясь с улыбкой Ронана.

Он сидит рядом с Ксандером, где тот мертвой хваткой сжимает карандаш. Ронан вытягивает перед собой обе ноги, вертя черную ручку между указательным и средним пальцами. Он указывает на бумагу бровями.

Я бросаю мимолетный взгляд на Ксандера, но он сосредоточен на миссис Стоун. Выражение его лица нейтральное, но плечи напряжены. Какого черта он так напряжен?

Подняв бумагу, я осторожно разворачиваю ее. Это каракули, написанные грязным почерком Ронана, с смайликом вверху.

«Покажи миру средний палец с улыбкой.»

Я смотрю на него в ответ, и он подмигивает. Мои губы инстинктивно изгибаются в улыбке.

Суровый взгляд Ксандера скользит с Ронана на меня, а затем остается.

На мне.

Он не колеблется, и не пытается отвести взгляд. Он пытается запугать меня, чтобы я перестала смотреть ему в глаза и съежилась, как я делаю каждый раз, когда он оказывается рядом.

Если бы взгляды могли разрезать на куски, Ксандер обладал бы самым острым лезвием.

Но он кое-что забывает. Его война меня больше не пугает. Она не может стать ещё хуже, чем туман, или разочарованный взгляд Кира, или страх в его маленьких глазах, когда он думал, что я оставляю его.

Поэтому я продолжаю улыбаться. Ронану, а не Ксандеру.

Я отталкиваю тех, кто медленно ломал меня, кто превратил меня в эту жалкую оболочку.

Тех, кому доставляло удовольствие разжигать мой переломный момент и смотреть, как я падаю.

Тех, кто бросил меня под автобус вместо того, чтобы увести в безопасное место.

Тех, кто питал туман и позволял ему править моей жизнью.

Я следую совету Ронана и показываю миру средний палец.

Глава 3

Ксандер

В одиночестве есть определенная компания.

Да, звучит безумно, и да, я все еще придерживаюсь этому. Это может быть из-за кофе, э-э… кофе с водкой, который я только что выпил, но кого волнует?

Не в пустом уж доме.

Людям внутри него мой отец платит только за то, чтобы они держали рот на замке. Он заставляет их подписывать соглашения о неразглашении, которые стоили бы им жизни и трем поколениям их семей, проданных на черном рынке.

Люди держат рот на замке, когда их набивают банкнотами королевы.

По крайней мере, те, кем окружает себя мой отец.

Наш повар и глазом не моргнул, когда я сварил кофе и налил спиртного вместо воды. Он просто кивнул и ушёл по своим делам.

Я стою у огромного французского окна, потягиваю кофе и засовываю руку в карман. Знаете, как хороший мальчик из высшего среднего класса с приличными оценками, популярностью за плечами и довольно замечательной жизнью.

Все разложено передо мной для взятия – огромный сад, немецкие машины в гараже, высокие должности.

Все это передо мной.

И все же нет.

Нормально ли брать то, что тебе нужно, когда у тебя нет того, чего хочешь ты?

Ответ на это: да, с точки зрения логики, но я постепенно теряю ее из-за водки.

И да, я действительно отвечаю на свои собственные гипотетические вопросы. Философское дерьмо Коула начинает действовать на меня.

– Что ты здесь делаешь? Разве у тебя не тренировка?

Я медленно закрываю глаза, глубоко вдыхая, прежде чем повернуться лицом к единственной семье, которая у меня осталась.

К той, которую я хотел бы видеть исчезнувшей вместо мамы двенадцать лет назад.

Мой отец стоит посреди гостиной, которая заполнена картинами эпохи возрождения и странным искусством, за которое он платит сотни тысяч на аукционах.

Льюис Найт влиятельный человек в этой стране, один из лучших министров, который не только регулирует экономику, но и контролирует ее. Он – подождите – государственный секретарь по делам бизнеса, энергетики и промышленной стратегии. Фу, знаю, это длинное название, но оно соответствует его «обязанностям», как он их называет.

Ну, знаете, как типичный политик.

Ему за сорок, среднего телосложения, с густыми темными волосами, которые он укладывает так, словно у него ежедневные свидания с самой королевой. Костюм-тройка льстит его фигуре и придает ему величие, которое все хвалят в средствах массовой информации.

Он один из самых популярных, и он мой отец. Предупреждение о спойлере, вот почему я тоже получаю популярность. Это дерьмо генетическое.

Он также дружит с «ИТ», первой линией консервативной партии, которая ведет какую-то внутреннюю войну, подавляя предстоящие выборы, чтобы вновь править страной. После более чем десяти лет последовательных побед, скажем так, это наскучило.

Постоянная хмурая гримаса ложится между его густыми бровями, пока он оглядывает меня с ног до головы, будто возражает против моих джинсов и футболки. Я всегда должен выглядеть презентабельно, даже дома. Никогда не знаешь, когда репортеры наведаются к нам.

Сколько я себя помню, у папы всегда было такое выражение лица, когда его взгляд падал на меня; своего рода постоянное неодобрение. Он никогда не одобрял меня или мое существование.

В глубине души он хотел бы, чтобы мама забрала меня с собой в тот день. Мы оба проделываем фантастическую работу, игнорируя эту реальность.

Если бы мы могли повернуть время вспять, он бы втолкнул меня в ее машину, или я бы прокрался и спрятался в ее багажнике.

– Ну? – настаивает он. – Тренировка.

– Не сегодня.

– В чем дело?

– Нам нужно набраться сил перед следующей игрой.

Он слегка прищуривает глаза, затем меняет выражение лица. В этом он прагматичен, и подозрителен по натуре. Возможно, именно поэтому он успешный политик. Не сомневаюсь, что он позвонит в школу и убедится, что мои слова точны.

Его игра в отцовство это просто игра. Ему нравится контролировать ситуацию и думать, что я у него под каблуком, куда он может надавить в любое время.

– Мне нужно, чтобы ты вел себя, как можно лучше, Ксандер. Я не должен напоминать тебе, что…