[фото]
Бертран Одельхард возглавлял казначейство “Соловья” с 2005 года, уже будучи депутатом бакардийского парламента от партии “Свободная Бакардия”. С Фабианом Аллегри его связывают не только дружеские, но и семейные узы - в 1999 году Бертран женился на Катарине Аллегри и, хотя его семейное счастье продлилось недолго, продолжал пользоваться ее банковским счетом для получения своей доли от каждой совершенной сделки. По информации “Бешеной пчелы”, “гонорар” Одельхарда мог составлять от 30 до 70 тыс. $ за одну “операцию” - эти деньги Аллегри отправлял Катарине, чтобы та в дальнейшем передавала их мужу <…>
“Новости Бакардии”
13:13 Дело “Соловья”: пресс-секретарь Бертрана Одельхарда отказался от комментариев
13:45 “Соловей” поет в соцсетях: самые остроумные комментарии в Twitter
“Бакардия сегодня”
14:25 Идельфина Мейрхельд: Дело “Соловья” - лишь верхушка айсберга
14:54 Дело “Соловья”: Фабиан Аллегри при попытке взять у него интервью приказал спустить на журналистов охранных собак [видео]
“Актуальная Бакардия”
15:04 Клеменс Вассерланг: Мы будем ждать справедливого и беспристрастного расследования
15:07 Леопольд фон Фирехтин: Все, замешанные в деле “Соловья”, порочат имя Бакардии
15:35 Катарина Одельхард-Аллегри задержана в аэропорту Буххорна
***
- Как прошел отпуск, Берти?
Бертран тяжело поднял голову от экрана ноутбука и исподлобья воззрился на Микаэля. Нет, непохоже было, что он издевается.
- Прекрасно, - скупо ответил он, морщась. - Уже жалею о том, что вернулся.
“Если где-то чего-то прибыло, откуда-то обязательно убудет”, - в очередной раз он убеждался в истинности этого утверждения. Две недели безмятежного рая, наполненного расслабленностью, состоящего из моря, вина и жары, оказались слишком щедрым подарком, чтобы обойтись без последствий - и с того самого утра, как Бертран обнаружил Хильди бесчувственно лежащей на балконе, его существование будто бы кто-то проклял. С ней, к счастью, не случилось ничего ужасного сверх меры: прибывший врач диагностировал “тепловой удар и последствия перепада давления”, а Хильди, разбитая и тихая, не стала оспаривать его слова. За все время, что заняло у них с Бертраном возвращение в Бакадию, она произнесла от силы несколько слов - по большей части спала или полудремала, отвернувшись, ни на что не обращая внимания, глядя сквозь иллюминатор на проплывающую где-то внизу молочную дымку облаков. Бертран не тревожил ее - слишком много поводов для тревоги в тот день обнаружилось у него самого.
- Все не так уж и плохо, - заметил Микаэль, силясь заглянуть одним глазом в статью, которую Бертран, ненавидя себя за это, перечитывал уже в третий или четвертый раз. - Сам подумай - какие у них доказательства? Парочка фотографий, которые можно сделать в любом ангаре? Их не примет ни один суд.
- Ты же знаешь, как работает пресса, - процедил Бертран сквозь зубы, - кому в наше время нужны доказательства?
Он развернул ноутбук так, чтобы Микаэль тоже мог видеть карикатуру, занимающую половину экрана: рисунок, яркий, хоть и выполненный наспех, изображал самого Бертрана, развалившегося на кровати из долларовых купюр и от пачки долларов прикуривающего, а свободной от денег рукой обнимающего надувную женщину, чьи темные кудри, смуглая кожа и высокая грудь должны были, видимо, послужить намеком на Като. “Удачная женитьба”, - гласила подпись под карикатурой, и именно она была причиной тому, что у Бертрана уже пятнадцать минут кряду яростно стучало в висках.
Микаэль сочувственно пожал плечами, не скрывая, что не особенно тронут увиденным.
- Слова, слова, слова, Берти. Вернее, в наше время, раз уж ты про него заговорил - комментарии, комментарии, комментарии. Не читай их, в том и все дело. Потом, когда все закончится, подашь на кого-нибудь особенно ретивого иск о клевете.
Он говорил верно, даже слишком рассудительно для его склонной к порывам эмоций натуры, но что-то мешало Бертрану послушать его, послушать собственный здравый смысл, закрыть чертовы многостраничные ветки с обсуждением его, Бертрана, давешних прегрешений, и сосредоточиться на главном - на том, кто мог его сдать. Но где теперь было главное? “Тепловой удар и перепад давления”, - Бертран даже не стал делать вид, что поверил в это, а Хильди даже не стала пытаться убедить его; конечно, это все еще могло быть совпадением, но в то же время совпадением не являлось - и именно в этом, как говорил Микаэль, и было все дело.
- Ты знаешь, - вдруг сказал Микаэль, понижая голос, - Катарину… то есть, твою же… в общем, ее арестовали.
- Задержали, - сухо поправил его Бертран. - Скоро ее отпустят. Им нечего ей предъявить, и они прекрасно это понимают.
Он снова подвинул к себе ноутбук, показывая, что тема исчерпана, но Микаэль, черт его подери, этого будто не понял.
- Ты разве… ну… - он говорил все ниже и ниже, будто они планировали чье-то убийство, - не хочешь с ней увидеться? Хотя бы забрать ее оттуда, из полиции…
Бертран глубоко вдохнул три раза подряд - это всегда помогало ему взять себя в руки, - и ответил ровно, даже безмятежно:
- Ты слышал анекдот про человека, чья жена упала в бассейн к пираньям? “Это ваши пираньи - вы и выручайте их”. Я думаю, ничего лучше не охарактеризует будущий разговор Катарины с господами полицейскими. Думаю, моя помощь нисколько ей не понадобится.
Последняя его фраза прозвучала как предупреждение, и Микаэль решил не продолжать этот разговор - просто покинул кабинет, напоследок пробормотав себе под нос что-то недоуменное: должно быть, в его голове плохо укладывалось, каким образом можно оставить в беде такую женщину, как Катарина Аллегри. Бертрану это в какой-то мере было знакомо: он помнил еще, хоть и желал забыть, как готов был защищать ее даже от слишком сильного ветра, закрывать ее собственным телом, если понадобится; прошло не так уж мало времени, прежде чем он понял, сколь никчемны и смешны были его порывы в ее глазах, как не нужна была ей ни его самоотверженность, ни его защита, ни, по сути дела, он сам. Бертран не стремился польстить себе - для Катарины он в итоге оказался всего лишь очередной безделушкой из тех, которые она коллекционировала, скупая все, что попадалось ей в ювелирных магазинах Буххорна - а затем, положив самую дорогую, самую редкую добычу в шкатулку, сразу же о ней забывала.
“Между прочим, сдать тебя могла и она, - напомнил внутренний голос. - Кому еще знать о делах “Соловья”, как не ей?”.
Звучало резонно, но единственным, обо что Бертран спотыкался, был вопрос “зачем”. Катарина явно не из тех, кто будет продавать информацию газетам; впрочем, ее дела могли идти не так хорошо, как она давно уже стремилась показать. Может, Микаэль и был в чем-то прав? Стоило встретиться с ней, поговорить, пока до нее не добрались журналисты…
“Оправдывайся сколько угодно”, - заметил внутренний голос.
“Заткнись”, - приказал ему Бертран, захлопнул ноутбук и снял с аппарата служебный телефон.
***
Перед участком царило небольшое столпотворение: случайные прохожие, зеваки, но в первую очередь - жадные насекомые с камерами и телефонами. Кто-то из них попытался добраться и до Бертрана, но оказался тут же оттеснен охраной; так, в относительной безопасности, подстегиваемый доносящимся ему в спину щелканьем затворов (оно заставляло поторопиться не хуже, чем пулеметная очередь), Бертран поднялся к высоким дверям полицейского управления - конечно же, такую персону, как Като, ни за что не привезли бы в обычный участок.
- Моя жена здесь, - сказал Бертран сержанту, сидящему на посту у входа. Тот хищно улыбнулся ему - зубы у него были мелкие, с широкими щелями между ними, и Бертрану на ум пришло сравнение с венериной мухоловкой.
- Желаете зайти?
- Нет, - Бертран осуждающе качнул головой: неужели вы думали, что я так прост, чтобы попасться в такую ловушку. - Подожду тут.
Сержант хмыкнул, но ничего больше говорить не стал - правда, на этом Бертрана в покое не оставили. Он безмолвно, не привлекая к себе внимания, стоял чуть в стороне, держась подальше от окон - каждое лишнее движение стоило бы ему очередного десятка фотографий, на которые уже через пару часов имела бы возможность смотреть вся Бакардия, - и не сразу заметил, что к нему обратились.
