– Татьяна не сама умерла, ее застрелили. Здесь, в этой квартире. Вчера вечером. Труп недавно увезли, а то бы показал твою почти подругу… Хотя нет, покажу! Вениамин! – громко позвал Феликс, не вставая с места. – Веня!
В кухню заглянул Вениамин:
– Я здесь. Что случилось?
– Все нормально, – сказал Феликс. – Эта девушка не верит, что Татьяну убили. Принеси фотоаппарат, покажи ей фотки убитой.
– Фотик со мной.
Идя к Ирэне, Вениамин снял с шеи камеру и на ходу принялся искать снимки, затем стал немного позади свидетельницы и показал первый. Она содрогнулась всем телом, словно ей в зад иголку воткнули, потом застыла с дурацким выражением страдания на раскрашенной мордочке пекинеса. А Вениамин менял снимки и показывал ей, Ирэна смотрела в маленький монитор, потом на Феликса – так несколько раз, наконец отвела руку Вениамина с камерой, он ушел. Несколько секунд она сидела, уставившись на Феликса, за это время Ирэна, что-то там кумекала, наконец, чего не ожидал он, она зажмурилась и запищала тонко-тонко. Опасаясь истерики, Феликс подскочил к ней:
– Эй, ты чего?.. Ну… Ну, не надо. Воды дать?
– Не-е… – подвывала Ирэна. – Выпить поищи, нервам плохо…
Феликс ринулся к шкафам, нашел выпивку с иностранными этикетками, одну прочел и предложил:
– Коньяк пойдет? «Наполеон».
Она махнула рукой, мол, пойдет, Феликс нашел стакан налил примерно треть – доза для нее, как слону дробина, но не рискнул налить больше, надо же и поговорить. Поставил перед Ирэной. Взяла. Потом подняла заплаканные глаза с потеками от туши, спросив дрожащим голосом:
– А ты?
– Я на работе, – плюхнувшись на стул, сказал он и развел руками в стороны, мол, сожалею, что не могу составить компанию.
Она понимающе покивала, всхлипнула и выпила.
Дачный дом стоит в глубине сада, тем не менее…
…свет фар из окна кухни Надежда Артемовна заметила сквозь листву перед оградой и поняла, что это бывший (давнишний и единственный) муж. Дачники, решившие провести ночь за городом, приехали еще засветло, значит, только он изволил пожаловать, и она вышла во двор. Все верно, огромный внедорожник остановился у ограды. Надежда Артемовна поспешила к воротам, чтобы открыть их, к этому времени Георгий Глебович вышел из машины:
– Добрый вечер, Надюша.
– Добрый, – поскупилась она на слова. – Почему так долго?
– Я делал все, чтобы приехать раньше, не получилось.
– Ладно, заезжай.
– Как! Ты пускаешь меня во двор?!
– Деваться некуда. Заезжай и быстрее.
Ого, действительно дела плохи, но удовлетворять любопытство на ходу Георгий Глебович не стал, а подчинился. Потому что в его мозжечке сидело, как у доктора психиатра: не возражать, не спорить, не уличать, сохранять спокойствие – что бы ни неслось из оскорбленных сто лет тому назад уст бывшей. У него есть дочь, есть внук, к которым нет доступа, в общем, терпение и только терпение – вот залог успеха. Когда Георгий Глебович заехал во двор, Надежда Артемовна, закрыв ворота, не сразу пригласила гостя в дом. Она подошла к нему, но, не имея охоты общаться глаза в глаза, прислонилась спиной к его внедорожнику и вынуждена была поставить его в известность:
– Поскольку я тебе не враг…
– Что, правда? – искренне изумился Георгий Глебович.
– Не перебивай! Ситуация очень скверная, втягивать тебя без твоего на то желания я не хочу, ты должен все знать. В общем, Камилла вновь связалась с отцом Ваньки. Да, она изменяла Константину. Три года вся эта… бодяга длится. И вот вчера, они вернулись после свидания… а дома у обоих случилось ужасное…
На последних словах у нее так дрогнул голос, что она едва выговорила их, тогда как у Георгия Глебовича глаза едва не выпали из глазниц:
– Надюша умеет плакать? Ничто человеческое и тебе не чуждо?
– Замолчи! – рявкнула в ответ она, утирая слезы. – Когда узнаешь правду, тебе точно станет все человеческое чуждо. Камилла и Платон в своих квартирах обнаружили… своих супругов мертвыми. Константина и жену Платона застрелили. Вчера. Представь, днем они оба виделись с Костей и Татьяной, а вернувшись после загула, застали… убитыми. Их застрелили…ой, я уже говорила… У меня в голове не укладывается вся эта история, как кино по телику смотрю, сейчас будет конец, я посмеюсь над глупым сюжетом и пойду спать, но это не так.
Всего на пару секунд она сделала паузу, чтобы глубоко вдохнуть воздуха, которого ей не хватало с того момента, как узнала о случившемся, затем продолжила, делая короткие паузы:
– Ты же понимаешь, что полиция докопается до связи Камиллы и Платона? Впрочем, тут и докапываться нечего… Черт, при таком раскладе у обоих железный мотив! Трудно представить, что у кого-то есть более веские причины убить Костю и Татьяну, но я… я верю своей дочери. В общем, Георгий, им нужно спрятаться на какое-то время, пока… пока не выяснится, что тут к чему. Забери ребят всего на одну, максимум на две ночи. За это время я подыщу дом в деревушке поблизости и перевезу их, здесь им нельзя оставаться. Ну? Что на это скажешь?
Вот это да! Людям свойственно ожидать плохих событий в своей жизни, при определенных обстоятельствах они даже моделируют неудачи, чтобы выстроить защиту, однако для подобных случаев не предусмотрены предохранительные меры. От весьма своеобразной новости Георгий Глебович впал в ступор, ему реально понадобилась опора, и он тоже прислонился спиной к джипу рядом с Надеждой Артемовной и поник головой. Она, разумеется, поняла его состояние по-своему и вернулась к привычному жесткому стилю общения:
– М-да… Прости, что вызвала тебя вслепую, но по телефону всего рассказать не могла, сам понимаешь. Если ты не можешь ничего для них сделать, то будет лучше тебе прямо сейчас уехать, не заходя в дом. Я скажу, что ты не смог вырваться, никаких претензий к тебе мы не…
– Слушай! – вскипел Георгий Глебович. Скрипнув зубами, он подавил справедливый гнев, что далось с трудом, и произнес без эмоций, ровно: – Ты хотя бы иногда бываешь умной?
– Что-о-о?! – задохнулась Надежда Артемовна.
– А доброй, ласковой бываешь? – как не слышал он. – У тебя мозги работают только в одном коридоре, причем в очень узком. Вызвала меня, чтобы прогнать, и таким образом доказать, что во мне не нуждается моя дочь, только ты есть.
– Не разыгрывай здесь слезливую мелодраму, от тебя ничего хорошего ждать не приходится, жалею, что обратилась к тебе…
– Я понял, ты просто самодура.
И решительно двинул к дому. Оскорбленная до глубины души Надежда Артемовна, не привыкшая к грубостям, тем более от бывшего мужа, который всегда занимал позицию скромного просителя (маскировался), прошипела ему вслед:
– Куда ты? Не смей заходить в мой дом…
– А я плевать хотел на твои запреты, – не оборачиваясь, бросил через плечо Георгий Глебович, причем спокойно, зная, как это бесит ее. – Там моя единственная дочь, она в беде, и я – ее родной отец, между прочим! – иду к ней. А ты пока покорми свою параноидальную мнительность гордыней.
Он взялся за ручку двери и услышал за спиной скрип вместо голоса:
– Они на втором этаже с Ваней. Не напугай ребенка.
Кстати сказать, это не первый случай, когда она доводит бывшего до белого каления, в такие моменты в нем просыпается маньяк, жаждущий убить ее, а вот то, что пустила его в дом и к дочери – первый. Сейчас не застарелые обиды важны, а накопилось у обоих этого добра вагон и большая тележка, сейчас важна Камилла, безопасность дочери. Только по этой причине Надежда Артемовна стерпела выпад в ее сторону, в противном случае ему пришлось бы надолго забыть дорогу к их дому, в который он мечтал вползти.
На втором этаже в узком коридоре четыре двери, Георгий Глебович открывал их подряд, в небольшой комнате, прямо на полу сидели внук и дочь с Платоном. Они расположились вокруг квадратной карты, на которой стояли фишки, одну двигал Ваня, ему было весело, значит, он выигрывал. Понятно: это настольная игра, перекочевавшая на пол, так как комната маленькая, за столом-партой места троим просто нет.
