Гон прекрасно знал, что дама Но терпеть не может премьер-министра Ку, и сознательно ее провоцировал. С премьер-министром у Гона были сугубо деловые отношения, женщины он в ней не видел. Единственное, что выделяло ее среди других, – повышенное внимание публики и непомерные амбиции.

– Вы не можете на ней жениться! Сами же говорили, что не верите в эти суеверия. Это так, просто бумажки.

Что и требовалось доказать. Дама Но испугалась, едва подумав о таком союзе. Гон игриво улыбнулся, однако за улыбкой читалось стойкое упрямство.

– Я не верю, но вы – другое дело. Вы-то верите, что кто-то свыше ответит на ваши отчаянные молитвы, – ответил Гон.

Этими словами он хотел донести до нее, что не стоит тратить время впустую, распихивая талисманы по всем углам, тем более что они даже не действуют.

– Я это делаю не просто так! Под угрозой будущее императорской семьи и всей страны. Вы должны как можно скорее жениться!

– А я не хочу.

– Долг императора – произвести на свет наследника…

– Мне это неинтересно, – резко прервал ее Гон. Вопрос женитьбы его не занимал.

Рожденный императором Гон не отлынивал от своих обязанностей и честно исполнял императорский долг. Кроме разве что брака. Во дворце заправляла дама Но, допекая своей заботой весь императорский двор. Император же с необъяснимым упорством всячески избегал темы женитьбы. Будь у него тайные отношения с какой-нибудь девушкой, дама Но сразу бы все поняла, но такой девушки не было и быть не могло – с его-то ритмом жизни, когда каждый шаг под пристальным вниманием придворных и подданных. Премьер-министр Ку – единственная девушка, которая часто появлялась на публике рядом с императором, но с ней у него точно не было романтических отношений.

Даме Но оставалось лишь растерянно провожать глазами широкую спину Гона, поспешно удаляющегося в сопровождении Ёна и охранников в черных костюмах.

Площадка для верховой езды была одним из излюбленных мест Гона во дворце. Как же приятно скакать на лошади на свежем воздухе, под голубым небом, которое осенью кажется еще выше, чем в другие времена года. И так спокойно на душе, будто совсем не о чем беспокоиться. Будто становится легче груз чаяний миллионов подданных, возложенный на плечи императора.

А с любимым конем Максимусом, рожденным той ночью, когда его собственная жизнь чуть было не закончилась, прогулки были вдвойне приятнее. Дул ветер, но яркие солнечные лучи одаривали Гона и Максимуса своим теплом и сиянием. Над их головами трепетала разноцветная осенняя листва, рассеивая вокруг переливчатые блики света.

Когда Гон остановился и спешился, премьер-министр Ку Сорён в сопровождении своих секретарей, была уже неподалеку. Ее каблуки цокали по гравию площадки. Гон повернулся в ее сторону и смотрел, как горделивой и неторопливой походкой Ку Сорён приближается к нему.

Императорская семья и император, парламент страны и премьер-министр были столпами, поддерживающими всю империю. Гон поднял руку и взглянул на часы.

– Знаю, Ваше Величество, время еще раннее. Но погода сегодня замечательная и хотелось повидаться с Максимусом, поэтому я поспешила к вам на встречу, – заговорила Сорён.

Она подошла – на лице легкая улыбка, губы накрашены ярко-красной помадой. Она поприветствовала Гона, державшего поводья, а после повернулась к Максимусу, чистокровному белому жеребцу императора. Помахала ему рукой, как если бы здоровалась с близким другом, но Максимус даже не взглянул на Сорён.

– Не любит он женщин. Избаловал я его, может и укусить.

– Прямо как я. Тоже часто людей кусаю, – не растерявшись, ответила Сорён. Черты лица ее смягчились и приняли подчеркнуто приветливое выражение, былое напряжение исчезло. – И еще. Можете помахать рукой? Вон там, в пятидесяти метрах от нас, камера. В информационном бюро считают, что на площадке для верховой езды получатся отличные фотографии.

– Трудно будет позировать и идти одновременно. Встаньте рядом. Лучше слева: с этой стороны у вас профиль красивее. И в следующий раз стоит надеть обувь поудобнее.

При кажущемся равнодушии он все же был довольно внимательным молодым человеком. И неудивительно, что он снискал расположение всех женщин империи.

Сорён послушно повернулась к камере левым боком.

– Ваше Величество, вы сократили время для отчета о государственных делах аж в два раза, этого не хватит, даже чтобы переобуться, – сказала Сорён.

– Ваши доклады в среднем длятся восемнадцать минут. Думаю, тридцати вполне хватит. Ну что, начнем?

– Что ж, раз мы оба люди занятые, может, сократим еще на пять минут?

Помня про камеру, Сорён неожиданно близко придвинулась к Гону и томным, вызывающим голосом прошептала ему на ухо:

– Как и сказано в моем письменном отчете, в стране царит мир, народ счастлив. А после публикации этой фотографии, вероятно, станет еще счастливее.

– И все благодаря вам, премьер-министр, – без тени смущения ответил Гон, улыбнулся и увеличил дистанцию.

Сорён снова пришлось отступить: ей не за что было зацепиться, чтобы поддеть императора. Она слегка прикусила нижнюю губу. Они – два столпа, на которые опирается вся империя, и это, несомненно, сказывается на характере их отношений, не то чтобы очень плохих, но хорошими их назвать было нельзя. Между ними словно натянута проволока, на которую подается ток.

– Я тут подумала: может, мне тоже научиться верховой езде? Как полагаете, Ваше Величество, у меня получится?

– Скажу так: если будете честно тренироваться каждый день, лошадь сможет доставить вас на край света. Премьер-министр Ку, а вы на стороне честности?

От этого вопроса из серии «читай между строк» у Сорён невольно дернулись брови.

– Такая вещь, как честность, – привилегия императора, который уже с рождения занимает высокую позицию в обществе. Я же, Ваше Величество, политик.

Безусловно, императору пристало быть благородным и честным, но Сорён – политический деятель, а для политика быть честным – непозволительная роскошь. Своим холодным ответом она выдала себя. Она проиграла, и ее обожгло чувство зависти: на свете есть много такого, что ей недоступно.

Сорён не родилась с серебряной ложкой во рту. Ей пришлось тяжело трудиться, чтобы занять эту высокую должность. На этом тернистом пути ее ждали взлеты и падения, но в итоге она добилась желаемых высот. По крайней мере, она так считала. Дочь хозяйки рыбного магазина ухитрилась выйти замуж за главу конгломерата, а после развода – занять пост премьер-министра Корейской империи. Резко переменившись в лице, Сорён холодно выразила благодарность императору:

– Ваше Величество, от имени народа хочу выразить признательность за добровольное решение платить налоги в казну. Но как политик я планирую воспользоваться вашей честностью.

– Слышал, вы наложили вето на повышение зарплат представителей верхней и нижней палат парламента. Думаете, сможете победить? Неужели в этом бою я буду вашим джокером?

– Вам ли не знать вашу карту? Разумеется, вы всегда будете королем. Я непременно выиграю в этой битве. Следите внимательно, Ваше Величество.

– Я всегда предельно внимателен.

Гон чувствовал себя неуютно рядом с этой женщиной, не скрывавшей своих амбиций. Сорён права: Гону было предначертано стать императором, но в то же время не он выбрал себе эту участь. Честолюбие премьер-министра внушало опасения, нельзя было надолго выпускать ее из виду. Похоже, следующей ее целью стал трон и император собственной персоной. Временами она была способна на такие поступки, которые Гону и не снились.

– Что же, ваш отчет я заслушал, и фотографий сделано достаточно. Не пора ли заканчивать? А то мне еще душ нужно успеть принять перед следующей встречей.

Лучезарная улыбка появилась на лице императора, подливая краски в этот погожий осенний денек. «А он шикарно смотрится в кадре, – в очередной раз подумала Сорён, – недаром у него столько поклонниц». Похоже, она и сама попалась на крючок. «Быть беде», – сделала вывод премьер-министр.