Обратив внимание на Тима, я заметила, что тот буквально разделяет моё настроение: время от времени кивает, борясь то с зевотой, то с желанием закатить глаза. Поймав мой взгляд, он округлил глаза, чуть сдвинул брови, и покачал головой. Я, выпятив губы вперёд, скривила их в ухмылке, одновременно подняв брови и опустив глаза.

– … Предрассудки тоже имеют место быть. А так там конечно можно встретить нормальных людей, и немало, – закончил Антон.

– Я понял, – энергично кивнул Тим, отчего его кудри на голове тряхнулись. – Если я что-то там не так починю, или окажусь не в силах помочь этим… исключительным образованным людям, мне просто трындец.

– Я этого не говорил. Но лучше будь осторожен, дружище, – улыбнулся Антон. – Знаете, что? Пойдёмте отсюда.

Я взяла мужа под руку, и мы двинулись в сторону крыльца.

– Всё совсем не так плохо. Я знаю много хороших людей, которые именно из отдела неврологии, – шепнула я Тиму по дороге.

– Круто, – он притворно выдохнул. – А то я уже хотел спросить – может, у них это вирус какой. Вдруг там опасно долго находиться?

– Насчет вируса не подскажу – но если так, то знай: у некоторых людей просто хороший иммунный ответ.

Миновав двери, мы вошли в вестибюль.

– Тим, а ты, кстати, как оказался здесь? Ничего не хотел? – поинтересовался Антон.

– Хотел, о да! – охотно ответил Тим. – Хотел тебе, мой друг, похвастаться, как мояМаргоша сегодня познакомилась с Тем Самым Валей, и очень хорошо общалась. На прощание она даже клюнула его в щеку – а я не ревновал. Представляешь – не ревновал!

Мой муж испустил стон.

– Если бы Марго нравилась Вале, ты бы говорил по-другому.

– А может, она уже ему сегодня понравилась? Только представь – вдруг Валя сию минуту разрабатывает план, как увести у мужа уже не Катю, а Марго? Тоха, мы вас спасли! Можешь быть спокоен. Вот что я хотел сказать, – продолжал дурачиться Тим.

– Так-так, – протянула я, останавливаясь и переводя взгляд то на одного, то на другого. – Вы, значит, и это между собой обсуждаете? И как давно?

– Ну, – Тим задумчиво посмотрел на потолок, а затем на меня. – С тех пор, как вы двое начали встречаться, мы постоянно обсуждаем твоих поклонников, Катюха.

– Вот как? – я подняла бровь. – Не знала, что я настолько популярна. И как много их было?

– Не представляешь, скольких неподходящих я без твоего ведома отгонял мухобойкой. Думаешь, я подрался на третьем курсе с тем придурком Комаровым действительно из-за свистнутого торта? Чёрта с два – торт был дерьмо, и Алёшка в этом быстро убедился в сортире.

Мы с мужем засмеялась.

– Да, я помню, как потом комменда его там застала, – с хохотом от нахлынувших воспоминаний сказал Антон.

– Вообще! У него потом была кликуха «Повелитель толчка».

– Ха-ха-ха! Ты, кстати, сам её ему придумал.

– Я? Ну, возможно. С годами начинаешь забывать свои достижения…

Увлеченные диалогом, Антон и Тим не заметили, как сзади них мимо прошли две женщины – молодая блондинка с заплетёнными в косу длинными волосами, и худенькая кудрявая шатенка лет сорока. В них я узнала аспирантку Настю Свинцову, проходящую здесь стажировку, а заодно подрабатывающую лаборанткой, и её научного руководителя, Эльвиру Степановну Белецкую, коллегу Вали и Эдика. Лица обеих были бледными, а Эльвиру Степановну, судя по виду, и тому, что Анастасия поддерживала её под локоть, ещё и мутило. Даже находясь в трех метрах от них, я почувствовала смесь запахов валерьянки и нашатыря.

– Ё-моё! Кажется, я узнаю этот запах, – Тим повел носом. – Прям квартира моей бабушки-кошатницы!

– Это, кажется, сотрудница нашего отдела, и её аспирантка, – Антон, обернувшись, посмотрел им вслед. – Наверное, им стало нехорошо. Судя по направлению, идут в туалет…

– Хм, – Тим проводил их задумчивым взглядом. – У кого-то слишком богатое воображение, или фотографии с места преступления стали уже доступны?

Антон неопределённо покачал головой. Некоторое время мы трое молчали. Несмотря на неоспоримость произошедшего и объяснения Анны Геннадьевны, принять это было слишком жутко. В голове не укладывалось, что весёлый и молодой парень, у которого впереди была вся жизнь, полная сил и надежд, в какой-то момент принимает фатальное решение.

– Главное, он не просто повесился, или утопился, – вздохнул Антон. – Сделать такое… Это похоже на ярость.

Я понимала, что муж хочет говорить об этом с кем-то, говорить вслух… и понимала, что он не решается высказать описание самоубийства. Мне и самой не хотелось, чтобы кто-то озвучивал вслух тошнотворные подробности. С момента прочтения статьи в течение дальнейших часов я старалась гнать свои представления прочь. Но сейчас в моей памяти вновь всплыли чёрные, как послеожоговый струп, буквы, складывающиеся в жуткий смысл.

«Он вскрыл себе запястья, и вырвал руками вены. А затем, истекая кровью, разорвал руками кожу на шее, и выдрал себе гортань».

Всё вокруг было в крови.

Мне было жаль Котова. Но уже ничего не сделать.

– Может, нам как-то стоит помочь с похоронами? – грустно задала я вслух вопрос.

– Конечно, – поддержал меня Тим. Антон тоже кивнул.

И тут я заметила, как к нам подошёл Гаврилюк. Выглядел он спокойней, чем несколько минут назад во дворе, но всё ещё со следами недавнего «раздувания»: с покрытого потом лица не сошёл оттенок утренней зари; плечи так же вздымались вверх, а грудь – вперёд.

– Надо же – учёные ненормальные! Да в невро они все там сами с приветом. И с манией величия. Считают себя богами! – продолжал он возмущаться себе под нос. Увидев нас, он осекся.

– Ааа, ещё раз… здравствуйте. Чего домой не идёте? Рабочий день уже того… закончен. Нечего тут больше обсуждать этого бедолагу. Случается же у людей такое… К сожалению, его не вернёшь. Надо… эээ… жить дальше, работать. Верно ведь?

Мы все кивнули.

– Вот… А насчёт похорон – это ты, Катя, хорошо предложила. Надо собраться отделом, скинуться… В общем, завтра обсудим. Я пошёл… Хорошего вечера.

И он двинулся в сторону лестницы, продолжая что-то себе говорить.

– Это ваш заведующий? – удивлённо вытаращив глаза, спросил Тим, едва Пётр Владимирович скрылся из виду. – Знаете, а он был прав, когда предлагал проверить у всех психику. Но только я его не пойму – зачем палить самого себя?

Мы с Антоном улыбнулись.

– Гаврилюк хорош, как руководитель, и научный работник. Но как человек очень своеобразен, и… да, он невероятный параноик, – цокнул языком мой муж, и покачал головой.

– Окей, ну что ж – счастья вашему параноику, в жизни личной и публичной. Кстати… Я ему по фамилии сейчас классную кликуху придумал, – заговорщицки произнёс Тим.

– Я на тебя когда-нибудь точно намордник надену, – простонал Антон.

Глава 8

Я редко думала о маньяках. Иногда, встречая новости о пропадающих людях, орудующих в Москве серийных убийцах и громких делах, я вздрагивала от ужаса, и мысли о том, на что способны некоторые представители человеческого рода. Такие безжалостные факты заставляли меня принимать существование психопатов как должное – но я не зацикливалась на этой теме, считая, что в мире гораздо больше добра и хороших людей. Об этом я и старалась думать, воспринимая зло лишь как то, о чём надо помнить, чтобы остерегаться.

Однажды у меня с папой на этот счёт состоялся серьёзный разговор. Произошёл он холодным августовским вечером, перед моим отъездом в Москву. Мне было семнадцать, я только поступила в университет, и в связи с этим должна была покинуть родной городок. Эта беседа запомнилась тем, что подобные у меня раньше в основном были с мамой: она, всегда тревожась за меня, с самого детства объясняла мне правила безопасного поведения в обществе и с незнакомыми людьми; все наказы, подстерегающие опасности и меры их профилактики я к подростковому возрасту знала наизусть. Порою, папа считал, что мама бывает излишне настойчивой с опекой – и, честно сказать, я была с ним согласна. Разумеется, отец не меньше неё желал, чтобы со мной ничего не случилось. Просто его подход был несколько иным – он активно и с энтузиазмом (не всегда уместным) учил меня навыкам самозащиты. И так было во всех аспектах воспитания: если с мамой я наряжалась, выбирала одежду, делала уроки, читала книги, вышивала, вязала и шила, а так же готовила и убиралась по дому, то папа отвечал за моё познание жизни колхоза, природы, походы на рыбалку, в поле и в лес. Когда ещё были живы бабушка с дедушкой – родители отца, мы частенько гостили у них в доме в Поздняково, и там меня научили всему: ухаживать за скотом, топить печь и работать на огороде (последнее мы, впрочем, и так нередко делали всей семьёй). Мама прививала мне любовь к книгам и учебе, воспитывала во мне терпимость, умение прощать проявлять сострадательность, а папа старался сделать всё, чтобы его дочь выросла стойкой, храброй и находчивой в любой ситуации