Мария была уверена, что больше она его никогда не увидит, но через пять лет Хозе вернулся домой со сломанной рукой, а также с многочисленными синяками и кровоподтеками на красивом лице. Местные кумушки судачили, что он получил это в какой-то драке из-за женщины. Другие же утверждали, что с ним попросту расторгли контракт из-за его пристрастия к спиртному, и ему пришлось зарабатывать на кусок хлеба, принимая участие в кулачных боях. Но как бы то ни было, а сердце Марии билось сильнее всякий раз, когда она проходила мимо пещеры его родителей, когда отправлялась в город, чтобы купить там немного овощей на местном рынке. А Хозе неизменно встречал ее, стоя на пороге своего дома и покуривая сигару.

– Hola, маленькая красотка! – приветствовал он ее, когда она проходила мимо. – Ты та самая девчонка, про которую говорят, что она лучше всех в деревне танцует алегриа? Задержись на минутку, поговорим. Составь компанию больному человеку.

Стесняясь, Мария все же подошла к нему поближе, а он стал играть для нее на гитаре, а потом уговорил отправиться вместе с ним в оливковую рощу за пещерой и там станцевать для него. Он задал хлопками ритм, а потом обнял ее за талию и привлек к себе, и их тела задвигались в унисон, подчиняясь чувственным ритмам уже собственного сердцебиения. Домой она в этот вечер вернулась поздно, переполненная самыми радужными эмоциями и впечатлениями: впервые в жизни ее поцеловали.

– Где ты была? – спросила у нее Паола, ее мать, поджидавшая дочь на улице.

– Нигде, мама! – Девушка проворно прошмыгнула мимо матери, чтобы та не успела заметить краску стыда на ее лице.

– Предупреждаю тебя, девочка моя! Я все равно узнаю правду! – Паола угрожающе помахала пальцем перед ее носом. – Нутром чую, тут замешан какой-то мужчина.

Мария отлично понимала, что Паола и Педро, ее отец, никогда не одобрят роман своей дочери с Хозе. Его семья принадлежала к числу бедняков, а Мария из рода Амайя, богатой семьи, во всяком случае, по меркам цыган. Родители уже положили глаз на сына одного из своих дальних родственников. К сожалению, сама Паола сумела произвести на свет всего лишь одну дочь. Все же остальные ее беременности, а их было семь, оказались неудачными. А потому успешный кузнечный бизнес Педро срочно нуждался в наследнике.

Все это было прекрасно известно Марии. Но несмотря на то что она была послушной и любящей дочерью, все ее благие намерения держаться от Хозе подальше разбивались вдребезги, отказываясь подчиняться чувствам; да и Хозе преследовал ее повсюду.

А она, в свою очередь, все сильнее попадала под дурман его чар, окончательно теряя голову, пока его пальцы нежно касались то гитары, то ее тела. В конце концов, Мария сдалась и даже позволила себя уговорить убежать ночью из дома и предаться с ним любовным утехам в оливковой роще у подножья горы Вальпараисо. Все летние месяцы стояла необычайная жара, такое же нестерпимое пекло, какое обычно было в кузнице ее отца, и Мария чувствовала, как полыхают, словно охваченные огнем, и ее тело, и ее разум. Все, чего она жаждала, это скорейшего наступления долгой, прохладной ночи, когда она снова окажется в объятиях Хозе.

Однако вскоре ночным свиданиям влюбленных пришел конец. Хоть юная парочка была предельно осторожна, кто-то из жителей Сакромонте все же их увидел и рассказал обо всем Педро, который пришел в невиданную ярость.

– Ты навлекла позор на всю нашу семью, Мария! – разъяренно кричал он на дочь после того, как приволок Марию и ее любовника к себе в пещеру, чтобы разобраться с негодниками накоротке.

– Прости меня, папочка, – рыдала Мария, заливаясь слезами, – но я люблю его.

Хозе тоже упал на колени перед Педро, прося у него прощения и разрешения жениться на его дочери.

– Я люблю вашу дочь, сеньор. Обещаю, что всю свою жизнь буду заботиться о ней и беречь ее. Верьте мне!

– Нет, парень! У меня нет веры твоим словам. Твоя репутация мне хорошо известна, она ведь не идет, а бежит впереди тебя. А сейчас ты погубил еще и репутацию моей дочери! Ведь ей же всего пятнадцать лет!

Мария дожидалась своей участи на улице, пока отец и Хозе обсуждали ее будущее. Но самым страшным наказанием для нее было смотреть на лицо матери, совершенно убитой свалившимся на семью несчастьем. Целомудрие цыганской девушки – это ведь святое. Девственность – это основное достояние цыганки, которое она может предложить своему будущему мужу.

Но уже спустя неделю весь поселок Сакромонте веселился на спешно устроенном вечере по случаю помолвки влюбленной парочки, а месяцем позже состоялась и большая, шумная свадьба. Традиционные свадебные торжества длятся целых три дня. В последний вечер Марию облачили в нарядное платье цвета голубой фуксии с длинным шлейфом, волосы украсили цветами алого граната, после чего усадили на мула позади молодого мужа, и все сельчане двинулись шумной процессией, сопровождая молодых до родительской пещеры, в которой они должны были провести свою первую брачную ночь.

Мария до сих пор помнит, как ее трясло от страха в ожидании обряда Tres Rosas – Три розы. Вот в темноте пещеры над ней зависло лицо Хозе, от него сильно несло спиртным. Он поцеловал свою молодую жену, а потом вскарабкался на нее. Мария слышала веселый, громкий смех, который доносился с улицы, а сердце колотилось в груди почти так же быстро, как руки барабанщиков, задающих ритм на барабанах кайон.

– Свершилось! – выкрикнул во все горло Хозе и скатился с нее, после чего пригласил в пещеру мать новобрачной. Мария лежала неподвижно, ожидая, когда Паола приложит белоснежный носовой платок к ее промежности, и зная, что никогда на нем не появятся три капли крови, символизирующие ее девственность.

– Замри и ни звука, дочь! – приказала ей мать хрипловатым шепотом.

В мерцающем пламени свечи Мария увидела, как мама извлекла из кармана небольшой ножик и вонзила его в нежную плоть Марии на внутренней части бедра. Мария с трудом удержалась от крика, увидев, как капли крови из раны упали на платок, который держала мать.

– Ты сама постелила себе постель, голубка моя. Что ж, теперь тебе на этом ложе коротать все свои дни до самой смерти, – с яростью прошептала Паола и вышла из пещеры, держа перед собой окровавленный носовой платок.

Собравшиеся взорвались радостными криками и аплодисментами, когда Паола предъявила на всеобщее обозрение свидетельство невинности своей дочери.

– Ну, что, женушка моя? – Перед ней снова возник Хозе. – В одной руке он держал фляжку с бренди, в другой – манильскую сигару. – Выпьем за наш с тобой союз?

– Нет, Хозе. Мне не нравится этот вкус.

– Зато тебе нравится другое, да? – Он широко оскалился и, сбросив брюки, уронил их прямо на пол. Потом нырнул к ней под одеяло, связанное из разноцветных ниток. Она вязала это одеяло целый месяц.

Где-то через час Мария задремала: сказались усталость и напряжение последних нескольких дней. Сквозь сон она услышала, как Хозе поднялся с кровати и стал одеваться.

– Ты куда?

– Я кое-что забыл. Ты спи, mi amor, я скоро буду.

Однако когда Мария проснулась на рассвете следующего утра, мужа рядом с ней не было. Хозе так и не вернулся домой.

Мария подавила тяжелый вздох, направившись в отхожее место, общее для всех деревенских жителей; от него разило густым зловонием далеко вокруг. Если восемнадцать лет тому назад она еще по своей девичьей наивности верила в то, что Хозе любит ее так же сильно, как она его, то теперь все эти романтические иллюзии уже давным-давно развеялись. Наверное, думала она с горечью, Хозе все правильно рассчитал, понимая, что такой брак выгоден ему со всех сторон. Ее родители достаточно состоятельные люди; у них нашлись деньги, чтобы заплатить за новую пещеру для молодых, расположенную, правда, гораздо выше в горах. Собственное жилье стало свадебным подарком дочери, плюс еще дорогой набор железных кастрюль и другой кухонной утвари.

Их первое дитя, которое она родила на восьмом месяце, так приказала ей говорить всем ее мать, прожил всего лишь шесть недель. Вторая и третья беременности закончились выкидышами на втором месяце. Лишь с четвертой попытки на свет появился Эдуардо, и Мария с головой ушла в новые для себя материнские заботы. Наконец-то она может сидеть и обсуждать наравне с другими взрослыми женщинами всяческие снадобья от колик, лихорадки и диареи. Диарея, подобно чуме, свирепствовала и среди молодых, и среди старых жителей Сакромонте, особенно с наступлением дождей в зимнюю пору, когда все дорожки и тропинки вокруг превращались в сплошное грязное месиво, а выгребные ямы переполнялись водой, и зловонные потоки выливались наружу. С появлением ребенка Марию перестало волновать, что Хозе редко бывает дома. Или что в железной банке, которую они прячут в деревянном шкафчике прямо за образом Девы Марии, нет ни единой песеты. Радовало лишь то, что отец пообещал Марии взять Эдуардо, когда тот немного подрастет, к себе в кузню. Да и Паола всегда отсыпала им достаточно овощей, чтобы мать и младенец не умерли с голоду.