Ее квартира была в доме неподалеку – она могла видеть его даже отсюда, однотипную многоэтажку, теряющуюся где-то в мутном тумане. Не больше сотни шагов, отделяющих ее от белых стен и пустой кровати.

Она повернула в противоположную сторону.

Кристиан знала, что не должна идти туда; это было неправильно по отношению к большой, счастливой семье, к которой она не имела никакого отношения. Но сейчас ей слишком сильно хотелось вернуться назад, в то время, когда все еще было хорошо.

Она миновала черту города; маленькие милые домики мелькали тут и там, разбросанные среди грунтовых дорожек и собственных садов – но сейчас даже распускающиеся все лето цветы были бережно укутаны целлофаном, что придавало им удрученный вид.

Она остановилась перед одним из домов, достаточно далеко, чтобы не вызвать ничьих подозрений. В окнах горел свет, и она слышала чей-то смех, кажущийся практически недосягаемым. Сад, раскинувшийся перед домом, похоже, совершенно не интересовал владельцев – на едва прикрытой газоном земле виднелись остатки того, что раньше было розами, гортензиями и хризантемами.

Кристиан медленно перевела взгляд на яблоню, стоящую в центре сада. Несчастное дерево надрывалось под весом собственных плодов, гнивших прямо на ветвях, и земля под ним едва была видна под падалицей.

Это была его любимая яблоня.

Она вспомнила время, когда начинался сбор урожая, и они вместе снимали налитые яблоки с ветвей, чтобы вечером испечь свежий пирог. Как она стояла у огромной кастрюли, помешивая компот, и как он обнимал ее сзади, вплетая в ее темные волосы белый цветок анемона. Как этот сад, заботливо взращенный его умелыми руками, казался ей самым красивым местом на земле.

Время, когда в этом доме царило счастье. Нет, понимала она, горько качая головой, счастье до сих пор царит в этом доме, даже после того, как она продала его, не в силах смотреть на медленно умирающий сад. Счастья больше нет внутри нее.

Она уничтожила все, что могло напомнить ей о нем. И все же она стоит около этого дома, глядя на изможденную, изломанную собственным весом яблоню, и чувствует, будто ничем не отличается от нее. Словно конечности наливаются свинцом, и она не чувствует ничего, кроме бесконечной усталости.

Очередной выстрел прозвучал в ее жизни.

Девушка, которую она должна была спасти, была пронзена ее же пулей, пропитав капитана своей кровью. Кровью, которую никогда не получится отмыть. Очередная вина о человеке, который никогда не вернется домой.

Она не поймала убийцу. Она видела его, но уже сейчас понимала, что не может толком вспомнить его внешности – кажется, его лицо было скрыто тяжелым шарфом или же, наоборот, капюшоном. Она помнила высокую фигуру, осознавала, что он был достаточно силен, чтобы одной рукой нести человека, но не более. Более того, когда адреналин утра выветрился, капитан стала отчетливо понимать, что все это было лишь приманкой. Способом заставить ее найти ту комнату с билетами и заставить…

Вспоминать.

У нее не было никого, с кем она могла бы поделиться всей той болью, что она испытала, увидев разложенные полукругом паспорта убитых девушек. Не было также и никого, кто мог знать, как доставить ей столько страданий. Но одно она знала точно – это не имело никакого отношения ни к рядовым убийствам, ни даже к серийным. Она вдруг почувствовала себя марионеткой, крутящейся на веревочках на сцене красивого театра.

Она вытащила билеты, которые машинально положила себе в карман, встав из-за стола. Вырядится ли она в изящное платье, чтобы вновь выйти перед раскрывающимся занавесом, следуя четкому сценарию?

Неприятно треснула ветвь, отламываясь от умирающего дерева. Кристиан развернулась, не в силах смотреть на него более.

Дома она отрешенно посмотрела на пару пачек макарон и пельменей, купленных когда-то по акции. Не было больше ни пирогов, ни компотов с вареньем. Есть не хотелось.

На прикроватной тумбочке лежала открытая пачка сигарет. Кристиан уже не помнила, как давно менялось их количество. Она вытащила одну из них, закурив.

Свет монитора окрашивал его собранные в неровный хвост волосы в неестественный голубоватый цвет. Он сидел на полу, на рваном ковре с проплешинами, перед огромным блоком, совершенно непохожим на современные плазменные экраны. Кто-то мог бы решить, что это была дань ретро эпохе, но истина заключалась в том, что у него просто не было ничего иного.

Сквозь ковровые плеши проглядывал уже давно сгнивший пол – три слоя линолеума в прожженных дырах не скрывали плесень, поселившуюся на влажных досках. Он слышал где-то далеко капанье воды – наверное, в котельной, находящейся за стеной, снова что-то прохудилось.

Живот сводило от недоедания – даже его состояние не могло заглушить мучительного голода, поглощавшего все сознание. Тяжелый просторный свитер не мог спрятать от посторонних глаз выпирающих ребер, а лопатки на спине уже давно превратились в крылья ангела.

Но сейчас ему было все равно. Пустой голубой экран компьютера отражался в его застывших глазах, и он полностью растворился в себе. Пробежавший по ноге таракан не был удостоен и секундой внимания.

Потом был пробел в памяти. Он очнулся, только когда почувствовал неприятный пинок под ребра, и обернулся. Сзади стояла женщина, не скрывавшая презрения во взгляде.

– Босс тобой доволен. Все прошло без сучка, без задоринки.

Она кинула на пол перед ним коробку с ампулами – такие же, но пустые, валялись по всей комнате, опасно сверкая обломанными краями.

Он плохо понимал, почему им довольны. Работа, которую он выполнял, казалась слишком скучной и легкой, а выяснять, куда нити ведут дальше, он просто не хотел. Сегодня был один из таких дней, когда он предпочел бы оплату едой, но он знал, что через пару часов она снова окажется снаружи, в одном из неоднократно заблеванных углов. Он уже давно перестал понимать, что с ним происходит.

– Ты бы сменил место жительства, что ли. Уверена, босс мог бы подыскать тебе… Ну, хотя бы комнату.

Она с отвращением осмотрелась. Ему не нужна была комната. Здесь, в подвале одного из старых домов, он без проблем смог подключиться к электросети, а большего ему и не нужно было.

– Завтра этот план наконец-то закончится. Завтра босс наконец-то успокоится, и мы… Ну, сможем вернуться к тому, что было.

Он неопределенно пожал плечами. Женщине явно было не по себе от того, что происходило с тех пор, когда босс вдруг заговорил об «особом плане», и им пришлось исполнять странные, почти ритуальные прихоти. Ему же было все равно. Для него ничего не изменилось – ни оплата, ни отношение к нему.

Он посмотрел на несколько ампул у своих ног. Сложно было сказать, от чего он сейчас зависел больше – от нескольких кубиков прозрачной жидкости или от мягкого голоса, который он иногда слышал сквозь телефонные помехи. Голоса, говорящего, насколько ценными для команды были его способности.

Сколько лет он цепляется за призрачную возможность быть любимым?

– Боже, да у тебя тут просто невозможно находиться. Я пойду. В общем, молись, чтобы ничего не провалилось в последний момент. Тогда тебе больше не придется заниматься этой чушью, и мы вернемся к обычным делам.

Хлопнула дверь.

Живот заурчал сильнее прежнего, и свет от монитора начал резать глаза. В его руке вновь сверкнул шприц.

Да кто он такой, чтобы его молитвы интересовали Господа?

Никто.

Мягкие солнечные лучи проникли под завесу ее век. Кристиан перевернулась в кровати, пытаясь спрятаться от света.

Осознание пришло не сразу. Она впопыхах села, с удивлением увидев за окном чистое голубое небо. Облака рассеялись, уступив место редкому осеннему теплу.

Схватив телефон, она увидела мигающие цифры «12:51» и четыре пропущенных от Алексиса. Вчера она рухнула в кровать ранним вечером, отключив все уведомления, и теперь полуденное солнце, словно издеваясь, освещало ее и без того белоснежную квартиру.