Китаец доложил, что Десятова обнаружили без сознания в собственном кабинете, а Лявис – в оздоровительном комплексе, в подсобном помещении возле тренажёрного зала, тоже в полной отключке.

  Очнулись Анна с Ильёй уже ближе к вечеру и рассказали, что у них вдруг само собой включилось тёмное зрение, и тела затопила адская боль. Десятов не смог с ней справиться и сразу отрубился, но Лявис, с её высоким болевым порогом и навыками бойца, сумела "скрутить" чёрную кровь и вернуть нормальное восприятие – она в это время проводила занятия лечебной физкультурой. Собрав всю свою волю в кулак, Анна сумела извиниться перед гостями, вызвать замену и даже уковылять в подсобку, где ей так сжало сердце, что она потеряла сознание.

  Острое желание разобраться, кто же такая эта, устроившая в бассейне светопреставление, девица, заставило Кафтырёва вспомнить про Белкину: она не стала брать больничный и сегодня утром явилась на работу. Подходило уже время ужина, но старшего повара всё равно сдёрнули с рабочего места и вызвали в кабинет Десятова, где нежно, но настойчиво спросили, не в курсе ли она, что случилось с её кавалером, отчего он так внезапно сбежал из пансионата после процедуры "дополнительной релаксации".

  Узнав, что её отношения с гостем стали известны начальству, Белкина сильно смутилась и жутко испугалась увольнения. Клялась, что такого никогда больше не повторится, и без конца извинялась, насилу успокоили, – готова была всё на свете рассказать, вот только сама ни хрена, как оказалось, не понимала! Ничего Морозов ей, похоже, ни про свои способности, ни про друзей-"лампочек" не рассказывал. Припомнила лишь, как он пугал её тёмными личностями в руководстве пансионата и губительными для организма процедурами, но это легко опровергал её личный опыт лечения и работы во "Второй жизни", поэтому Белкина сочла его заявления болезненными фантазиями. А когда он один сбежал из пансионата, бросил её по телефону и потом его выключил, Надежда окончательно поняла, что он – настоящий параноик, и от расстройства даже заболела.

  Но всё это в прошлом, она вновь готова работать, и теперь любой гость для неё останется только гостем. В общем, повариху, в итоге, отпустили и оставили в покое – раз она ничего не знает и отлично трудится, то пусть и продолжает восторгать гостей и сотрудников прекрасными завтраками, обедами и ужинами.

  После десяти вечера все трое собрались в зале и, нырнув под крыло матери-Тьмы, обнаружили в своих тёмных обличьях серьёзные изъяны, выправлять которые придётся не меньше недели.

* * *

  Духота, чернота, влага... что-то давило сверху, трудно понять... В ушах стоял звон, не видно ни зги, где она?! Вера попыталась пошевелиться, но руки, ноги и голова упиралась во что-то твёрдое... деревянное?.. Гроб?! Её положили в гроб и похоронили! Заживо!! Вера в панике вскинула руки, ударила в крышку, хотела закричать, но из горла вырвался сдавленный хрип. Воздух! Он кончается! Помогите!! Ладони забарабанили по деревяшкам, и те вдруг стали прогибаться, сделались мягкими, будто это не доски, а плотная ткань – тысяча слоёв чёрной ткани! Вера принялась рвать их, слой за слоем, но это было так трудно... – дышать, дайте дышать!.. Она упиралась в ткань руками, ногами, драла её пальцами и грызла зубами – наверх, наверх! – однако слои не кончались, а сил оставалось всё меньше и меньше.

  Но вот, когда она уже хрипела на последнем издыхании и думала – это конец, сверху вдруг донёсся шум и мелькнули какие-то тени. Вера хотела позвать на помощь, и не смогла: звук не пошёл, а губы не шевельнулись.

  – Здесь! – раздался снаружи знакомый мужской голос. – Вот она, я нашёл её, посвети!

  Андрей! Ура, это же Андрей!!

  – О боже! Её не убило?!

  А это – Вика!

  Слои чёрной ткани сменились на красный туман, Вера порывисто вдохнула и закашлялась.

  – Жива!!! – радостно возопил Андрей.

  Лицо процарапали сосновые иголки, по уху что-то хлестнуло, Вера открыла глаза и тут же зажмурилась, ослеплённая ярким светом фонарика.

  – Надо "Скорую" вызвать! – в голосе Вики слышались истерические нотки.

  – Помоги лучше ветку убрать! – урезонил её муж. – Видишь, мешается!

  Раздался треск ломающейся древесины, свет фонарика сместился куда-то вправо, и Вера снова открыла глаза.

  – Ребята... – просипела она.

  – Привет! – отозвался Андрей, помогая ей сесть. – Ну, ты как?

  – Руки-ноги целы? – уже более спокойным тоном осведомилась его жена. – Встать можешь?

  – ...Да вроде, – Вера высвободила руки и, опираясь на друзей, вылезла из переплетения сосновых веток.

  – С ума сойти! – констатировала Вика.

  – А почему так темно?

  – Так ночь на дворе! – ответил Андрей. – Я пришёл после работы, стал тебе звонить – на завтра договариваться, – "абонент не доступен". Вика сразу заподозрила неладное, поехали к тебе домой – не открываешь. Соседка сказала, ты на такси ещё с утра укатила – она в окно видела.

  – Баба Люба, – кивнула Вера. – Целыми днями в окно глазеет...

  – Ну, тут-то мы всё и поняли. Вика очень испугалась, что с тобой беда случилась, настояла сразу к бассейну ехать, хорошо, я координаты себе записал, она бы не успокоилась, такая неуёмная стала...

  И тут Вера вдруг увидела почему! Почему неуёмная! Откуда все эти нервы, истерические нотки и странное поведение.

  – Господи... – прошептала она, улыбаясь. – Вика!..

  – И ничего-то от тебя не скроешь! – проворчала та притворно недовольным голосом, широко улыбаясь в ответ.

  – Да я... – теперь-то Вера поняла, почему Андрей в прошлый раз не взял Вику к бассейну и вообще не сказал о поездке: беременную жену волновать не хотел. – Слушайте, ну, я за вас рада! Поздравляю!

  – Спасибо, мы тоже рады, хоть и не планировали заранее, – проворковала будущая мама.

  Лукавит! – тут же просекла Вера, но вслух ничего не сказала. – А вот Андрей – нет! он и правда не планировал... ох, Вика, ну, хитрюга!

  – Пойдёмте к машине, а то прохладно тут как-то, – поёжилась "хитрюга".

  И тут вдруг Веру словно кипятком ошпарило: браслет! Она обхватила запястье – пластины не было! Так вот почему она, сама не отдавая себе отчёта, устроила плотный контакт со светаками друзей и ничто ей не помешало!

  – Мой браслет! Андрей, посвети!

  Тот направил фонарик ей на запястье, и все трое ахнули: фрактальный рисунок сиял теперь прямо на коже! Он не просто остался, а ещё и разросся: границы исчезли, завитки расползлись по руке. Яркие на запястье, они ветвились в сторону локтя и пальцев, где постепенно выцветали и сантиметров через десять пропадали совсем.