"Да, конечно, спасибо вам за бдительность".

  Лявис направилась к двери, но, проходя мимо Морозова, остановилась.

  "Извините, Евгений, за недоразумение", – сказала она и, не дожидаясь ответа, вышла из кабинета.

  "И что, я могу идти?" – спросил он Илью.

  "Ага, спасибо, что заглянул!"

  "И наружу могу выйти, покинуть территорию?" – не мог угомониться Женя.

  "Разумеется! Здесь же не тюрьма, – Десятов посмотрел на него с удивлением. – Хотя я всё же рассчитываю, что ты совсем-то без предупреждения не свалишь? Я ведь место для тебя держу всё-таки. В хозяйственном отделе, не забыл ещё?"

  "Н-нет, – Жене стало не по себе: ему работу с отличной зарплатой предлагают плюс бесплатную путёвку с курсом антистресса, а он тут права качает. – Спасибо".

  "На здоровье!" – Илья сжал губы и уткнулся в бумаги на своём столе, давая понять, что неприятный разговор окончен.

  А если эта Лявис, и правда, убедиться хотела, что с ним всё в порядке, фигли он так завёлся? – думал Женя, выходя из кабинета. – Может, никто на него вовсе не нападал, а он действительно просто вздремнул на лавочке и увидел кошмар – обжорство, кстати, могло спровоцировать...

  "Я так и знала, что это какое-то недоразумение! – обрадовалась Надя, когда он пересказал ей разговор с Лявис и Девятовым. – Пойдём погуляем?"

  Он рассеянно кивнул и, очистив разум, взглянул на светотень девушки: ничего похожего на то, что он видел в кабинете – всё шустрое, живое, настоящее... лёгкое! У Жени отлегло от сердца.

  "Ты чего? – Надя обеспокоенно тронула его за руку. – Эй! Снова задумался?"

  "А?.." – откликнулся он, впуская мысли.

  "Бэ! – она рассмеялась и, взяв его за руку, потянула к выходу. – Пошли уже на улицу!"

  Они выскочили наружу, почти бегом пересекли площадку, которая просматривалась из окон административного корпуса, и скрылись за деревьями.

  "А знаешь, что? – внезапно останавливаясь, сказала Надя.

  "Что?"

  "Давай прямо сейчас выйдем за территорию!"

  "Проверим, как меня выпустят?"

  "Ага! А то мне кажется, ты никогда не успокоишься!"

  И они проверили: спокойно покинули пансионат, и никто не пытался Морозова задержать. Чудесно прогулялись по лесу, и Женя даже набрался духу затащить Надю под старый дуб, где они долго целовались и обнимались, пока Морозову за шиворот не свалилась жирная гусеница, которая резво поползла по спине, заворачивая к подмышке. Рубашку пришлось снять, и Надя увидела подаренный отцом кулон.

  "Ух ты, какая классная! – она взяла рыбку в руки и уставилась на неё, как зачарованная. – Обалдеть!"

  "Да ну, ерунда!" – смутился Женя и попытался вытащить кулон у неё из рук, но Надя не отпустила.

  "Была бы ерунда, ты б не носил... – улыбнулась она, поглаживая украшение. – Тонкая работа... и, видно, очень старинная! Антикварная?.. Серебряная вроде, а, как солнце попадает, будто разными цветами переливается... что это?"

  "Да я даже не знаю, отец в том году подарил... а потом умер..."

  "Ой, прости!.. – Надя отдёрнула руку. – Я... рыбка просто такая красивая!"

  "Да всё нормально", – Женя взял её за руку и обстановка сразу сделалась интимной, но тут Надя сказала, что сейчас ей обязательно надо вернуться столовую, ведь на самом деле она хотела встретиться с ним после ужина, но услышав о враче, рванула немедля, бросив всю работу на подчинённых.

  Свидание они договорились продолжить позже, так что Женя вернулся на территорию "Второй жизни", уже и не помышляя о том, чтобы прямо сейчас уехать из пансионата...

  Возможность сделать это когда угодно расслабляла, а с утра, после ночного свидания с Надей, он думал только о ней, отправляя, словно школьник, любовные сообщения, потом поплавал в бассейне, пообедал и решил, что сходит всё-таки на лечебный сон, чтоб Илюху не обижать. Поговорив с Надей и поужинав, Женя двинул в медицинский корпус. Однако по дороге приподнятое из-за влюблённости настроение как-то незаметно сошло на нет, и, подавая девушке на ресепшене талон, Морозов в тайне надеялся, что возникнет какая-нибудь проблема – например с оплатой, и всё отложится или вообще не состоится. Однако процедура оказалась оплачена, кабинет "дополнительной релаксации", несмотря на позднее время, работал, и там его уже ждали.

  Женщина в белом халате встала из-за стола, и Морозов торопливо стянул футболку – рыбки не было, так что краснеть перед медсестрой за это странное, не подходившее мужику, украшение не пришлось. Утром, после ночи любви, он подарил рыбку Наде – та пыталась протестовать, но было видно, в каком она на самом деле восторге, и Женя с удовольствием настоял на своём.

  Повесив футболку на вешалку в углу кабинета, он снял кроссовки и лёг на койку.

  – Расслабьтесь, устраивайтесь так, чтобы вам было удобно, – проворковала медсестра, и вдруг – вжик! – вытянула откуда-то сверху длинную чёрную кишку – тонкую, с чем-то металлическим на конце.

  Морозов беспокойно заёрзал, готовый в любой момент вскочить и обратиться в бегство.

  – Не бойтесь! – заметив его реакцию, рассмеялась медсестра. – Никто не собирается вставлять вам зонды во все отверстия, я всего лишь подсоединю эти кабели вот сюда.

  Она сняла с крючка на боку установки чёрный матовый шлем с серебристыми отверстиями, куда вставила и завинтила сначала одну, а потом ещё три, вытащенные из соседних гнёзд, кишки. Они влажно блестели, неприятно поскрипывая и изгибаясь в руках медсестры.

  – А эта штука? – Женя смотрел на шлем.

  – Закрепляется у вас на голове и будет просто прилегать, внутрь вашего тела ничего не проникнет, не беспокойтесь.

  Женщина в белом халате продолжала нежно улыбаться и разговаривала с ним, словно с маленьким ребёнком или стариком в маразме.

  – А я и не беспокоюсь, – пробормотал Морозов и всё-таки заставил себя сконцентрироваться и взглянуть на светотень медработницы. Обычная с виду, она не была такой яркой и шустрой, как у Надюши, но и до гладко-тяжёлой и правильной, как у Ильи, ей было далеко. Немного настораживало полное отсутствие воронок, разрывов и тёмных пятен, но, возможно, у медсестры просто давно не было неприятностей, да и крепкое здоровье – не такая уж редкость в среднем возрасте.

  Прикосновение прохладного шлема к голове мгновенно вывело из транса, и Морозов вздрогнул.