– А я всегда на глазок делаю, – сказала, словно выстрелила, в ответ на мой вопрос.

Опять интересно, это кому и где ты всегда пироги делаешь? Хотелось бы полюбопытствовать, но не время и не место.

– Это как? – только и смог я выдавить из себя.

– Ну, берёшь муку, насыпаешь её на чистую поверхность, делаешь из неё горку с таким, как у вулкана, жерлом, понемножку доливаешь в него молоко и добавляешь яйца, перемешиваешь. Потом, когда тесто дойдёт до нужной кондиции, кладёшь в самую большую кастрюлю и ждёшь.

Если до её появления на кухне у меня серое вещество только взрывалось, то теперь, похоже, оно начинало извергаться, голова вот-вот расколется, и освобождённый от черепных пут мозг, как лава с вершины, попрёт вниз.

– Как можно насЫпать муку и сделать из неё горку? Все замешивают в какой-нибудь ёмкости!

– Ну, так и замешивай, как все, – отвечает невозмутимо, – а я так делаю!

Придётся сдаться, вариантов, продолжать сопротивление, нет.

– Ну, покажи тогда! – я с тайным злорадством ожидаю, что белое облако накроет Юлю с головой, и она превратится в некое подобие гипсовой скульптуры.

Юля всё с той же невозмутимостью берёт пачку муки и аккуратно вываливает содержимое на столешницу около плиты. Происходит чудо, столб муки не поднимается ядерным грибом над нами, не засыпает пол вплоть до двери в прихожую, а остаётся в форме той самой горки.

Вулкан в голове помаленьку потухает.

– А теперь покажи, как ты молоко и яйца на глазок добавляешь!

Ещё одно чудо, на моих глазах в море муки появляются островки чего-то похожего на тесто. Мне даже начинает нравиться производство пирожков в виде нашего совместного кухонного творчества. Я любезно дозволяю Юле заняться, наконец, кофе («мне тоже, пожалуйста»), занимаю её место и, досыпав грамм двести муки (у меня всё посчитано!) продолжаю процесс, поминутно требуя проверить, не достигло ли наше творение необходимой степени густоты. Юля, устав бегать от чашки к тесту и обратно, при помощи коротких, но ёмких, выражений отстраняет меня от руля управления и сама заканчивает первый этап – долго мнёт, переворачивает, затем снова мнёт получившуюся массу. Не самая лёгкая по затратам физической энергии часть дела, поэтому принимаю эстафетную палочку и минут десять усердно выдавливаю тесто из теста. И вот готово, продукту надо дать подняться. Уф, теперь можно и передохнуть, где обещанный капучино? Довольный, усаживаюсь на диван, и терпеливо жду трёхсотграммовую «чашечку». Часа через два-три можно продолжать.

Накрытое кухонным полотенцем тесто медленно, но верно поднимается. Дрожжи «Doctor Oetker» не подкачали. Пропустить момент максимального «восхождения» нельзя. Поэтому я на самом ответственном месте – смотрю телевизор и поглядываю на красное полотенце. Юля тем временем занята куда менее важными вещами: она шинкует и тушит капусту, варит яйца, потом перетирает их на тёрке, режет лук, яблоки, доводит их с сахаром на сковородке. Согласитесь, с этим каждый справится! Чисто механическая работа, никакого творчества. И вот под покрывалом уже вырисовываются очертания чего-то круглого и объёмного, будто голова джинна в арафатке пытается высунуться из большой кастрюли.

Пора, выковыриваю из посудины пышную массу и читаю дальше. Да они тут все фантасты! «Разделить тесто на равные кусочки». Как можно от этой бесформенной кучи оторвать, к примеру, 20 одинаковых лепёшек! Я же до утра буду их склеивать, переклеивать! Засохнет всё, завтра сухари будем есть, а не пирожки. На счастье, Юля пришла в очередной раз попить кофе. Она может его целый день хлестать, и маленькими чашечками, и большими. Казалось бы, не вино, много не выпьешь! Но некоторые способны. Не скажу, что меня это сильно раздражает, но как-то странно, когда жена полдня проводит на кухне, и при этом в доме решительно нечего пожрать! Могла бы, понимаешь, пить свой коричневый напиток и кашу помешивать. Ведь никто не мешает!

Посмотрев на мои страдания, Юля опять коротким словом «дай!» отбирает у меня полуфабрикат. Многословие не входит в число наших добродетелей, «говори лаконично!», как учили в Древней Спарте. А посему – «дай», «не мешай», «я сама», «отойди», «пишу», «читаю», «моюсь» и ещё с десяток кратких, но таких же выразительных словечек составляют основу Юлиного лексикона. Правда, в отличие от Эллочки-людоедки, она читает книги, любит столярничать, пишет короткую прозу и создаёт небольшенькие фильмы о нас и наших путешествиях. Смотреть интересно, даже любопытно, порой узнаёшь много нового про себя. Но я отвлёкся, тесто у меня отобрали, свернули в длинную, ровную по толщине «колбасу», взяли большой нож с чёрной ручкой, и чик-чик, чик-чик. Как просто всё гениальное! Правда, меня продолжал мучать вопрос, но кому же она делает пирожки, почему меня на поедание яства не приглашают? Однако такие размышления всегда второстепенны, и в данном конкретном случае мучавшая меня проблема никакого значения не имела, главное – достигнутый результат. Тесто было порезано на одинаковые кусочки.

Теперь оставалось совсем немного – раскатать кружочки теста, насыпать в них начинку и завернуть. Но опять, в который раз, кажущаяся простота оказалась обманчива. Раскатать нужно до определённой толщины, не больше (будет слишком много теста), не меньше (пирожок лопнет в духовке и начинка растечётся) и, желательно, правильной, круглой формы. А у меня почему-то получалось то толще, то тоньше и обязательно с треугольным вырезом в духе декольте, с каждым разом всё увеличивающимся в размерах. Такие заготовки пирожков от Версаче. Откуда брался этот элемент женской верхней одежды – не знаю, но самая соблазнительная часть дамского платья прямо-таки преследовала мои заготовки. Похоже, я – извращенец с кулинарным уклоном. Я, было, попытался ставить заплатки на декольте, получалось плохо, потому что противоестественно мужчине стараться затянуть обнажающий женское тело вырез тряпкой, в данном случае тестом. Туда ж смотреть надо! Вот и в моих кружочках из краёв зашитого разреза сдавленными бугорками выпирало что-то очень похожее на пышные груди, норовящие вырваться из плена бюстгальтера. Тогда Юля красноречивым жестом пресекла мои эротические шатания над тестом. Скалка в её руках обретает чёткость и надёжность автоматического раскатывательного агрегата.

Дело близилось к концу, можно и пивка глотнуть. А Юля отказалась, на вопрос: «Хочешь пива?», она почему-то прошипела: «Нет!» Это тоже из того не озвученного мною десятка слов. Странно, я ведь ничего плохого не предлагал, заботу проявить хотел.

«Ладно», – думал я, хотя бы последнюю стадию перед закладкой в духовую печь сделаю сам. Нельзя делиться славой с другими, даже, если это твоя собственная жена. Уж как-нибудь заверну начинку. Но как-нибудь не получилось. Завёрнутые таким образом пирожки норовили раскрыться и изрыгнуть всё содержимое, не говоря уже о том, что с эстетической точки зрения они выглядели малопривлекательными. Наверное, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться каким образом удалось достичь почти совершенного внешнего вида моих пирожков. Зато я научился мазать яичным желтком готовое изделие перед отправкой в печь. Получалось очень хорошо, а, самое главное, расчётливо, ровно одного желтка хватило на все двадцать с лишним пирожков! Глаз – алмаз! Никто не может меня упрекнуть в том, что я не участвовал в процессе, даже доставал горячие противни из духовки! И разве я не был в этом процессе руководящей и направляющей силой? Локомотивом своего рода. К тому же эта роль мне подходит и очень нравится. Поэтому абсолютно правы были дети, когда, наворачивая пирожки, называли их папиными. И ведь, правда, не решись я на это рискованное предприятие, никто бы так и не попробовал горяченьких, ароматных булочек с капустой или с яблоками! А Юля всё-таки спекла пирожки не кому-то, кого мы не знаем, а нам. Что само по себе приятно. Да здравствует инициатива!

P.S. А готовить пирожки мне понравилось, это не то, что борщ, там всё время надо что-то чистить, тереть, резать, пассировать и параллельно варить мясо, здесь всё просто.