«Неужели они действуют сообща? – мысль не показалась Скалозубу такой уж абсурдной. – А почему бы собственно нет? Это объяснило бы странное поведение Хиггинса перед исповедью пророка. Да много чего прояснило бы. Тогда почему же никто и словечком ни о чём мне не намекнул? Ведь я бы смог подготовить обдуманные ответы, тщательно обмозговать свою речь…»

– Дети, горестно мне видеть сомнения ваши! – выступил в свою очередь Пастырь. – Заблудшая душа раскаялась, неужели не осталось в сердцах ваших места для сострадания? Будто власть имущих вас заботит лишь собственное благополучие! Что ж, ежели вы переживаете так за крохи, что пойдут в пищу ближнему, не останусь и я, дабы вас не объедать!

Гномов на площади будто разом всех подменили. Собравшиеся запротестовали и закричали наперебой. Такой расклад явно пришёлся им не по вкусу.

– Пусть остаётся!

– Дедушка, не покидай нас!

– Ничего нам не жалко!

Пожилая гномиха, рыдая навзрыд, кинулась Пастырю в ноги, о чём-то невнятно того умоляя. Вновь послышался детский плач.

«Сколь легко удаётся старику манипулировать настроением толпы! Кто он на самом деле такой? Или кем был раньше? А может, он просто столь же безумен, как окружающие? Как животные понимают друг друга без слов, так и сумасшедший находится в резонансе с себе подобными… Чего же тогда и я сопереживаю его суждениям?»

Стараясь перекричать не на шутку разволновавшийся народ, Фомлин громко, словно обращался не к стоявшему рядом Пастырю, а к гномам в задних рядах, вынес своё предложение:

– Дедушка! Пастырь! Не в силах выразить я, как дорог ты нам! Светоч во мраке кромешном, указываешь путь душам незрячим! Куда забредём, лишившись слова твоего мудрого?

Будь с нами, пророк! Веди паству свою, даруй надежду и веру нуждающимся! Помоги стать хоть чуточку лучше… – Фомлин широким жестом прижал руку сердцу. – Раздели кров мой вместе с душой сей раскаявшейся. Не жалко мне ни места в доме, ни пищи! Только останься с нами в час нынешний и в час грядущий. Прошу тебя… Дедушка.

Собравшийся на площади недалёкий народец притих, ожидая ответа пророка. У Скалозуба вдруг дико зачесалась нога, мысли смешивались, перескакивая с одной на другую:

«Не чесаться! Стой ровно, сейчас может решиться твоя судьба! Перестань ёрзать, долбанный идиот! Да что же он всё молчит?! Как же хочется расчесать ногу…»

Пастырь закрыл глаза и поднял лицо к своду пещеры, прислушиваясь к одному ему ведомым голосам.

Воцарившаяся тишина была практически осязаемой. Скалозуб слышал собственное прерывистое дыхание. Чесотка прошла так же нежданно, как и возникла. Уставившись на пророка, словно верная собакоморда, он в полной мере осознавал, как жалко выглядит со стороны.

– Да будет так! – внезапно провозгласил Пастырь. – Сын мой заблудший, прощён будешь ты. Но под строгим наказом моим ступать нынче должен, дабы исправить согрешения и встать на путь праведный! Доколе не отрастет вновь твоя борода, во всём послушаться должен Воле Праотца чрез моё бренное тело вещаемой!

Клянешься ли ты, за преступления на верную смерть осужденный, отринуть прошлое своё, умерить гордыню и старику подчиняться беспрекословно? ОТВЕЧАЙ!

Скалозуб яростно закивал головой, бормоча какие-то уверения, но по опасно сузившимися глазам пророка, понял, что тот ждёт чёткого, однозначного и, самое главное, громкого ответа.

– Клянусь! – из глаз ручьём текли слёзы. – Слышите?! Я клянусь! – Скалозуб непроизвольно попытался воспроизвести возвышенный стиль речи Пастыря. – Твоё слово ныне приказ для меня, желание твоё – Воля Праотца всемогущего! Никто я теперь, чистый лист! Во всём клянусь повиноваться, докуда не искуплю грехи все свои! Покамест не очищу душу от мерзости ранее совершённой! До тех пор, пока не исполню свой долг! Прошу, указуй мне путь праведный… Дедушка.

На сей раз ответ, похоже, удовлетворил старика. Лицо гнома подобрело, чему Скалозуб, с изумлением для себя самого, невероятно обрадовался.

«Видать, моя крыша съехала следом за крышами окружающих…»

Пророк нарочито медленно повернулся к Фомлину:

– Приятно слышать предложение твоё, мудрый гном. Не выразить словами благодарность за гостеприимство любезное! Неслыханно повезло нам, слышите? – Пастырь повернулся к толпе – Сам Праотец являет вам милость воочию! Староста наш – словно истинный король эпохи минувшей! Законнорожденные от зависти должны бы кипеть, ибо та дрянь, что правит ими, и рядом с лидером Квартала не стояла!

Пророк демонстративно пожал руку Фомлину:

– Честью для меня будет жить в доме твоём! Поверьте, чада мои, вдвоём мы преобразим Безбородого! Как преобразуем в итоге и остальных! Никто не войдёт в день завтрашний не изменившись! – Пастырь вновь вскинул вверх посох. – Смотрите и внемлите событиям разворачивающимся! Ибо хоть и невероятно трудное время нынешнее, но открывает возможности безграничные! Найдёт выход ищущий! Спасётся, кто пробует, а не ропщет!

Завершил проповедь старичок в своём излюбленном высокопарно-саркастическом стиле:

– Ступайте, дети мои! Запомните всё, что слышали и видели вы сегодня! Передавайте из уст в уста братьям и сёстрам своим! Нельзя сидеть, сложа руки, ожидая великих событий, но каждый должен заниматься делом!

Да, и сыщите плотника или кузнечных дел мастера. Пора низвергнуть с трона императора, довольно гонял он в корытце дерьмо!

Ступайте же, чада! Теперь среди вас я, всяк знает, где меня отыскать.

Нехотя гномы начали разбредаться. Кларк вновь принялся жонглировать разноцветными светлокамешками, развлекая немногочисленных ребятишек. Пастырь беседовал в сторонке с небольшой кучкой особо ретивых прихожан. Хиггинс выглядел сколь же счастливым, столь и усталым. Подмигнув Скалозубу, старый учитель удалился, сказав, что будет ждать его «дома».

Один только Фомлин стоял напряжённым, до тех пор, пока Бойл не вернулся вместе с задумчивым гномом, несущим увесистый ящик. Поняв, чего от него хотят, умелец широко раскрыл глаза, но потом пожал плечами и молча стал рыться в ящике с инструментами.

Скалозуб вздрогнул от сильных ударов молотка по колодкам и вдруг ощутил поистине невероятную благодать, когда верхняя створка со скрипом приподнялась над шеей.

Он будто управлял чужим телом, настолько странным было ощущение вновь обретённой подвижности. Не веря происходящему, пробывший невероятное долгое время в жутко неудобной позе гном едва распрямил одеревеневшую спину.

Сразу закружилась голова. Земля ходила ходуном и, чтобы не упасть, Скалозуб был вынужден вновь вцепиться в колодки.

Отвращение к орудию публичного унижения, однако, быстро пересилило страх падения. Словно дитя, бывший пленник сделал маленький неуверенный шаг, затем другой и, наконец, оторвался от ненавистных колодок.

Только сейчас он заметил, что оставшиеся на площади гномы затихли и смотрят на него, как на нечто сверхъестественное. Пастырь подсказал остолбеневшему Кларку захлопнуть рот и пародирующими неуклюжую походку Скалозуба шажками подковылял к освобожденному.

– Сколь же долго ты просидел на корытце, раз почти разучился ходить? – увидев нервное мотание головы, пророк успокаивающе поднял руки. – Ладно-ладно, не боись, Безбородый! Нынче ты свободный член почётного общества нищих! Ну, или почти что свободный, учитывая клятву послушания, хе-хе-хе.

Фомлин и Бойл обступили с двух сторон Скалозуба, взяв того под руки.

– Извини, что приходится поторапливать, но нам стоит добраться до моей берлоги как можно скорее, – Фомлин казался взвинченным, то и дело оглядывался по сторонам, словно ожидая нападения. – Боюсь, далеко не всем придётся по нраву твоё освобождение. Отпустили тебе грехи или нет, для большинства ты всё ещё зло во плоти. Думаю, встреча с Дорки и его мордоворотами не лучший способ отпраздновать второе рождение, ты согласен? То-то и оно. Давайте ребята, двигаемся. Вести расходятся быстро, но мы должны быть быстрей.

Так же, под руки с двух сторон, как его когда-то приволокли на злосчастную площадь, Скалозуба теперь уводили прочь. Всё дальше от колодок, «трона», боли, страданий и унижений. Чему лишённый бороды, но обретший новое мировоззрение гном был сказочно рад.